Эпидемия

* * *

Парадная дверь, судя по всему, никогда не запиралась, ходила в петлях бесшумно и охранных приспособлений не имела. Зато висячие ступени дубовых лестниц, несмотря на солидную свою толщину, гулко отзывались при каждом шаге: туп, туп, туп.

Так вот, судя по звукам, кто-то опять проник в особняк, причем явно не в одиночестве. Участники чаепития прислушались.

— Загонщики? — встревоженно предположил Антон.

— Это вряд ли, — успокоил его хозяин и снова взял трубку. Попыхтел, окутался дымком. — Всяк осмелившийся помешать моему творческому процессу… — Последние слова композитор сопроводил двусмысленной, чтобы не сказать бесстыдной, ухмылкой. — …немедленно будет объявлен в городе пособником тихушников. А это для отшибленных, вы уж мне поверьте, страшней всего… Нет, Антон, полагаю, к нам пожаловали с другой стороны баррикад…

В дверном проеме возник и почти полностью его занял квадратный сорокалетний блондин с выдающимся подбородком. Несколько долгих секунд он молча смотрел на чаевничающих, затем разомкнул уста.

— Добрый вечер, Иоганн Себастьянович, — сказал он.

Из-за плеча его выглянула еще одна физиономия столь же волевых очертаний.

— Милости просим, — приветливо откликнулся хозяин. — Поздненько вы…

Не отвечая, первый из пришедших сосредоточился на троице террористов. Под его взглядом тех повело и скорчило.

— Что, партизаны? Мало в прошлый раз показалось? — тихо-зловеще осведомился блондин. — Вы что творите?.. А тебя-то, Громовица, как сюда занесло?

— Вот… занесло… — нехотя отозвалась она.

Вопрошающий мельком покосился на Треплева, затем приостановил на нем взгляд и озадаченно нахмурился, словно бы припоминая, где они могли видеться раньше. Не вспомнил, досадливо мотнул головой и снова повернулся к Тихонам.

— Поссорить хотите? — процедил он. — Да если нам Иоганн Себастьянович из-за ваших проделок в укрытии откажет… Единственная тихая точка между первой и третьей резервацией! Ну-ка встали все — и на выход!..

— Ничего… подобного… — посапывая трубкой, объявил радушный хозяин. — Завернули ребята на огонек… чайку попить…

— На огонек?.. — Пришелец раздул ноздри. — А мы вот на шумок…

— Да это я сам по ошибке не ту кнопку нажал, — весело глядя на грозного блондина, объяснил композитор. — Далеко было слышно?

— Далеко…

— Чайку не желаете?

— Нет, спасибо… Значит, все в порядке, говорите?

— Абсолютно!

С огромным сомнением блондин оглядел обрывки скотча на пижаме добрейшего Иоганна Себастьяныча.

— Ну что ж… Коли так, то всего хорошего. А с вами… — Взор его снова стал беспощаден. — С вами, друзья, разговор еще предстоит… Нет, но как вам это понравится! — снова вскинулся он ни с того ни с сего, при этом обращаясь почему-то исключительно к Антону. — Два места в Думе обещали — тут бы удачу не спугнуть, лояльность свою доказать, а эти… Устроили, понимаешь, треплевщину! Шестидесятилетие отметить решили! Все могилы — в цветах, на пузе у каждого — портрет! Ну и какие после этого места в Думе?

Запнулся, насупился, крякнул. Оделил напоследок Антона Треплева все тем же озадаченным взором — и вышел.

«Туп, туп, туп…» — зазвучали ступени. Потом умолкли. Юные партизаны переглянулись и обреченно вздохнули. Надо полагать, в результате сегодняшней диверсии неприятностями они себя обеспечили на много дней вперед. Иоганн Себастьянович меланхолически выколотил содержимое трубки в мельхиоровую пепельницу.

— Кто это был? — поинтересовался Антон.

— Вице-мэр первой резервации… Большой интриган, учтите… Круто в гору идет. В Думу вон, сами слышали, пролезть намерен…

— В какую Думу?

Владелец особняка и окрестностей невольно покосился на гостя, наделенного столь странным чувством юмора.

— Дума у нас одна, — напомнил он. — Невеселая, правда, но Дума…

— А что ж это он сам в дозор ходит? Людей не хватает?

— Понятия не имею. Видимо, за людьми тоже глаз да глаз нужен… Однако засиделись мы с вами. Предлагаю ночлег. Располагайтесь кому где понравится. Особняк большой — места всем хватит…