Палач Рима

По лицам легионеров Веспасиан понял: если приговор будет приведен в исполнение, это породит в их рядах новое недовольство. Он наклонился к Пету и что-то шепнул ему на ухо. Лицо Пета просветлело: он был рад найти выход из этого тупика. Он кивнул Веспасиану. Тот в свою очередь повернулся и обратился к толпе.

— Префект Пет согласен со мной, что когда это правонарушение имело место, было уже темно, и нельзя исключать того, что драчуны обознались, по ошибке приняв офицера за простого солдата. Возможно также, что этот проступок совершил всего один солдат, а не двое. Поскольку мы не можем быть уверены в том, кто именно из них виновен, мы предложим им тянуть жребий. Проигравший будет казнен. Выигравший понесет такое же наказание, что и зачинщики. Это мое последнее слово и обсуждению оно не подлежит.

Варин и двое его товарищей вытянулись в струнку.

— Центурион Цел! — выкрикнул Пет. — Уведи их. Наказание будет исполнено завтра, во втором часу. Распустить остальных.

В ответ на его слова вперед шагнул коренастый центурион с квадратной челюстью, на вид лет тридцати пяти. На голове у центуриона был шлем, увенчанный пышным плюмажем из конского волоса.

— Префект, прежде чем солдаты разойдутся, позволь мне сделать одно предложение.

Пет недовольно закатил глаза. Ему уже начало казаться, что это собрание никогда не кончится. Тем не менее он был вынужден выслушать мнение старшего центуриона, который также исполнял обязанности префекта лагеря.

— Говори, центурион.

Цел обратил на Веспасиана холодный, подозрительный взгляд.

— Я рукоплещу решению трибуна предстать перед легатом от лица простых солдат. Тем не менее, мне кажется, что его прошение имело бы еще больший вес, если с ним к легату отправится кто-то из центурионов.

По толпе пробежал одобрительный гул.

— Более того, я считаю, что из всех центурионов на эту роль более всего подходит фигура старшего из них, то есть меня.

После этих слов сдержанный гул голосов перерос в громкие крики и скандирование «Цел! Цел!».

Пет повернулся к Веспасиану и виновато улыбнулся.

— Прости, приятель, похоже, нас перехитрили, и в твоем отряде будет тот, кто меньше всего тебе там нужен, — негромко произнес он, после чего повысил голос. — Хорошо, я согласен. Центурион поедет с трибуном.

С этими словами он повернулся и, спустившись по ступеням принципии, зашагал в сторону лазарета. Веспасиан последовал за ним. На ходу он покосился на Цела. Тот одарил его улыбкой, в которой читалось плохо скрытое злорадство.

— Похоже, что центурион собрался следить за тобой, — заметил Пет, когда они шагали через тускло освещенный плац позади принципии, двигаясь в направлении лазарета.

— Да, что-то вызвало у него подозрения, — ответил Веспасиан. — Но сейчас не время переживать по этому поводу. Спорить с ним бесполезно. Гораздо важнее то, как мы объясним ему присутствие в отряде шестерых солдат царицы и как мне избавиться от Цела после моего разговора с Помпонием.

— Ответ на первый вопрос очевиден. Скажи, что ты везешь Помпонию послание от Трифены, для чего она выдала дополнительную охрану из числа своих воинов. А вот на второй вопрос ответить сложнее, — Пет выразительно посмотрел на Веспасиана.

— Мне придется его убить?

— По всей вероятности, да. Если, конечно, ты не хочешь, чтобы Поппей узнал, куда ты собрался и каковы твои истинные цели.

С этими словами Пет шагнул в дверь лазарета. Веспасиан последовал за ним.

Пет прав, подумал он, переступая порог.

Не успели они войти, как в ноздри им ударил липкий запах гниющей человеческой плоти и подсохшей крови. Пет подозвал раба, который тряпкой вытирал пол.

— Иди, приведи лекаря.

Раб поклонился и поспешил выполнить его приказание. Вскоре к Пету вышел врач.

— Добрый вечер, чем могу быть вам полезен? — поинтересовался он. Его акцент выдавал в нем грека, что, впрочем, было характерно для всех полковых лекарей в восточных провинциях империи.

— Мы хотели бы посмотреть на солдата, которого принесли сюда сегодня днем, Гесиод.

— Но сейчас он спит.

— Значит, разбуди его. Нам нужно поговорить с ним.

Лекарь настороженно кивнул, взял масляную лампу и повел их за собой вглубь лазарета. Они прошли мимо палаты на двадцать коек, причем почти все они были заняты, и далее вошли в дверь в самом конце темного коридора, в который выходили три других двери. Здесь еще сильнее пахло кровью. Лекарь остановился рядом с первой дверью.

— С тех пор как я был у него последний раз, разложение плоти заметно усилилось. Боюсь, что он все-таки не выживет.

— Вряд ли ему это нужно, — ответил Пет, входя вслед за лекарем внутрь. Веспасиан последовал за ними. В следующий миг его едва не вырвало. В нос ударил липкий, сладковатый запах гниющей плоти, от которого было некуда спрятаться. Лекарь поднял лампу, и Веспасиан увидел, почему этому солдату нет смысла жить дальше. Уши и нос несчастного были отрезаны, все лицо в ножевых ранах, на которые врач исхитрился наложить повязку. Впрочем, та успела насквозь пропитаться кровью. Забинтованы были и ладони, на которых отсутствовали пальцы, а судя по окровавленной повязке в паху, пальцы были не единственным, чего он лишился. Как только свет упал ему на лицо, раненый солдат открыл глаза и посмотрел на вошедших взглядом, полным мольбы и отчаяния.

— Помогите мне умереть, — прохрипел он. — Мне все равно больше никогда не взять в руки меч.

Пет посмотрел на лекаря. Тот пожал плечами.

— Хорошо, легионер, но сначала расскажи трибуну то, что ты до этого рассказал мне.

Легионер печально посмотрел на Веспасиана. Тот подумал, что несчастному солдату не больше восемнадцати.

— Они поджидали нас в лесу, — он произнес эти слова медленно, надрывно хватая ртом воздух. — Мы убили двоих, но численный перевес был на их стороне. Они были похожи на фракийцев, но язык их отличался от того, на каком говорят здешние жители. И еще на них были штаны.

Голос несчастного легионера сделался едва слышен. Лекарь поспешил поднести к его губам чашу с водой, и раненый жадно припал к ней ртом.

— Сначала они принялись издеваться над Постумом. Они завязали ему рот, чтобы он не мог кричать, после чего принялись полосовать его ножами — медленно. Он уже получил ранение, когда они выскочили к нам из засады, поэтому вскоре испустил дух. Один из нападавших говорил по-гречески он сказал нам, что если мы не поможем им, с нами сделают то же самое. Мой товарищ послал их куда следует. Это привело их в ярость, и они изрезали его даже сильнее, чем Постума. Я смотрел на них с ужасом, и когда они взялись за меня, крикнул, что готов помогать им. Простите меня.

— Что им было нужно? — спросил Веспасиан.

— Они велели мне опознать тебя, когда ты выйдешь за пределы лагеря. Мы прождали пару дней, а затем этим утром ты с двумя рабами отправился на охоту. Еще раз прости, я думал, что на этом мои мучения закончатся, и они оставят меня в покое. Но они обозвали меня трусом за то, что я предал своих, и двое принялись резать меня ножом, а двое других пошли следом за тобой.

— То есть их было четверо? — уточнил Веспасиан и посмотрел на Пета. Тот удивленно выгнул бровь.

— Да, господин, а теперь прикончи меня.

Пет вынул меч.

— Как твое имя, легионер?

— Деций Фалент, господин.

Пет прижал острие меча к нижнему левому ребру.

— Покинь этот мир с чистой совестью, Деций Фалент. Твое имя не будет забыто.

Придержав левой рукой ему голову, Пет вогнал под ребро Фаленту меч и пронзил ему сердце. На какой-то миг Фалент передернулся и его глаза от боли вылезли из орбит. Но уже в следующее мгновение жизнь оставила его: он обмяк и с облегчением посмотрел на Пета.