На скалах и долинах Дагестана. Перед грозою

VII

На другой день три интересных новости разошлись по штаб-квартире и в поселении.

Первая была та, что Колосову стало несравненно лучше, настолько лучше, что это признал даже обиженный Карл Богданович и во всеуслышание заявил о его полной надежде на выздоровление Ивана Макаровича. Честность старика взяла верх над его оскорбленным самолюбием, и этот поступок еще больше расположил всех в его пользу.

Вторая новость, впрочем, для многих известная гораздо ранее, было назначение майора Балкашина комендантом крепости Угрюмой и его немедленный отъезд туда, вызванный необходимостью как можно скорее привести ее в надлежащий вид, дабы она могла явиться надежным опорным пунктом для предполагаемых военных действий против Шамиля.

Третья и самая неожиданная новость — был отъезд Спиридова в отпуск и, вероятно, уход из полка. О последней новости толковали больше всего, делали всевозможные предположения, догадки, но истины, разумеется, никто не знал. Среди поднявшихся толков не раз было упоминаемо и имя Зины. Как и предполагал Петр Андреевич, многие глядели на него как уже на жениха барышни Балкашиной, а потому его внезапный отъезд был для них совершенно непонятен. Это породило целый ряд легенд, передававшихся под величайшим секретом словоохотливыми вестовщиками. К величайшей досаде майора Балкашина, знавшего обо всех этих толках, оказалось, что даже его собственная супруга, мать Зины, добродушная, но весьма недалекая Анна Ивановна была одной из тайно веровавших в возможность брака между Зиной и Спиридовым. Из-за этого между ею и мужем произошел даже крупный разговор, чуть не ссора.

Аркадий Модестович сидел у себя в комнате, наскоро приводя в порядок какие-то бумаги, как вдруг в комнату неожиданно вошла Анна Ивановна, притворив за собою плотно дверь, и без всяких предисловий обратилась к мужу с расспросами, правда ли, что Спиридов уезжает, и к тому же навсегда.

— Похоже, что так, — отвечал Балкашин, — впрочем, нам какое дело?

— Как какое дело? — вспыхнула Анна Ивановна. — Да разве мы не родители своей дочери?

— Ну, родители, что же из этого, и при чем тут наша дочь, какое она имеет отношение к отъезду Спиридова?

— Как какое? Вот это мило! — заволновалась Анна Ивановна. — Где же это видано, чтобы так поступали с благородной девицей… Ходил в дом, ухаживал, вниманием пользовался и вдруг — фьють, хвостом вильнул, как окунь, и до свиданья. Разве это резон?

Балкашин не без удивления посмотрел в глаза своей жене; в его душе зародилось подозрение, которое он захотел тут же поскорее выяснить.

— Да ты, матушка, куда же речь ведешь? Уж не считаешь ли ты Спиридова женихом Зины? Так ведь это чепуха-с, форменная чепуха-с. Разве он делал предложение? Ну-ка, отвечай?

— Предложения форменного не делал, но видимость была.

— Какая видимость, говори ты толком! — раздражительно воскликнул Балкашин. — О какой видимости ты тут рассказываешь?

— Известно какая. Все видели, что Зиночка ему нравится.

— Ну, так что ж из этого? Если нравится, значит, и жених, и на свадьбу звать? Эх ты, мелево, а еще мать называешься, сама первая повод к сплетням даешь. С чего тебе пришло в голову Спиридова в женихи рядить? Напротив, ты должна другим говорить: и не думали, мол, и в уме не держали.

— Как же не думали, я завсегда думала.

— А думала, стало быть, ты дура, и больше ничего, — сразу разгорячился Аркадий Модестович. — Думала! — передразнил он жену. — Думают знаешь кто? Умные люди да коровы на льду… Заберутся на лед, да и думают, умом раскидывают, как им со льда сойти, а нам с тобой думать не приходится. С наших дум, говорят, дураки родятся. Так ты и знай и помни, и чтобы я больше этих дурацких разговоров не слышал. Понимаешь?

Анна Ивановна, привыкшая всю свою жизнь повиноваться мужу, видя его рассерженным, немного струсила.

— Я что ж, я ничего, я не дурное что говорю, — начала она оправдываться, — я если что и сказала, то добра желаючи, по-хорошему.

— Иное хорошее хуже дурного бывает, — уже более спокойным тоном заговорил майор. — Ну, иди себе с Богом, да смотри не вздумай с чем-нибудь таким к Зине приставать, только зря смутишь девушку; она умней нас с тобой, сама знает, что и как, то-то же.