Бронепароходы

04

Роман не сомневался, что Федосьев на «Лёвшине» непременно выпустит команду из кубрика: увы, Петька благородный.

— Ваша задача, господин подпоручик, — охранять этот нефтяной склад! — чеканил Роман. — Однако посмотрите, что творится под вашей охраной!

Молодой подпоручик Василенко очень волновался: то поднимал бинокль к глазам, то опускал. Уши его смущённо покраснели.

— Ваши артиллеристы ни на что не способны!

— Мы пристреливались к фарватеру! — с обидой возразил Василенко. — А до затона дистанция очень мала, господин Горецкий, и угол отрицательный!..

— Ну так бейте прямой наводкой!

— Этот пассажирский пароход загородил нам судно противника!

Василенко имел в виду пароход «Скобелев».

— Не оправдывайтесь, а ищите пути к достижению результата!

Подпоручик действительно провалил своё задание — затон был охвачен пламенем. В клокочущем дыму невозможно было понять, что там творится: в просветах мелькали борта пароходов, рубки, мачты, колёса и завихрения огня. Рушились какие-то конструкции. Одни суда погибали покорно, без попыток спастись, другие боролись за себя, пробираясь сквозь пожар к устью затона.

Пушка снова выстрелила, откатившись от бруствера из мешков с песком, но разрыв снаряда затерялся в хаосе катастрофы.

— Видимо, вы полагали, что будете отражать десант с бронепароходов, — зло усмехнулся Роман, — а вам устроили диверсию! Зайти в затон и поджечь нефть — весьма простой замысел! Так хотя бы утопите буксир большевиков!

— Вы тоже не смогли этого сделать! — огрызнулся Василенко.

Роман уже сказал ему, что «Гордый» гнался за «Лёвшином» от Сарапула.

— Не дайте врагу вырваться отсюда! — настойчиво повторил Роман.

Ему безразлична была гибель других пароходов и потеря ценной нефти — он стремился перебить команду Нерехтина и уложить его буксир на дно, чтобы потом достать груз. И подпоручик обязан был исполнить его замысел.

Василенко побежал к артиллерийской позиции.

— Рыжов, Коновалов, Сорокин!.. — на ходу закричал он артиллеристам. — Заряжайте осколочный!..

А на «Лёвшине» Нерехтин сам встал за штурвал. Сейчас от рулевого потребуется всё его мастерство — не время испытывать навыки Дудкина.

— Дудкин, за мной от пуль схоронись! — не оглядываясь, бросил Иван Диодорыч. — Ежели меня убьют, штурвалить дале ты будешь!

Испуганный Дудкин нелепо передвинулся за спину капитана.

Из нижней команды в машинном отделении осталось только трое, считая и самого Осипа Саныча. Но Осип Саныч взгромоздился на свою откидную скамеечку так уверенно, будто ничего не случилось, и выдернул пробку из переговорной трубы. Рядом с могучей и подвластной ему машиной он ощущал себя хозяином жизни. Телеграф указывал «полный назад».

— Челубеев, поднимай пары в котле, — спокойно распорядился Осип Саныч. — Митюня, теперь ты за машинистов. Будешь агрегат разгонять.

— Да как же я-то? — удивился Митька Ошмарин.

— А вот так, — ответил Осип Саныч. — Маслёночку из-под локтя убери, уронишь… И не суй куда попало, а в ящик поставь — она ещё пригодится!

Митька взялся за вентиль регулировки давления в поршнях и вперился в манометр. Павлуха лязгал рычагом на ручной подаче мазута к форсунке.

Колёса у «Лёвшина» начали вращаться в обратную сторону, загребая под левый обнос воду с пылающей нефтью. Нефть облепляла плицы, и в прорезях кожуха заблестел огонь, словно «сияния» и вправду могли излучать свет.

Левый борт буксира горел. Языки пламени плясали на планширях, на привальном брусе, на палубном настиле, на дощатых стенках надстройки; на железной обшивке вскипала пузырями краска. Борьбой с пожаром командовал Серёга Зеров. Из каптёрки выволокли обе помпы — большую двуручную и малую. Брезентовые рукава перекинули на правый борт — нефть туда ещё не доплыла. Колупаев и Девяткин работали на коромысле, сам Серёга шарашил струёй воды по надстройке снаружи. Трещало, шипело, брызгали искры, валил пар. Яшка Перчаткин, охая, качал малую помпу, Сенька Рябухин, вытягивая шланг, бегал по каютам и поливал всё подряд — и переборки, и койки, и потолок. В дыму и в бешеной суете никто не замечал, стреляют по буксиру или нет. Наверное, стреляют. Где-то во мгле то и дело гремели по железу пули.

«Лёвшино», скрипя днищем, медленно стронулся с отмели.

В утробе стоящего рядом «Скобелева» опять взорвался снаряд, и опять полетели обломки. Мамедов чуть пригнулся в рубке, а Нерехтин не дрогнул.

— Что там Катя?

— Крычит, — просто сказал Хамзат Хадиевич.

— А Лёшка где?

— Вродэ в машину побэжал.

— Офицер-то жив? — Иван Диодорыч спрашивал о Федосьеве.

— Жив. Лэжит. Федья эго пэрэвазываэт, а колт я забрал сэбэ.

Иван Диодорыч покосился на Мамедова:

— Слышь, Хамзат, Горецкий от нас не отцепится.

— Мы же знаэм о грузэ из Госбанка, — согласился Хамзат Хадиевич.

Иван Диодорыч отвёл взгляд.

— Эта пушка добьёт нас на выходе из затона. Её надо заткнуть, Хамзат.

Хамзат Хадиевич помолчал.

— Кромэ мэнья — нэкому, да?

— Некому, — кивнул Иван Диодорыч.

«Лёвшино» тяжко дрожал от напряжения машины; колёса молотили почти вхолостую. Слева из-под кожуха выбрасывало огонь. Хрипели матросы у помпы. Шевелящийся густой дым пожара тащило с затона через пароход на берег, сверху сыпались жирные хлопья нефтяной копоти, и всё вокруг то вдруг освещалось солнцем, то меркло в дымной тени. Иван Диодорыч понимал, что отправляет друга на верную смерть. И Хамзат Хадиевич тоже это понимал.

— Ладно, Ванья, сдэлаю, — вздохнул он.

— Молиться буду, чтобы ты уцелел.

— Молысь, — грустно усмехнулся Хамзат Хадиевич. — Альошу сбэрэги.

— Прости, обнять не могу.

Хамзат Хадиевич сам неловко обнял его сзади за плечи и прижал к себе.

— Вэрю тэбе, дорогой.

В усилии сойти на глубину «Лёвшино» сблизился правым обносом со «Скобелевым», Мамедов перепрыгнул на борт чужого парохода. И буксир Ивана Диодорыча, взбивая колёсами нефтяную пену, наконец оторвался от берега, словно только тяжесть Мамедова и не позволяла ему освободиться.

По заваленной обломками галерее «Скобелева» Хамзат Хадиевич пролез к багажному отсеку, сдвинул висящую на одной петле дверь и выбрался на сходню. Перед ним открылся покатый берег: сквозь дым проступали белые башни нобелевских резервуаров, поодаль сверкал окошками чистый городок.

Вдоль берега затона Мамедов побежал к противопожарному рву. Ров был широким и глубоким — у Нобелей всё делали правильно и надёжно. Никто по Мамедову не стрелял: похоже, его не заметили. По кромке рва тянулась шпалера акаций, покрытых мелкими жёлтыми цветками. Хамзат Хадиевич ничего не боялся и ни о чём не жалел, скорее наоборот: сейчас он чувствовал непривычную полноту своего существования. У него есть инженер, которого он бережёт, и есть друг, которому он помогает. Инженеры у него и раньше были, а друга не было никогда — не та работа… Однако надо торопиться!

Ров под прямым углом повернул налево. Хамзат Хадиевич остановился и проверил кольт Федосьева. Полный барабан — шесть патронов. Этого хватит. Мамедов хорошо запомнил планировку стрелковых позиций на площадке с резервуарами. Ближе всего к нему пулемётное гнездо. Разумно предположить, что охрана использует ров как ход сообщения между позициями: значит, слева появится окоп. За жёлто-зелёной шпалерой в небо поднималась тёмная туча. Где-то совсем рядом раскатился по склону берега тугой грохот орудия.

Так оно и есть — устье окопа. И никакого часового.

Пулемётчиков было трое. Один короткими очередями бил из «гочкиса», установленного на разлапистой треноге, второй подавал патронную ленту, а третий просто сидел на бруствере из мешков, как рыбак на пирсе, и наблюдал: он ничего не опасался, потому что безоружные пароходы не могли ответить огнём. Хамзат Хадиевич хладнокровно выстрелил в пулемётчика, потом в заряжающего, потом в наблюдателя. Все трое одинаково повалились вперёд — никто из них не успел сообразить, что позиция атакована с тыла.

Хамзат Хадиевич посмотрел поверх бруствера. Из пулемётного гнезда, с возвышения, был виден весь затон — хоть и небольшой, но длинный, будто речная старица, и слегка изогнутый. И всюду в затоне, как дома вдоль дороги, стояли суда: затон казался какой-то затопленной и горящей деревней. Высокая стена из дыма отгораживала площадку с резервуарами от простора Камы. В клубящейся мгле Мамедов еле разобрал очертания «Лёвшина». Как там Ванья?.. О Нерехтине Хамзат Хадиевич сейчас почему-то беспокоился даже больше, чем об Алёше. Ванья должен вывести пароход из ловушки, должен спасти свою команду, и очень многое сейчас зависит от него, от Мамедова. Нужно, чтобы пушка нобелевской охраны молчала до тех пор, пока буксир Нерехтина не скроется вон за тем мысом, на котором торчит треугольник фарватерного знака. За мысом артиллеристы уже не достанут до «Лёвшина», и он, Мамедов, сможет уйти. Если, конечно, ещё будет жив.

Оттащив трупы пулемётчиков в сторону, Хамзат Хадиевич с натугой переместил тяжеленный растопыренный «гочкис» на бруствер справа — чтобы ударить по артиллеристам. Орудие находилось неподалёку. В прислуге было номеров пять. Снарядные суетились у ящиков с боеприпасами, заряжающий клацал замком, наводчик припал лицом к трубке панорамы. Хамзат Хадиевич проверил патронную ленту, прижался плечом к упору, прицелился, ворочая тонким стволом с воронкой пламегасителя, и нажал на спусковой крючок. «Гочкис» затрясся, полетели гильзы, мелкими толчками поехала лента.

Артиллеристов разметало — кто-то упал, кто-то шарахнулся за винтовкой. Наводчик бессильно сполз под деревянное колесо. Мамедов дал очередь по казённику орудия, надеясь повредить затвор — вспыхнули искры, блеснуло стекло разбитого прицела, затем подмёл позицию, и в воздухе повисла пыль. Брошенная прислугой трёхдюймовка замерла, как лошадь без седока.

Хамзат Хадиевич приподнял голову, оценивая обстановку. Пушку он заткнул. Теперь надо держать её под контролем, пока «Лёвшино» не выйдет из затона. Конечно, оставшиеся солдаты скоро откроют огонь по нему самому, попытаются отбить своё орудие и прикончить диверсанта. Скорее всего, они сунутся с тыла — из противопожарного рва по окопу. Значит, надо занять новое место, более удобное для обороны. Не теряя времени, Мамедов вскочил, опять поднял тяжеленный пулемёт и перебежал в окоп к шпалере акаций. Отсюда он сможет обстреливать пушку и время от времени выглядывать в ров, чтобы не прозевать нападение. Нужно забрать винтовки убитых пулемётчиков… Как всегда, в таких обстоятельствах Хамзат Хадиевич ощущал себя не бойцом в осаде, а рачительным хозяином, который приготовил всё, что требуется для выполнения задачи, и намерен спокойно выполнить сложную работу.

— Давай, дэлай свойо дэло, Ванья, — пробормотал он, заправляя в пулемёт новую ленту. — Я помогу, ты нэ пэрэживай…

На входе в окоп что-то мелькнуло… Хамзат Хадиевич одним движением выхватил кольт, протянул руку — и еле успел остановить себя. Пригибаясь, в окоп проскользнул Алёшка. Еле дыша, он приткнулся рядом с Мамедовым.

— Не ждал, дядя Хамзат? — весело спросил он, вытирая мокрый лоб.