Циклы исторических романов. Компиляция. Книги 1-10

Эпилог

Снова все тот же сон

Снится мне, Снотра злата

Видел я: ран водопады

Вкруг меня низвергались. Сага о Гисли сыне Кислого

Следующую неделю посвятили праздникам и похоронам.

Мертвые тела ирландцев погрузили на телеги, вывезли в холмы и оставили на дороге. Выжившие воины из армии Лоркана, убедившись, что это не ловушка, приехали и забрали их. Их похоронили по христианскому обряду. Во всяком случае, так думал Торгрим. На самом деле он понятия об этом не имел, да ему было наплевать.

Все его мысли и время были посвящены тому, чтобы позаботиться о своих погибших. Их следовало проводить как полагается, и прежде всего Орнольфа сына Храфна, известного как Орнольф Неугомонный. Орнольф помог им одержать великую победу, но, поскольку ценой ее стала жизнь самого Орнольфа, радости она не принесла.

Торгрим с Харальдом, опустившись на колени на деревянном тротуаре возле безжизненного тела Орнольфа, горько и не скрываясь рыдали. И плевать они хотели на то, что кто-то счел бы это слабостью. Они плакали потому, что такой человек, как Орнольф, больше не ходит по этой земле. Они оплакивали себя, потому что знали: придется жить в мире, где больше нет Орнольфа Неугомонного.

Харальд взвалил ответственность за смерть Орнольфа на свои плечи, и она давила на него таким грузом, что он едва справлялся. Но Торгрим ясно и решительно дал ему понять, что он совершенно ни в чем не виноват. Все умирают, напомнил он сыну, а для Орнольфа лучшей смерти, чем в поединке, чем в защите того, кого он любил, и не придумаешь. Последний поступок Харальда — когда он вложил меч в ладонь Орнольфа, — был самым великим актом любви из всех, которые Торгрим когда-либо видел. Так он и сказал Харальду, и притом совершенно искренне.

Своим поступком Харальд подтвердил, что валькирия поднимет Орнольфа с поля кровавой битвы и отнесет его в Вальгаллу. Орнольф будет пировать в чертоге Одина, и не было викинга, более достойного этого места. И поэтому Торгрим сам недоумевал, почему плачет. Орнольф, его любимый Орнольф еще никогда не был так доволен. Он ест и пьет в компании себе подобных, а всякие мелочи и земные заботы его больше не тревожат.

«Не об Орнольфе я скорблю», — пришел к выводу Торгрим.

После боя они нашли Старри Бессмертного. Он лежал, распластавшись на деревянном настиле, весь в крови из многочисленных ран, которые виднелись на его теле. Сперва Торгрим решил, что желание Старри наконец-то исполнилось и они с Орнольфом уже празднуют вместе за столом у Одина.

Но когда они перевернули тело, веки Старри затрепетали, он открыл глаза. Он сел, огляделся, увидел Торгрима.

— Ночной Волк… — прохрипел он. — Мы…

— Мы в Вик-Ло, Старри, — мягко, насколько мог, ответил Торгрим. — И ты до сих пор жив.

Он оставил Старри скорбеть из-за этой новости. Не стал говорить о смерти Орнольфа, и не потому, что новость расстроит Старри. То, что он сам выжил, покажется ему еще более отвратительным. Старри не стал бы оплакивать Орнольфа, он за него порадовался бы, а может быть, немного и позавидовал бы ему.

Остаток дня они приводили все в порядок, если можно было вообще навести порядок после такой битвы. Раненых перенесли в дом Фасти сына Магни, куда отослали женщин, чтобы те позаботились о них. А стол для праздника накрыли в доме Гримарра, и такого мрачного праздника Торгрим еще не помнил. Мало кто не потерял в бою друга, и все потеряли вождей, которыми восхищались: Гримарра и Орнольфа Неугомонного.

Если и осталась скрытая враждебность между датчанами и норвежцами, Торгрим ее не замечал. Ненависть Гримарра была его личным делом, и прочие датчане ее не разделяли. Яркое пламя боя прижгло открытые раны, а смертей Гримарра и Орнольфа оказалось достаточно, чтобы удовлетворить жажду отмщения. Поэтому датчане и норвежцы ели и пили вместе, рассказывали друг другу байки и истории о собственных подвигах; они спотыкались в темноте, падали на пол и засыпали прямо там, где упали.

Еще два дня ушло на подготовку к проводам погибших — таким, каких они заслуживали. Берси сын Иорунда поведал Торгриму, что они уже перебирали разные варианты, когда прощались с Фасти, и решили тогда, что кремируют его с дружиной на борту корабля Фасти. Берси, который в глазах Торгрима сейчас был главным в Вик-Ло, предложил сейчас поступить точно так же. Торгрим согласился.

Несмотря на то что Гримарр убил Орнольфа и едва не убил Харальда, Торгрим не держал на него зла. Он понимал своего противника и временами даже сочувствовал ему — что было необычным для такого человека. Он понимал, что двигало Гримарром, и не сомневался, что в его ситуации поступил бы точно так же. Гримарра обязательно нужно было достойно похоронить. Его люди не простили бы иного поведения, и мысль поступить как-то иначе даже не приходила Торгриму в голову.

Пусть Гримарр временами бывал жестоким, пусть им двигала ненависть — к Лоркану, к Торгриму, — в самом Вик-Ло многие считали его великим человеком, своим павшим вождем. Несколько лет он был их предводителем и вел их за собой, они неплохо разбогатели за это время. И он покинет этот мир с достоинством и почестями, которых заслуживают такие люди. Но Торгрим не мог забыть, как Гримарр пытался отразить меч Харальда голыми руками, поэтому не сомневался, куда после Мидгарда тот попадет.

Гримарра и остальных датчан, павших в сражении, уложили на борт «Скитальца». Торгриму показалось правильным отправить Гримарра в мир иной на драккаре его сыновей, но Орнольфа посылать в чертог Одина на этом несчастливом корабле он не хотел.

Орнольфа и погибших из команды «Скитальца» отнесли на борт «Крыла Орла», который Торгрим отдал Харальду в качестве трофея — трофея, который никто не решился оспаривать. Орнольфа уложили на огромный погребальный костер посреди корабля, остальных — на костры поменьше вокруг. Рабыню Гримарра принесли в жертву, чтобы она продолжала прислуживать хозяину в ином мире. Еще одна рабыня отправилась с Орнольфом. Ее уложили рядом с ним, и ее бледное лицо смотрело в небо.

Они убедились, что Орнольф полностью готов к путешествию из Мидгарда в Вальгаллу. На нем были шлем и кольчуга, копье и топор лежали рядом. В ножнах был самый лучший меч, который только удалось найти в Вик-Ло. Колун он с собой не забрал. Теперь Колун висел на поясе у Харальда.

Висел он там, несмотря на возражения самого Харальда. По крайней мере, сначала Харальд настаивал, что Орнольф не может отправиться к Одину без своего замечательного меча. Торгрим, в свою очередь, возражал с напором, основанным на искренней вере, что лишь одного Орнольф желал бы больше, чем иметь при себе Колун до наступления Рагнарёка, — чтобы его внук носил этот острый клинок, пока живет на этой земле. Наконец Харальд принял этот подарок. И опять расплакался.

Серое небо было затянуто тучами, стоял туман, вездесущий туман, который опустился, когда они повели «Скиталец» и «Крыло Орла» через устье реки Литрим в открытое море. Около восьмидесяти выживших жителей Вик-Ло, которые смогли взойти на борт, выстроились вдоль планширя «Лисицы» — последнего оставшегося в форте корабля. Прочие наблюдали за похоронами со стены Вик-Ло, где было достаточно высоко, чтобы видеть, что происходит за низкими берегами реки.

Несколько человек управляли кораблями с мертвыми. Когда провис буксировочный канат на «Лисице», они бросили якоря, и как только те удержали корабли на месте и был дан сигнал, они подожгли пропитанные смолой основания погребальных костров. Они оставались на борту, пока не убедились, что костры разгорелись и не потухнут, пока над ними не сомкнутся воды океана, а затем поспешили к стоящим у борта лодкам.

Торгрим, Харальд, Агнарр и Старри стояли плечом к плечу на палубе «Лисицы» и наблюдали, как огонь забирает сначала их товарищей, а потом Орнольфа Неугомонного. Мысли Торгрима вились, как дым от костра: он вспоминал, как именно Орнольф сделал его тем, кем он сейчас является, со всеми достоинствами и недостатками, и Харальда вырастил тоже он. Род Орнольфа будет жить в Харальде, его брате и сестрах, а также детях других детей Орнольфа, и в детях их детей. Кровь Орнольфа будет передаваться через годы, через поколения, разным людям, которые будут жить где угодно. Дым поднялся вокруг могучего тела Орнольфа. Его дух присоединился к реке вечности.

Прошла неделя с тех пор, как они оправили Орнольфа в Вальгаллу, и к этому времени Торгрим набрался сил, физических и моральных, чтобы вновь идти в море. Путешествие будет недолгим, оно займет самое большее дня четыре. Торгрим мог думать только об этом.

Они спустили на воду «Лисицу», которой управляла команда «Скитальца». Команда стала такой малочисленной, что небольшой корабль подходил ей как нельзя лучше. Дул порывистый холодный ветер, предвестник приближающейся зимы, но он понес их вдоль побережья, и им не было нужды садиться на весла, как только они вышли из устья реки, и между кораблем и подветренным берегом оставалась полоска воды.

Агнарр с перевязанной рукой отдавал приказы кормчему, но пока берег был относительно хорошо знаком самому Торгриму, поэтому он мог управлять кораблем сам. Мысленно, по мере того как они продвигались на юг, он отмечал знакомые мысы, заливы, пляжи.

Ночь они провели на выбранном Агнарром пляже, том самом, где останавливались корабли, когда плыли на юг под командованием Гримарра. На следующее утро, когда солнце перекрасило небосвод из черного в серый, они вновь отправились дальше.

К пункту своего назначения они прибыли пять часов спустя, когда солнце как раз перевалило зенит, однако все еще низко висело в небе на юге. Они принайтовили парус и подошли на веслах, продвигаясь очень осторожно. Уровень воды был выше, чем в последний раз, когда они здесь плыли, и волны разбивались о потаенный риф, предупреждая об опасности. Но даже если не знать о рифе, «Морской Жеребец» или по меньшей мере его половина, выброшенная на берег в четверти мили от этого места, напоминала о том, что таилось в этих водах.

Торгрим стоял на носу.

— Сейчас потихоньку, потихоньку! — крикнул он гребцам. — Отлично! Табань!

Весла по левому и правому борту остановились, замедляя скорость, с которой корабль несло на рифы. Гребцы сидели спиной к берегу, поэтому не видели угрозы. Торгрим думал, что это будет их только отвлекать, но ошибся.

Волны сперва подняли корму «Лисицы», потом она опустилась и задрался нос — как знакомы такие горки кораблям! Теперь Торгрим видел его — странный резной кусок дерева, голову носовой фигуры или что-то вроде того, который все еще служил предупреждением о рифе. Через десять минут он, Торгрим, выкажет себя либо человеком величайшей мудрости, либо полным дураком.

— Правый борт, табань, левый борт, греби! — крикнул Торгрим.

Весла заработали в противоположных направлениях, «Лисица» развернулась на киле. Пока корабль разворачивался, Торгрим отправился на корму, мимо Агнарра, к румпелю. Остановился в том месте, где два ширстрека образовывали узкую букву «V».

— Стой! — вновь выкрикнул он, и моряки перестали грести. Теперь корабль находился к рифу кормой, и волны, разбивающиеся о скалы, казались опасно близкими.