Циклы исторических романов. Компиляция. Книги 1-10

Глава третья

Главный монастырский город западного мира — это Глендалох собраний Божьих. Мартиролог Энгуса[163], ок. 800 г.

Территория к западу от Вик-Ло, земля, которую ирландцы называли Киль-Вантань, вздымалась сразу возле моря, поднималась вверх грядой высоких круглых холмов, которые уходили все дальше вглубь острова. То были не зазубренные суровые утесы ирландского побережья или родной северянам страны, но куда более пологие и радушные холмы. И в те дни ранней весны земли здесь действительно будто приветствовали прибывших и зазывали их в путешествие по цветущим долинам.

В двенадцати милях от побережья, в низине, где два озера держали воду, словно Господни ладони, стоял монастырский город Глендалох.

Христианство пришло в Глендалох двумя веками ранее, с появлением святого Кевина, который искал там лишь уединения. Оказалось, что он поступил мудро, выбрав для этого долину двух озер. Любой человек, стоя у спокойной воды и глядя вдаль, на мягкие перекаты зеленых холмов, не мог не заметить в них нечто вечное и мистическое. С тех пор в течение двух веков паломники стекались в это святое место.

Поначалу Глендалох мог похвастаться лишь простой глинобитной церковью, но позже тут возник один из величайших монастырей Ирландии, одна из твердынь веры и науки, где сохранялись и накапливались знания после того, как объединяющая сила Рима рассыпалась в прах, оставив после себя воинствующий хаос. Глендалох, исполненный монастырского духа, оброс жирком вполне земных богатств: на окружающих его полях во множестве паслись стада, а величественный каменный собор украшали золото и серебро, а также инкрустированные драгоценностями реликварии.

Собор был физическим и духовным центром Глендалоха. Массивный, как гранитный утес, он вздымался на пятьдесят футов над утоптанной землей и тянулся на сотни футов с востока на запад. Меньшие строения подсобных помещений — монастырские кельи и крытые соломой дома для паломников из тяжелых дубовых брусьев, библиотека и дом аббата — окружали огромный храм, как придворные короля. Все они были огорожены валлумом, низкой стеной, служившей не столько для защиты, сколько для того, чтобы очертить неприкосновенное монастырское поселение.

Вторая низкая каменная стена, в двухстах футах от первого вала, охватывала все земли, принадлежащие монастырю. В ее границах располагались службы более мирского назначения: пекарня, кухня, маслобойня, конюшни. Внешняя стена была выше и надежнее внутреннего вала, но крепостным укреплением тоже не являлась.

За внешней стеной, прижимаясь к ней, раскинулся город, выросший в тени монастыря, но городом он мог считаться разве что по ирландским меркам. Несколько улиц без мостовых, покрытых грязью из-за непрерывного дождя, разбегались в разные стороны, как спицы колеса, тут и там пересекаясь под странными углами с другими улочками. Вдоль них были разбросаны разномастные домишки с пристроенными к ним мастерскими. Кузнецы, стеклодувы, мясники, кожевенники и ткачи, всевозможные торговцы лепились к монастырю и процветали здесь, как мох на валуне.

Так же, как собор был сердцем монастырского поселения, городская площадь образовалась в центре прилегающего к нему города.

Квадратную площадь со сторонами длиной в сотню перчей[164] в торговые дни переполняли люди, бродящие между лотков, а в дни ярмарок и праздников здесь было и вовсе не протолкнуться. Богатые купцы и землевладельцы, решившие обосноваться в Глендалохе, селились в домах, окна которых выходили на эту площадь. Лучшие дома граничили с монастырской стеной, то есть стояли ближе всех к церкви и убежищу, которое там можно было обрести.

Именно в одном из этих домов, в лучшем из них, самом большом в Глендалохе, находился сейчас Луи де Румуа. Дом был таким же глинобитным, как и жалкие хижины ремесленников, зато его венчала высокая островерхая соломенная крыша, которая не протекала. Еще дом мог похвастаться каменным очагом и кухней, отделенной стеной от главной комнаты, а также спальнями на чердаке. Там, высоко под крышей, имелись даже два маленьких застекленных окна. Передняя дверь открывалась на городскую площадь. Задняя дверь выходила на улочку, которая вела вдоль монастырской стены и с которой открывался чудесный вид на собор в ее конце.

Луи был молодым человеком двадцати двух лет от роду, и, в отличие от большинства мужчин в Глендалохе, он не считал этот дом чем-то поистине впечатляющим.

«Неплохое жилище, — думал он, — для пастуха овечьих отар или крестьянина». Но это был действительно лучший дом во всем жалком городишке, что Луи находил смехотворным. Тем не менее он продолжал там появляться, и довольно часто, поскольку у него была на это веская причина.

На улицах Глендалоха в то утро сновало множество людей, которых становилось все больше, несмотря на дождь, поистине достойный звания кары небесной. Временные палатки выросли по периметру городской площади и рядами заполонили ее центр, на свободных местах возводили помосты. Стада животных, пригнанные из деревень, запирали в наскоро сколоченных загонах; купцы со всего юга Ирландии прибывали на повозках или с мешками за плечами, отыскивали друг друга в тавернах, где им предлагали постели и эль, или сооружали шалаши в полях. Над городом, словно дымовая завеса, дрожало предвкушение.

Монастырь Глендалоха и город, выросший вокруг него, конечно, не могли сравниться с роскошными северными фортами Дуб-Линном, Вексфордом и другими. Но в стране, населенной крестьянами, землевладельцами и мелкими королями, рассеянными по ней, как ячмень по полю, Глендалох являлся важной торговой точкой. И, будучи таковым, Глендалох принимал у себя ярмарки в течение всех тех месяцев, когда люди могли оставить свои дома, фермы, круглые форты и собраться в городе.

Среди многочисленных торговых собраний самым важным, популярным и прибыльным считалось то, к которому город готовился сейчас: ежегодная ярмарка Глендалоха.

Это был весенний праздник, первый настоящий шанс избавиться от зимней тоски и порадовать себя чем-то, что выходило за рамки обычной борьбы за выживание. Ярмарка должна была начаться не раньше чем через три недели, но приготовления к ней уже шли полным ходом.

По правде говоря, люди предвкушали ее месяцами, причем не только местные ремесленники. Купцы из таких далеких земель, как Франкия и Фризия, присылали свои товары на Глендалохскую ярмарку. Самые разные путники — в том числе актеры, жонглеры, дрессировщики, карманники и шлюхи — стекались в монастырский город в надежде зачерпнуть хоть пару горстей серебра, которое рекой текло по его улицам во время недельного празднества.

Работа кипела, но звон молотков и топоров, крики рабочих, скрип телег и рев скота почти не доносились до Луи: они тонули в шуме дождя и стонах юной ирландки, которая в этот момент извивалась под ним.

Ее звали Фэйленд, и Луи полагал, что ей около двадцати или чуть больше. Она была красива, как все те женщины, с которыми он уже спал, а спал он со многими. Кожа ее была белая и гладкая, как масло, волосы — длинные и темные, и в этот миг они, словно грива дикого животного, волной стелились по меху шкуры, на которой она лежала.

Луи начал двигаться быстрее, и Фэйленд впилась пятками ему в поясницу, не прекращая царапать его плечи ногтями. Поначалу он находил это возбуждающим, но теперь не испытывал ничего, кроме боли. Она ахала и кричала что-то, чего Луи не понимал. Он пробыл в Ирландии меньше года, а когда приехал, говорил только на своем родном франкском. Теперь он вполне мог объясняться на местном наречии, но все еще не понимал слов Фэйленд, которые она цедила сквозь сжатые зубы, выгибаясь под ним.

Однако Луи не думал, что слова имеют значение. Его немалый опыт подсказывал ему, что женщины в подобных обстоятельствах говорят обычно одно и то же, вне зависимости от происхождения. Он задвигался еще быстрее, и Фэйленд обхватила его руками, притягивая к себе и сильнее толкаясь навстречу. Теперь они оба задыхались, приближая друг друга к финальному моменту.

Затем они долгое время просто лежали, утонув в мягких мехах, сложенных на высокой скамье внешней комнаты. Когда этим утром он подошел к ее дому и тихонько постучал в дверь, оглядываясь на площадь, дабы убедиться, что никто не смотрит в его сторону, он мысленно представлял себе продолжение в спальне наверху, как бывало раньше. Но до спальни они не дошли.

Фэйленд открыла дверь, вытащила его из-под дождя, привлекла к себе и прижалась губами к его губам. Он обнял ее стройное тело, и вскоре они уже стаскивали друг с друга одежду, запускали руки друг другу в волосы, растворяясь в ощущениях. Они не отошли и на десять футов от двери.

Теперь Луи позволил дыханию успокоиться и задумался о слугах, которые обычно здесь ошивались. «Она, наверное, отослала их прочь», — подумал он. Девчонка все планировала наперед. Ему это нравилось.

А затем он услышал за спиной голос — спокойный, размеренный и холодный.

— Ну что, теперь вы закончили?

Фэйленд ахнула, и Луи скатился с нее; ему вмиг стало холодно и неуютно. В двери, ведущей на кухню, явно зайдя с черного хода, стоял Колман мак Брендан, владелец дома, самый богатый человек в Глендалохе и — в основном благодаря этому факту — муж Фэйленд.

Колман красотой не блистал. Он был как минимум вдвое старше Фэйленд, невысокого роста, коренастый, с поредевшими и поседевшими волосами. Его роскошный наряд не мог скрыть того, как расплылась его фигура. Но внимание Луи было приковано к другому, а именно к длинному прямому мечу, который Колман держал в руке. Вид оружия заворожил Луи, однако он все же задумался о том, как долго Колман стоял там, наблюдая за ними.

«Может, ему это нравится, — подумал Луи. — Может, я оказал ему услугу».

Но, нравилось это Колману или нет, настроение у него было далеко не радужное. Он сделал шаг в их направлении, и Фэйленд снова ахнула, а взгляд Луи метнулся в сторону, в поисках собственного оружия.

И тогда он вспомнил, что оружия у него нет.

— У тебя нет меча, — сказал Колман в тот же миг, как только Луи осознал этот факт. И сделал еще один шаг вперед.

Луи выпрямился.

— Ты помнишь, почему у тебя нет меча? — спросил Колман.

Луи помнил, но хранил молчание.

— Потому, что ты человек Божий, — сказал Колман. — Или ты об этом забыл?