КРАСНЫЙ ШАТЕР

Глава первая

Я почти без чувств лежала на руках Нехеси, привратника и телохранителя Ре-нефер. Он отнес меня во дворец, залитый кровью отцов и сыновей. Мои проклятые братья подняли ножи даже на младенца Ашнан, и его несчастная мать умерла, защищая сына: ей отрубили руку, которой она пыталась остановить лезвие.

Из всех мужчин в царском доме выжил только Нехеси. Когда поднялась суматоха, он побежал к покоям царя и успел спасти Ре-нефер от Левия и одного из его слуг. Царица оборонялась ножом, когда подоспел Нехеси. Он ранил моего брата в бедро и убил его приспешника. Потом он вырвал клинок из рук госпожи, которая хотела вонзить его в свое сердце.

Нехеси принес меня к Ре-нефер: она сидела в пыли посреди двора, прижавшись лбом к стене; волосы ее спутались, под ногтями была запекшаяся кровь. Прошло много лет, прежде чем я поняла, почему эта женщина не оставила меня умирать, почему гибель близких не наполнила ее яростью против меня, послужившей причиной этой катастрофы. Ре-нефер винила в смерти мужа и сына одну лишь себя, потому что она желала нашего брака и приносила жертвы богам, чтобы те соединили нас. Она отправила Салима на рынок искать меня и устранила препятствия, которые могли помешать нам безрассудно броситься в объятия друг друга. Поэтому царица взяла вину на себя и никогда не позволяла себе освободиться от нее.

Имелась у Ре-нефер и другая причина для сочувствия мне, более сильная, чем раскаяние. Она надеялась, что боги пошлют ей внука – того, кто построит ей гробницу и принесет дары, искупающие ее жизнь; того, ради кого она сможет жить. Вот почему царица не спешила покинуть Ханаан, а отправила Нехеси в наполненный рыданиями город, чтобы отыскать меня.

Слуга повиновался: молча, но с ужасом. Он знал царицу лучше, чем кто бы то ни было, – лучше, чем ее служанки, лучше, чем даже ее собственный муж. Много лет назад, когда Ре-нефер еще была испуганной юной девушкой, невестой Хармора, Нехеси вместе с ней приехал в Сихем из Египта. Слуга отыскал меня, но приказ госпожи выполнять не спешил, ибо сомневался, стоит ли умножать горе своей повелительницы, не принесет ли он ей еще большую скорбь в моем лице. Я лежала у него на руках, как труп, и если шевелилась, то лишь для того, чтобы кричать и до крови расцарапывать горло. Ему пришлось связать мне руки и закрыть рот повязкой, чтобы мы смогли выскользнуть из города в ночной темноте, не привлекая внимания.

Ре-нефер и Нехеси откопали спрятанные сосуды с золотом и серебром и увезли меня в порт Яффа, где наняли минойскую лодку для поездки в Египет. Во время путешествия случился ужасный шторм, который порвал паруса и едва не опрокинул корабль. Матросы, слышавшие, как я кричала и рыдала, считали меня одержимой демонами, которые вздымали против них воды. И только меч Нехеси помешал морякам выбросить меня за борт.

Я ничего этого не знала: оставаясь в темноте, раскачивалась вместе с кораблем, истекала потом, мечтая уйти вслед за мужем. Видимо, я была слишком молода, чтобы умереть от горя, или, быть может, обо мне слишком хорошо заботились. Ре-нефер всё время была рядом. Она смачивала мои губы, говорила со мной спокойным, ласковым тоном, как мать с капризным младенцем.

У нее появился повод для надежды. Когда наступило полнолуние, я по-прежнему пребывала в апатии и мраке, но кровь не пришла. Живот мой был мягким, груди горели, а в дыхании чувствовался привкус ячменя. Через несколько дней мой сон стал спокойнее. Ре-нефер готовила мне бульоны, которые я пила, молча сжимая ей руку в знак благодарности.

В день прибытия в Египет свекровь пришла ко мне, крепко прижала пальцы к моим губам и заговорила очень серьезно и решительно.

– Мы возвращаемся в землю моих матери и отца, – сказала она. – Слушай, что я говорю, и повинуйся. Перед братом и его женой я назову тебя дочерью. Я скажу им, что ты служила в моем доме и что мой сын взял в жены тебя, девственницу, с моего согласия. Я скажу, что ты помогла мне сбежать от варваров. Ты будешь моей невесткой, а я буду твоей повелительницей. Ты положишь рожденного тобой сына мне на колени, и он станет принцем Египта.

Ре-нефер смотрела мне прямо в глаза и ждала от меня согласия и понимания. Она была доброй женщиной, и я любила ее, и всё же что-то в словах свекрови показалось мне неправильным. Что-то пугало меня, но в тот момент я не могла сосредоточиться и определить причину своего страха. Лишь позже я поняла, в чем дело: моя новая мать не назвала сына, моего мужа, по имени, она ни слова не сказала ни о его убийстве, ни о моих коварных братьях. Мы должным образом не оплакали Салима, и Ре-нефер не рассказала мне, где похоронили моего возлюбленного. Ужас оставался невысказанным, горе мое было запечатано в сердце. Мы никогда больше не говорили о нашем прошлом, и я была связана пустотой истории, которую она выбрала и которая отныне становилась реальностью.

Я ступила на землю Египета беременной вдовой. Я надела белую тунику, как египтянка, и хотя я больше уже не была девственницей, но шла с непокрытой головой, как и другие женщины этой страны. Я несла небольшую корзину Ре-нефер, но ничто в ней мне не принадлежало. У меня не было даже клочка шерсти, спряденной моими матерями, совсем ничего, что послужило бы хранилищем воспоминаний.

На пути к расположенному на юге большому городу, где родился брат Ре-нефер, меня ждало немало чудес. Мы миновали города и пирамиды, встречали птиц и охотников, пальмы и цветы, песчаные пустыни и скалы, но я ничего из этого словно бы и не видела. Мои глаза были прикованы к реке, я смотрела на воду, погружала руку в ее темную глубину, которая была то коричневой, то зеленой, то черной, то серой, а однажды, рядом с мастерскими кожевников, приобрела цвет крови.

В ту ночь я проснулась, хватаясь за шею, захлебываясь кровью, выкрикивая имя Салима, взывая о помощи. Я звала свою мать, билась в кошмаре, который будет возвращаться в мои сны снова и снова. Сначала я ощущала на своей спине вес Салима, прекрасную тяжесть, которая полностью успокаивала меня. Но затем грудь и руки охватывала нестерпимая жара; мне казалось, что мой рот наполнен кровью мужа, а нос забит запахом смерти. Глаза мне застилала густая кровь, и я тщетно силилась открыть их. Я кричала, задыхалась, хотя при этом не издавала ни единого звука. Но я продолжала кричать в надежде, что сердце мое разорвется и я наконец-то смогу умереть.

На четвертую ночь подобных кошмаров, когда кровь снова поглощала меня, а рот открывался, чтобы принять смерть, я внезапно испытала жгучую боль, столь сильную, что дыхание мое чуть не прервалось от спазма. Я села и увидела перед собой Нехеси; плоская сторона его широкого меча была прижата к подошвам моих ног: оказывается, телохранитель свекрови ударил меня.

– Хватит, – прошипел он. – Ре-нефер больше не может этого выносить.

Он оставил меня, обессиленную и измученную, с трудом переводящую дыхание. Но с той ночи я просыпалась, как только ощущала тепло в груди. Мокрая от пота, я лежала на спине и старалась не уснуть. Я стала бояться заката, как иные люди боятся смерти.

Днем солнце прогоняло мои страхи. В утренние часы, до наступления жары, Ре-нефер сидела со мной и Нехеси и рассказывала веселые истории из своего детства. Однажды мы увидели утку, и это напомнило свекрови, как в детстве она ходила на охоту вместе с отцом и братьями (в доме старшего из которых мы надеялись обрести убежище) и подавала им стрелы. В другой раз, когда мы миновали большое строение, Ре-нефер принялась описывать дом своего отца в Мемфисе, где имелся большой двор с множеством садов и бассейнов.

Ее отец служил писцом при храме бога Ра, и жизнь его семьи протекала легко и весело.

Ре-нефер вспоминала каждого слугу и раба, которые жили в доме во времена ее детства. Она говорила о своей матери Неббетани, которую, в общем-то, совсем не знала: та умерла в родах, когда Ре-нефер была совсем еще малышкой. Девочке запомнилось, что Неббетани была очень красивой, всегда носила роскошные наряды и украшения и частенько принимала ванны с ароматическими маслами.

Моя свекровь делилась чудесными историями из своего детства и юности, вплоть до той недели, когда она покинула Египет, чтобы выйти замуж. Подготовка к отъезду была грандиозной, для нее собрали большое приданое. Ре-нефер подробно перечисляла, сколько тканей было в сундуках и сколько драгоценных камней у нее на пальцах и на шее, рассказывала, как плыла на барже до самого моря.

Я подалась вперед, надеясь узнать подробности о ее жизни в Сихеме, услышать историю рождения Салима или случаи из его детства. Но Ре-нефер остановилась на том моменте, когда впервые вошла во дворец мужа. После этого оживление ее исчезло; свекровь уже более не улыбалась и лишь смотрела перед собой пустым взглядом. Она ничего не говорила мне о Ханаане, о муже и о том, сколько раз ей довелось рожать. Она ни разу не упомянула Салима, как будто бы у нее никогда и не было сына с таким именем, словно бы он не жил на свете, не любил меня и не умер у меня на руках.

Почувствовав, что в молчании Ре-нефер пульсировала боль, я потянулась, чтобы сочувственно коснуться ее руки. Однако свекровь отстранилась и принялась с веселой улыбкой щебетать о всяких пустяках: о том, как красивы пальмы и как преуспел в жизни ее брат, ставший главным писцом и старшим жрецом Ра. Я снова уставилась на воду и не поднимала глаз, пока мы не прибыли в Фивы.

Великий город был залит сиянием заходящего солнца. На западе фиолетовые скалы окаймляли зеленую долину, усеянную ярко окрашенными храмами и знаменами зеленого и золотого цвета.

На восточном берегу стояли великолепные дома, храмы и множество маленьких беленых зданий, и всё это отливало розовым и золотым, по мере того как солнце отступало за скалы на западе. Я увидела белые навесы на крышах и призадумалась: интересно, что за люди живут там, выше всех прочих горожан?

Улицы, которые шли от реки, были шумными и пыльными, и мы быстро миновали их, стараясь достичь места назначения до наступления темноты. Запах лотоса усилился, когда стал угасать свет. Нехеси спросил у прохожего дорогу к дому писца Нахт-ре. Тот указал на большое здание, стоявшее рядом с одним из величественных храмов на восточном берегу.

Голая девочка открыла большую полированную дверь дома и, моргая, уставилась на трех незнакомцев. Ре-нефер потребовала провести ее к Нахт-ре, своему брату. Но изумленная малышка лишь молча смотрела на нас, приоткрыв рот. И было чему удивляться: перед глазами ребенка предстали египетская дама в грязной пыльной одежде, с ненакрашенным лицом и без всяких украшений, а также высокий чернокожий стражник, с мечом на поясе, но босой и еще одна женщина, явно чужеземка, в платье не по фигуре и с головой, склоненной так низко, что можно было заподозрить, будто она скрывает какое-нибудь уродство вроде заячьей губы.

Маленькая служанка не двинулась с места даже после того, как Ре-нефер повторила просьбу. Тогда Нехеси открыл дверь и сам прошел в большой зал. Хозяин дома завершал дневные дела, на коленях его лежали свитки, а возле ног сидели помощники. Он с недоумением и страхом воззрился на Нехеси, но потом, увидев Ре-нефер, вскочил, роняя документы, и бросился обнимать сестру.