КРАСНЫЙ ШАТЕР

Девушка, сидевшая у стены, заметила, что я проснулась, и принесла мне питье, положила на лоб прохладное полотенце. После чего я снова забылась. Прошло два дня, а может быть, три, и все это время я пребывала где-то между явью и лихорадочным сном. Когда жар наконец схлынул и боль утихла, я была слишком слаба, чтобы встать самостоятельно. Меня поручили заботам молодой женщины по имени Шери. Я удивилась, услышав ее имя, поскольку оно означало «малышка», а я, признаться, в жизни не встречала никого толще этой самой Шери.

Служанка вымыла меня, избавив от кислого запаха пота, принесла бульон и фрукты и поинтересовалась, чего мне хочется, пообещав раздобыть всё, что угодно. Давненько обо мне не заботились так, как эта женщина, которая видела меня впервые в жизни, и я была благодарна ей за помощь. Через несколько дней силы начали возвращаться ко мне, и я попросила Шери рассказать о ребенке, которого я приняла, и о его родителях. Служанка пришла в восторг от этого вопроса и, почуяв возможность посплетничать, уселась поудобнее.

– Ребенок здоров, – сообщила она, – и постоянно требует есть. Ну до того прожорливый, что чуть ли не кусает соски матери, – добавила Шери со злой ухмылкой.

Я узнала, что прежде, когда Ас-наат была бездетной, она вызывала у моей собеседницы сочувствие. Но теперь, исполнив наконец-то свой долг, госпожа, по ее мнению, стала слишком уж высокомерной. Шери болтала без умолку.

– Ничего, – говорила она, усмехаясь, – материнство многому ее научит. Отец назвал мальчика Менаше. По-моему, ужасное имя, но наверняка на его родном языке оно означает что-то хорошее. Менаше… Нет, мне не нравится. Слушай, а правду говорят, что ты тоже пришла в Египет из Ханаана?

Я чуть заметно кивнула.

– Да, но это было так давно… – И попросила: – Пожалуйста, Шери, расскажи мне что-нибудь еще. Твои слова заставляют меня забыть о болезни и слабости, это почти волшебство.

Служанка пристально взглянула на меня, давая понять, что лестью ее не подкупишь. Но всё же продолжила рассказ:

– А сам Зафенат Пане-ах такой противный, вечно нос задирает. – Шери явно доверяла чужеземной повитухе, коли рискнула ругать хозяина в моем присутствии. – Обожает всем рассказывать о том, с каких низов он начинал свое восхождение, как сам, исключительно благодаря своим собственным заслугам, добился успеха и нынешнего высокого положения. Небось думает, будто он один такой. Как бы не так! Просто в Египте этим не хвастаются. Многие великие люди – сановники и мастера, воины и художники – рождаются в простых семьях. Взять хоть твоего мужа, правда, Деннер? – спросила она, давая понять, что моя история для нее не тайна.

Я в ответ только улыбнулась и промолчала.

– Ханаанеянин очень красив, никто не спорит. Женщины при виде него просто голову теряют – или, по крайней мере, так случалось, когда он был моложе. Мужчины тоже восхищаются им, и не только те, кто предпочитает мальчиков. Конечно, красота не всегда приносит счастье. Вот и его, например, собственные братья возненавидели так, что продали беднягу, еще совсем юного, работорговцам. Ну и нравы же у них там в Ханаане! Ты можешь себе представить, чтобы такое произошло в египетской семье? Я каждый день благодарю богов за то, что родилась в стране Великой реки. Я бы просто не смогла жить в другом месте!

– Несомненно, – кивнула я, окинув взором ее безграничное тело и подумав, что ни одна другая земля на свете не смогла бы породить и удержать на себе такую громадину.

Шери поняла, о чем я думаю, и расхохоталась.

– Что, Деннер, не видала прежде столь большой и круглой женщины? Сам царь однажды одобрительно ущипнул меня и сказал, что я радую его взор. Ты не поверишь, сколько мужчин находят меня привлекательной, – похвасталась Шери.

После чего вернулась к истории наместника.

– Так вот, как я уже сказала, Зафената Пане-аха продали в рабство и его новые хозяева были настоящие свиньи, каких встретишь только в Ханаане. Я не сомневаюсь, что беднягу не только заставляли выполнять самую грязную работу, но вдобавок еще постоянно избивали и насиловали. Хотя о таких деталях никто, конечно, распространяться не станет. А уж тем более царский наместник. Теперь у него такое горделивое имя – Зафенат Пане-ах, что означает «Бог говорит, и Он живет». Скажите, пожалуйста! А ведь сначала этого человека называли Палкой, потому что, когда он еще только приехал в Египет, был тощим, как теперь его новорожденный сын. Прежние владельцы продали его в Фивах Потифару, начальнику дворцовой охраны, который жил в большом доме на окраине города. А поскольку Палка был умнее нового хозяина, то ему вскоре поручили присматривать за садом, а потом и за изготовлением вина. Наконец он был поставлен старшим над всеми слугами в доме, ибо Потифар полюбил ханаанского юношу и использовал его ради собственного удовольствия.

Однако жена Потифара, настоящая красавица по имени Небетпер, также смотрела на нового раба с тоской и вожделением, и они стали любовниками прямо под носом у хозяина дома. Ходили сплетни о том, кто был отцом ее младшей дочери. Во всяком случае, Потифар однажды застал их в постели и пришел в такую ярость, что отправил Палку в тюрьму.

К этому моменту я уже потеряла интерес к истории, которая, судя по всему, была бесконечной. Я хотела спать, но никак не могла остановить говорливую Шери, которая не замечала моих намеков, – даже когда я демонстративно зевала или закрывала глаза.

– А уж тюрьма в Фивах – это такое место, где заклятому врагу оказаться не пожелаешь, – мрачно произнесла она. – Отвратительная яма, где одних убивают, а другие сами умирают от отчаяния или от лихорадки; там полно сумасшедших и головорезов. Но тюремщик пожалел красивого юношу, очень разумного и миролюбивого. Он по доброте душевной подкармливал ханаанеянина, который к тому времени уже хорошо научился говорить на языке Египта. Постепенно смотритель тюрьмы, немолодой, одинокий и бездетный, стал относиться к Палке как к родному сыну. Он сделал молодого человека своим помощником, и тот следил за порядком, определяя, кому из заключенных спать возле окна, а кому возле отхожего места, и все старались угодить ему. Уверяю тебя, Деннер, – Шери с восхищением покачала головой, – этот человек словно бы наделен особой силой: он выделялся повсюду, где бы ни оказался.

Тем временем старый царь умер, а у нового была привычка за малейшие прегрешения бросать подданных в темницу. Если хлеб за обедом казался ему невкусным, он мог отправить пекаря в тюрьму на неделю, а то и дольше. Чашники, виноделы, сапожники, даже дворцовые стражники вынуждены были томиться в заключении, и там все они встречали Палку. Он поражал их величественными манерами и умением толковать сны и предсказывать будущее. Так, например, одному горькому пьянице Палка заявил, что тот не проживет и недели, и когда того нашли мертвым – нет, не убитым, просто годы увлечения спиртным взяли свое, – арестанты провозгласили Палку оракулом. Чашник, которого освободили из тюрьмы, повсюду рассказывал о юноше, что умеет читать будущее. Сам царь заинтересовался этим, послал за Палкой и заставил его истолковать несколько снов, которые мучили его месяцами.

Если хочешь знать мое мнение, – сказала Шери, – то разгадать эти сны было не так уж и сложно. Костлявая рыба съедала жирную, тощие коровы затаптывали тучных, а семь мертвых стеблей пшеницы поглощали семь полных колосьев. Любой мало-мальски толковый колдун из числа тех, кто с помощью птиц предсказывает на рынке судьбу, запросто с этим справился бы. Но сны преследовали и пугали глупого царя, и его порадовало известие о том, что у него в запасе есть семь урожайных лет, чтобы подготовиться к грядущему голоду. И тогда он поселил помощника тюремщика, неграмотного иноземца, у себя во дворце и возвысил его надо всеми. Я думаю, твой сын, Деннер, уже рассказал тебе, что этот так называемый Зафенат Пане-ах полностью зависит от Ре-мосе. Представляю, как возгордится наш наместник теперь, когда он вдобавок ко всему прочему стал еще и счастливым отцом. – Тут Шери фыркнула и, решив наконец-то заняться делом, принялась перестилать мне постель.

За работой она продолжала ворчать под нос:

– Подумать только, вчера этот сумасшедший потребовал, чтобы его сыну обрезали крайнюю плоть. Нет, одно дело совершить обрезание взрослому юноше, способному выдержать такое испытание. Но крошечному младенцу! Прямо сейчас! Это лишний раз доказывает, что рожденный варваром таким на всю жизнь и останется. Ас-наат, бедняжка, как услышала об этом, так завопила благим матом и понеслась прочь, как ошпаренная кошка. И ее можно понять.

– Иосиф! – прошептала я в ужасе, сама не веря в это. Шери посмотрела на меня в недоумении:

– Что ты сказала, Деннер?

Но я уже в изнеможении закрыла глаза. Теперь я поняла, что это была сама судьба: неспроста меня вызвали в Фивы, и не случайно Шери рассказала мне бесконечно долгую историю наместника.

«Нет, – уверяла я себя, – подобных совпадений не бывает, это совершенно невозможно. Все дело в лихорадке, ослабившей мой разум».

Я лежала на кровати, тяжело дыша, и комната кружилась у меня перед глазами.

Шери заметила, что со мной творится что-то неладное.

– Эй, Деннер, тебе нездоровится? Скажи, чем тебе помочь? Может, хочешь поесть? – Она встрепенулась, заслышав шаги за дверью. – Ну вот, это подкрепит твои силы. Сын пришел тебя навестить. Сейчас принесу вам чего-нибудь немного освежиться, – пробормотала служанка и оставила меня наедине с Ре-мосе.

– Рад видеть тебя, мама, – сказал он с формальным поклоном, но, когда увидел мое лицо, искренне встревожился. – Ма, да что с тобой? А мне сказали, что ты уже пошла на поправку. Может быть, я не вовремя и тебе лучше отдохнуть?

Я ответила, что и впрямь очень слаба, и отвернулась лицом к стене, так что сыну волей-неволей пришлось выйти из комнаты. Я слышала, как Шери за порогом бормотала какие-то объяснения, как удалялись по коридору его шаги. И это было последним, что я осознала, прежде чем заснула.

Шери рассказала Ре-мосе о нашем разговоре и повторила слово, которое я произнесла, прежде чем погрузиться в лихорадочное забвение. Вот так и получилось, что мой сын с именем «Иосиф» на устах без предупреждения вошел в тот день в большой зал, где царский наместник сидел один, ласково нашептывая слова утешения своему первенцу, которому утром совершили обрезание.

– Иосиф, – бросил Ре-мосе, и это прозвучало как вызов.

И тот, кто был известен как Зафенат Пане-ах, испуганно вздрогнул.

– Ты знаешь женщину по имени Деннер? – поинтересовался мой сын.

Мгновение Зафенат Пане-ах молчал, а потом переспросил:

– Дину? – Он пристально посмотрел писцу в глаза. – У меня была сестра по имени Дина, но она давно умерла. Откуда ты взял это имя? И что ты знаешь про Иосифа?

– Я все расскажу тебе, но сперва хочу узнать, как она умерла, – ответил Ре-мосе. – Таково мое условие.

Угроза, прозвучавшая в его голосе, удивила Иосифа. И хотя он сидел на троне, а рядом были стражники, готовые выполнить приказы царского наместника, он почувствовал себя обязанным ответить писцу. Прошла целая жизнь с тех пор, как он в последний раз слышал собственное имя, более двадцати лет он не произносил вслух имя сестры.