Будда

Слоны выбежали на поляну. Татхагата отделился от людей и никем не удерживаемый пошел навстречу лесным великанам. Он казался маленькой желтой точкой, а слоны походили на серые, расплывающиеся на огромном синем холсте пятна, и это прибавляло страха, уж очень быстро пятна увеличивались, обтекая Татхагату. А когда помнилось, что слоны смяли Просветленного, случилось нечто неожиданное: слоны прекратили издавать глухие трубные звуки, в горячем воздухе сделалось напряженно и тихо, возникло такое чувство, что в природе произошло замешательство, и она заскорбела, узрив кончину Татхагаты. Люди долго не поднимали глаз, не то чтобы ужас сковал их, как раз нет, ужас появился в самом начале, а потом увял, утек куда-то, обозначилось другое, нестерпимое, вдруг подумалось, что Татхагаты не будет с ними, а значит, не будет надежды на освобождение от страданий, и уж никому не справиться со своими желаниями, которые подобны саранче: все поедают в душе, и крохотного спокойного уголка не отыскать… «Как же так, о, Боги? — думал каждый из них, запамятовав про свою сдержанность. — Я поверил Татхагате, и все во мне осветилось, знаю, тот свет от Владыки, запустившем Колесо благого Закона. И вот нет ничего, и темнота снова наплывает на мою душу и скоро поглотит ее. О, Боги!.».

Была желтая точка и — серые пятна, что все расползались, растекались… Но скоро они стали казаться не пятнами, а тенями… и тогда как бы сама по себе, ни от кого не зависимо, одинаковая для всех, обожгла мысль, что Татхагата вынужденно поменял форму. Его уже не видно, вокруг только слоны, а вон еще один слон появился, белый, сияющий, слоны обступили его, потянули к нему хоботы… И люди вдруг подумали: уж не Татхагата ли это?.. Не зря же им вообразилось, что белый слон появился на том месте, где стоял Татхагата. Да, Владыки благого Колеса не стало, он как бы растворился в пространстве, а скорее, превратился в слона, белого, сияющего… Но вот слон исчез, и люди опять узрили Просветленного, а возле него могучих обитателей тропического леса, и были слоны спокойны и совсем не проявляли ярости, сгрудились вокруг Татхагаты и вроде бы со вниманием слушали его, а он и в самом деле что-то говорил, до людей доносились отдельные слова. Потом слоны пошли к лесу. Человек по имени Яшас, среднего роста, крепкотелый, приблизился к Владыке благого Колеса и сказал:

— О, Учитель, мы стали свидетелями чуда, совершенного тобой. По всей земле возникают общины, куда входят твои ученики. Эти сангхи[30] немногочисленны, в них по пять-десять человек. Я тоже надел желтое рубище и обрил голову. Я принял саттапати[31] и стал монахом, а теперь возвращаюсь из дальнего странствия: я был во многих местах и говорил со многими. Везде люди спрашивают о тебе и хотят исповедовать твою веру.

Татхагата тепло посмотрел на Яшаса:

— У того, кто свободен, кто отринул узы, прежде связывавшие его, нет лихорадки страсти, она чужда ему. И он совершает странствия и несет свет Дхаммы в чужие земли. И за это карма его очистится. Мудрецы, как лебеди, покинувшие пруд, оставляют жилища, которые стали им тесны. Они ничего не имеют, зато свободны от желаний. Нередко люди смотрят на странников с недоумением. Их путь, как у птиц в небе, труден для понимания. Но это путь к очищению сердца, к спасению.

Татхагата закрыл глаза и точно бы наяву увидел все, что отдалено от него. Но что ему расстояния!.. Да, вот они, последовавшие за ним, принявшие пять, данных им обетов: не убий, не укради, не прелюбодействуй, не пьянствуй… Они стали бхикшу и ныне понимали жизнь как вечное волнение дхарм[32], те движутся, неустанно приводя к созиданию и к разрушению… Тот, кто осознал это, был вправе погрузиться в Нирвану, отрекши на земле рожденное, в той жизни вроде бы и есть что-то, но призрачное и слабое, вот подует ветер и унесет все подобно песчинке…

Входящий в Сангху, отвечая на вопрос: «Не отрицаешь?.». — говорил сурово: «Нет, не отрицаю…» Среди них были кшатрии и ваисии, аскеты, бритоголовые, в желтых лохмотьях, сделавшиеся братьями и в почитании слабого, хотя бы и вчерашнего чандалы обретшие если и не успокоение, то отраду для сердца, возжелавшего любви. Они часто покидали свои жилища, а то и пещеры, взяв кружки для подаяний и деревянный посох. Иной раз люди поступали с ними жестоко, подталкиваемые браминами, оскорбляли, но и тогда в темных лицах бхикшу не было неудовольствия, все ими принималось с покорностью. Они и посреди шумного многолюдья умели сосредоточиться, вдруг точно бы закаменевали, ища созерцания… В новолуние монахи собирались вместе, и тогда наступало время покаяния, и всяк из них проявлял искренность, ничего не утаивал. Когда же сотворялось противное этому, что-то происходило с людьми, и они уже не верили неповинившемуся, и тот вынужден был уйти из Сангхи. Отказавшиеся от богатства, приобретшие высшую духовную чистоту, они становились приближенными к архатам и все вокруг точно бы обретало дивное сияние, когда они говорили:

— Прибегаю к Будде, прибегаю к Дхамме, прибегаю к Сангхи, как к разрушителям моего страха перед жизнью. И я восстаю из тьмы и вижу свет. Я хочу очистить сердце. Я жажду очищения подобно тому, как обожженный горячим солнцем жаждет глотка воды.

Татхагата вздохнул, он знал: все же есть среди людей, прислонившихся к Сангхи, и те, кто пришел не по сердечной устремленности, и он сказал:

— Если ткань грязна, то как не погружай ее в синюю, желтую или зеленую краску, цвет будет нечистым. Если сердце не открыто для добрых дел, мое учение не примется им. Человек нищ не потому, что носит желтую одежду. Но он и то, и другое, и третье сразу, если сердце его тянется к свету.

Татхагата со вниманием поглядел на учеников, на Яшаса, на тех, кто стоял рядом с ним:

— Есть три вида человеческого деяния. Это — слово, поступок, мысль… Что губительнее для души человека? Нет, не слово и даже не поступок, а мысль. Злая мысль преследует его, подобно тому, как колесо повозки тянется за копытом коня. Бойтесь недоброй мысли, о, почтенные!.. Но если человек говорит и действует, подчиняясь благой мысли, счастье будет сопровождать его, как собственная тень.