КРАСНЫЙ ШАТЕР

Тут к Гере подошел какой-то парнишка со скошенным подбородком. Она протянула ему кусок хлеба и отослала прочь.

– Это был Шела, – пояснила девушка, – сын Иуды и Шуи. Он слабоумный, но добрый. У моего дяди была еще вторая жена по имени Тамар, которая родила ему сыновей Перетца и Зераха, а также дочку Дафну, мою лучшую подругу. Она считается в нашей семье первой красавицей среди молодого поколения. А вон идет Хеся. – Гера кивнула в сторону женщины почти моего возраста. – Это жена Иссахара, еще одного сына Лии. У них четверо детей: три сына и дочь Тола, которая стала повитухой. Дафна унаследовала от Рахили красоту, а Толе достались ее золотые руки.

– А кто такая Рахиль? – спросила я, надеясь больше услышать о своей прекрасной тете.

– Да это же мать твоего господина, – ответила девушка, удивленная моим невежеством. – Хотя откуда бы тебе знать ее имя? Рахиль была второй, самой любимой женой Иакова. Она была удивительной красавицей и умерла, родив Беньямина, моего отца.

Я кивнула и похлопала племянницу по руке, заметив, что форма пальцев у нее точь-в-точь, как у Рахиль. – Продолжай, дорогая, – попросила я. – Расскажи мне больше. Мне нравится, как звучат имена членов твоей семьи.

– Дан был единственным сыном Билхи, – продолжила Гера. – А сама она была третьей женой Иакова, служанкой Рахили и той, что возлежала с Рувимом. У Дана есть три дочери от Тимны, их зовут Эдна, Тирза и Берит. Все такие добросердечные женщины, они самоотверженно заботились об Иакове.

Зелфа была четвертой женой моего деда, служанкой Лии, и она родила ему близнецов. Старшим был Гад, который очень любил свою жену Серах-Имну. Но она умерла, рожая четвертого ребенка, единственную дочь, которую назвали Серах. Знаешь, она поет лучше всех, – сказала Гера. – Асир, брат-близнец Гада, женился на Орит, – продолжила она. – Их старшая дочь Арели на прошлой неделе родила девочку, чье имя Нина, самую младшую в семье.

Нафтали, сын Лии, женился на Йедиде. У них шестеро детей и две внучки: Елишева и Ванья, – продолжила свой рассказ Гера. И вдруг поинтересовалась: – А что, у дяди Иосифа только два сына? А дочерей у него нет?

– Пока нет, – ответила я.

Тут моя собеседница заметила двух молодых женщин и энергично кивнула в их сторону.

– Это две дочери Зевулона, сына Лии. Их мать Ахава родила шесть девочек, представляешь? Мне нравится, когда они принимают меня в свой круг. С ними весело! Лиора, Маалат, Гия, Яара, Ноадья и Яэль, – перечислила она своих двоюродных сестер, загибая пальцы. – Так приятно иногда посплетничать, а они всегда знают все новости.

Именно они рассказали мне историю про сына той женщины из Сихема, который убил себя. Говорят, бедняга повредился в уме, – добавила она, понижая голос, – когда узнал правду про своего родного отца.

– Что же могло вызвать у него такое отчаяние? – спросила я.

– О, это ужасная история, – ответила она тихо.

– Часто такие истории интереснее всего слушать, – заметила я. И попросила: – Расскажи мне, пожалуйста.

– Хорошо, – кивнула Гера, откладывая веретено. И начала свой рассказ, глядя мне прямо в глаза. – Как говорила тетя Ахава, у Лии кроме множества сыновей была еще одна единственная – дочка. Должно быть, редкая красавица, потому что она вышла замуж не за кого-нибудь, а за благородного принца из Сихема. Он был сыном царя Хамора!

Царь сам пришел к Иакову и предложил ему щедрый выкуп за невесту, однако Симону и Левию этого показалось недостаточно. Они утверждали, что их сестру якобы похитили и обесчестили и что с этим мириться нельзя. Они подняли такой шум, что царь ради своего сына, который без памяти любил дочь Лии, удвоил плату.

Но мои дядюшки все никак не успокаивались. Левий и Симон всячески пытались препятствовать этому браку и в конце концов потребовали, чтобы все жители Сихема совершили обрезание и стали частью племени Иакова.

Ну а дальше мои двоюродные сестры рассказывают такое, что я полагаю, будто они сами всё это выдумали. Якобы принц согласился сделать обрезание! Да и не только он сам, но и его отец, и все мужчины в городе! Согласись, что вряд ли на свете есть люди, которые способны на такую любовь. Однако, если верить легенде, принц согласился, и всем мужчинам в городе сделали обрезание. Ну а потом…. – Приближаясь к скорбному финалу истории, Гера для пущей выразительности понизила голос и придала лицу мрачное выражение. – Через две ночи после обрезания, в то время как мужчины Сихема еще стонали от боли.

Левий и Симон ворвались в город и коварно убили принца, царя и вообще всех мужчин, которых нашли. Они забрали скот и женщин, в том числе и ту, которая потом родила Симону сына. Когда мальчик вырос и узнал о подлости своего отца, то с горя пошел и утопился.

Я не поднимала глаз от веретена, пока моя собеседница рассказывала эту историю.

– А что стало с сестрой? – поинтересовалась я. – С той, которую так любил принц?

– А вот этого никто не знает, – вздохнула Гера. – Я думаю, бедняжка умерла от горя. Серах сочинила песню о том, что ее забрала Царица Небесная и она превратилась в падающую звезду.

– И как же ее звали? – тихо спросила я.

– Дина, – сказала она. – Мне нравится это имя. Если у меня когда-нибудь будет дочь, я назову ее Диной.

Гера больше не упоминала о единственной дочери Лии, вернувшись к сплетням о своих многочисленных родственниках. Девушка болтала так до самого вечера, не давая мне и слова вставить, а потом спохватилась и уже хотела было расспросить и о моем житье-бытье тоже, но тут, к счастью, настало время ужина. Так что я вежливо извинилась, встала и ушла.

Иаков умер той ночью. Я слышала приглушенные женские рыдания и задавалась вопросом: интересно, кто из невесток оплакивает старика? Бенья обхватил меня обеими руками, но я не чувствовала ни печали, ни гнева. Рассказ Геры принес мне покой и умиротворение. История Дины была слишком ужасной, чтобы ее можно было забыть. Пока жива память об Иакове, мое имя не будет забыто. Все самое худшее со мной уже случилось в прошлом, и мне нечего было опасаться будущего. Я оставила дом Иакова в гораздо лучшем настроении, чем Иосиф.

Утром Иуда приготовился везти тело Иакова в Ханаан, чтобы похоронить его в родной земле. Иосиф наблюдал, как останки нашего отца подняли и поместили в его собственные золоченые носилки, которые он отдал для похоронного шествия. На прощание Иуда и Иосиф обнялись в последний раз.

Я пошла прочь, но прежде, чем достигла своего шатра, почувствовала на плече чью-то руку и, обернувшись, увидела перед собой Иуду, лицо которого выражало неуверенность и стыд.

Брат протянул мне что-то зажатое в кулаке.

– Это тебе от нашей мамы, – выговорил он с трудом. – Перед смертью она позвала меня и приказала, чтобы я отдал это ее дочери. Признаться, я тогда подумал, что Лия сошла с ума, – сказал Иуда. – Но она предвидела нашу встречу. Мать никогда не забывала тебя, и хотя Иаков строго-настрого запретил это делать, она все равно говорила о Дине каждый день, пока не умерла. Прими же прощальный подарок от нашей матери Лии. Надеюсь, Дина, что ты обрела мир. – С этими словами он что-то вложил в мою руку и ушел прочь, низко склонив голову.

Я взглянула на ладонь и увидела кольцо с лазуритом, первый подарок Иакова Рахили. Сначала я хотела окликнуть Иуду и спросить его, почему вдруг наша мать прислала мне знак любви Иакова к ее сестре. Но потом передумала: разумеется, мой брат не мог этого знать.

Было так приятно снова увидеть реку. После жары холмов объятия Нила казались сладкими и прохладными.

А ночью, в объятиях Беньи, я рассказала мужу все, что услышала от Геры, и показала ему кольцо. Я призналась, что меня озадачил этот подарок, и предположила, что следует помолиться, чтобы небеса послали мне сон, который раскроет сию тайну. Но неожиданно именно Бенья дал мне ответ. Поднеся мою руку к свету и разглядывая кольцо глазами, привычными к красоте, он сказал:

– Возможно, твоя мать хотела дать тебе таким образом понять, что простила сестру. Должно быть, это был знак того, что она умерла умиротворенная, с чистым сердцем, и желает тебе того же.

Слова мужа отозвались в моей душе, и я вспомнила, как еще во времена моего детства Зелфа сказала однажды в Красном шатре: «Мы все рождены от одной и той же матери».

Тогда я была еще слишком мала, чтобы понять смысл ее слов. Теперь же, прожив целую жизнь, я знала, что это правда.

Обратное путешествие было лишено каких-либо примечательных событий, и мои руки оставались праздными, однако я сильно устала. Мне хотелось поскорее вернуться в свой дом, увидеть Шиф-ре и ребенка Кии, который родился за время моего отсутствия.

Я ужасно беспокоилась, когда мы на целых три дня задержались в Мемфисе, но скрывала тревогу ради Беньи. Вечерами муж возвращался с рынка, переполненный увиденной там красотой. Он с восторгом рассказывал о шелковистой поверхности оливкового дерева, о необычайно черном эбеновом дереве, об ароматной древесине кедра. Он приносил куски сосны и учил сыновей Иосифа вырезать из нее безделушки. Мне Бенья тоже купил подарок- кувшин в форме ухмыляющейся Тауэрт, богини – бегемотихи, которая заставляла меня улыбаться каждый раз, когда я на нее смотрела.

Когда мы вышли из Мемфиса, чтобы совершить последнюю часть путешествия в Фивы, к ладье наместника прицепили баржу, нагруженную самыми лучшими бревнами. Накануне ночью мы простились с Иосифом. Он сказал нам, что горевать не нужно. И пообещал обязательно позвать меня, если Ас-наат снова будет ждать ребенка.

Но я-то почему-то была уверена, что мы с ним больше не встретимся.

– Иосиф, – сказала я, – нам не дано знать, что случится дальше. Желаю тебе здоровья, – прошептала я, прикоснувшись к щеке брата рукой, на которой было кольцо его матери. – Я буду думать о тебе.

– Я тоже буду думать о тебе, – ответил он мягко.

А утром лодка, в которой плыли мы с Беньей, повернула на запад, чему мы оба были очень рады.

После возвращения домой жизнь наша потекла по-прежнему. Новорожденный сын Кии был спокойным ребенком, и он так мило лепетал, когда его мать оставляла малыша мне ночью, отправляясь принимать роды у других женщин. Теперь я редко сопровождала ее, потому что старела.

По утрам ноги мои болели, а руки плохо слушались, но всё же я считала себя счастливой, потому что не превратилась в беспомощную вздорную старуху. У меня хватало сил, чтобы поддерживать порядок в доме и заботиться о Бенье. Он по-прежнему оставался сильным и уверенным в себе человеком с ясными и добрыми глазами, а его любовь к красоте и ко мне была такой же постоянной, как и солнечный свет.

Последние годы моей жизни выдались очень хорошими. У Кии родились еще двое детей, второй мальчик и девочка: эти карапузы мигом захватили мой дом и покорили сердце моего мужа. Каждый день они осыпали нас бесчисленными сладкими поцелуями.

– Вы мое молодильное зелье, – говорила я, ласково щекоча малышей и смеясь вместе с ними. – Вы поддерживаете эти старые кости. Вы удерживаете меня в этом мире.

Но никакое счастье не в силах изгнать смерть навсегда, и мое время пришло. Я почти совсем не страдала. Проснулась однажды ночью, чувствуя в груди невероятную тяжесть, но потом боль отпустила.