Пока смерть не разлучит...

26

Снова она — та девица, что дважды приходила утром. Одета бедненько, провинциально, но видно, что аристократка. Спина прямая, как доска, кожа прозрачная, пальцы тонкие. В первый раз спросила: "Могу я видеть госп… гражданина Марата?" И когда писала записку к нему, ни разу не задумалась — писать для нее дело привычное. Что ей нужно от Марата? И такая настырная… С Симоной она говорить отказалась. Записку сложила несколько раз и загнула углом. Секреты… Симона не стала читать, очень надо.

Неужели нельзя оставить человека в покое? Ходят и ходят целый день напролет: то по делу, то справиться о здоровье… Какое уж тут здоровье. С конца июня Марат не вылезает из серной ванны, иначе всё тело нестерпимо зудит и чешется; его донимает мигрень, но он по-прежнему работает: правит гранки, пишет письма в Конвент… Кожную заразу он подхватил весной, когда прятался в канализации от контрреволюционеров в Конвенте, жаждавших его крови. Как раз три месяца тому назад, тринадцатого апреля, депутаты приняли декрет о его аресте — испугались подписанного им циркуляра, призывавшего к восстанию и безжалостному истреблению заговорщиков в Конвенте. Но Марату совершенно не следовало принимать такие предосторожности, его бы всё равно не выдали. Даже когда новый министр юстиции Гойе установил слежку за разносчиками "Газеты Французской Республики", чтобы узнать, где прячется Марат, у него ничего не вышло. Никто не донес, хотя здесь, в секции Французского театра, Марата знает каждая собака. Ровно через десять дней после выдачи ордера на его арест Марат сам явился во Дворец правосудия, чтобы взглянуть в глаза своим обвинителям. Присяжные его оправдали, увенчали лавровым венком и вынесли из Дворца на руках.

Бессмертный защитник народа и прав,
Гроза властелинов, свергающий троны,
Он Равенство славит, тирана поправ.
Достоин лишь он гражданина короны!

Кто это сочинил? Кажется, Жозеф Шенье. Хотя, может, и не он.

Двурушники из Конвента ненавидят Марата, потому что он не боится говорить правду, какой бы страшной она ни была. Петион назвал его чудовищем, когда Марат сказал, что для безопасности Франции нужно снести двести семьдесят тысяч голов, — но ведь Марат врач, а разве врач не прописывает больному кровопускание, чтобы излечить от лихорадки? Он один думает только об отечестве, а не о себе. Когда прошлой осенью Ролан выклянчил у Национального собрания деньги на "патриотическую прессу", Марат не получил ни гроша, потому что не собирался прославлять мудрость "фракции государственных мужей". Тогда он открыто обратился за деньгами к герцогу Орлеанскому и специально развесил эти афиши по всему Парижу! Конечно, никаких денег у герцога Марат не взял: типографию на улице Кордельеров устроили на деньги Симоны — нечаянное наследство от старшей сестры. Марату и этим кололи глаза: мол, живет на содержании у женщины. Она не просто женщина, она его жена! Да, их не венчали в церкви — они соединились пред Высшим Существом, в храме Природы. Раз оковы религии разбиты вместе с цепями тирании, зачем следовать старым предрассудкам? Только Марат говорит то, что думает и делает то, что говорит. Только он один. Дантон, например, мало того что обвенчался, так еще и с большим трудом нашел для совершения обряда кюре, не принесшего присягу, — другим его святоша-жена не доверяет! Сам уплатил ее приданое и еще оформил договор о раздельном пользовании имуществом. Он просто купил эту девочку, чтобы она стала нянькой его детям-сиротам! А потом уехал в деревню, отказавшись от места в Комитете общественного спасения, — он, видите ли, устал! Тогда как Марат…

Что?.. Марат просит пропустить к нему эту… нормандку. Ну что ж, пусть идет. Дверь в чулан останется приоткрытой, мало ли что.

В прихожей консьержка сгибает свежие экземпляры "Публициста французской Революции", пахнущие типографской краской; разносчик ждет, чтобы отнести их в военное министерство. На кухне прислуга размешивает глину с миндальной водой — когда посетительница уйдет, Марат выберется из ванны, и Симона покроет этой жижей его язвы на ночь… Долго они там еще? Без четверти восемь… Из чулана доносится женский голос, перечисляющий имена. Марат отвечает… Он вскрикнул! Ах ты…

Красная вода в ванне, нож на полу — вот она, гадина! Симона схватила девицу за волосы сквозь чепец.

— Сюда! Убивают! — закричала она.

Прибежали разносчик, консьержка, Катрин — младшая сестра Симоны. Из груди Марата толчками выплескивается алая кровь. Нет!.. Он смотрит на Симону; на его губах пузырится розовая пена. Нет, не умирай!..

Сосед-хирург помог ей достать Марата из ванны, наложил повязку, пощупал пульс… Надо перенести его в спальню.

Дом полон людей, вся улица уже знает… В гостиной комиссар полиции допрашивает эту мерзавку. "Имя? — Шарлотта Корде. — Место жительства? — Кан. — А здесь, в Париже? — Гостиница "Провидение" на улице Старых августинцев. — Возраст? — Двадцать пять лет…" Судебный пристав просит Симону присутствовать при опечатывании бумаг покойного. Да, конечно… Она отвечает на вопросы и подписывает бумаги, словно автомат. Улица взорвалась гневными воплями — это убийцу повезли в тюрьму.