Гладиатор для неё

Глава 7

Стояла уже глубокая ночь, когда Германус с Дакусом возвращались домой. Шли не быстро, оружие и снаряжение, которое использовали для выступления, они несли на себе. Дакус, без стеснения, не останавливаясь, рассказывал другу о своей удаче. Он в красках описывал, как у него получилось закрутить за один вечер и с опытной патрицианкой, и молоденькой спелой рабыней. Германус посмеивался над другом, и всю дорогу подкалывал его.

Когда они прошли стену, отделяющую центральную часть Рима и бедные кварталы, то попали в Субуру. Здесь все разительно отличалось от кварталов с особняками богатых граждан. Дома в четыре-пять этажей стояли вплотную друг к другу. Их фасады были серыми и сплошь расписаны пошлыми словами, и такими же картинками. Стены домов в облупленной, местами отваливавшейся, штукатурке. Рядом лежали кучи мусора, в которых рылись собаки и крысы. Лужи и ручьи сточных вод то тут, то там пересекали улицу, преграждая дорогу. В них, местами, накиданы кирпичи или брусчатка. Это чтобы хоть как-то перейти мутную воду. Зловонный запах гниения и человеческих испражнений усиливался с продвижением вглубь этих кварталов.

Знаменитая Субура зияла огромным чирьем на теле столицы мира. По окраинам города во множестве располагались и другие подобные районы. Но Субура была самой известной, и самой неприятной для добропорядочных граждан Вечного города.

Этот район бедноты и нищенства находился в низине между холмов. Во время дождей все воды потоками стекались сюда, неся с собой грязь и мусор. Как только правители, от префекта города и консулов до самих императоров, не пытались исправить это район. Приукрашали его, ремонтировали. Некоторые здания, особенно уродливые и ненадежные, даже сносились и отстраивались заново. Каждый год десятки пожаров сжигали халупы с пожитками и, часто, вместе с их жильцами.

Для вигилов, городских стражников и пожарных, не было большего наказания, чем попасть в кагорту в Субуре. Количество их постоянно увеличивали и подкрепляли кагортами соседних кварталов. Но безопасности не становилось больше. Пожары, обрушения зданий, грабежи, разбои и убийства — были постоянными спутниками проживающих здесь. В конце концов, кто-то из правителей распорядился обнести высокой каменной стеной эти кварталы. Пытаясь так решить проблему нелицеприятной картины.

Не смотря на все ужасы этого района, многие небогатые граждане хотели жить в Субуре. Из всех бедняцких районов только этот, вплотную, примыкал к самому центру Рима. В каких-то пятнадцати минутах хода отсюда находился Форум и все центральные городские храмы. И значит главный рынок и торговые лавки. Они нуждались в обслуживании и складах, а попросту говоря в рабочих руках и недорогих помещениях поблизости.

Именно в этих знаменитых кварталах и арендовали комнату Германус с товарищем. После выступления с ними щедро рассчитались и теперь они шли при деньгах. Как известно серебро притягивает к себе тех, кто хотел бы его заполучить.

Только они миновали сторожку вигилов, и прошли по длинному переулку, к ним приблизилось с полдюжины темных личностей. Они сразу окружили их вплотную.

Когда Германус назвал себя и своего друга от них отошли. При этом вежливо и добродушно поприветствовали и пожелали доброй ночи. Гладиаторов знали и любили во всех сословиях. За их боями и, особенно, победами следили все.

Германус предложил их главному заглянуть днем к нему. Мол, у него есть некое дельце.

* * *

— Это было нечто, Атилия. Такого со мной еще не было.

Серселия не могла сдержать своих эмоций и рассказывала о прошлом вечере в подробностях. Они сидели в теплом бассейне центральных терм. На том месте, откуда их не могли видеть и подслушивать. Рядом на лавке сидела Фелица и рабыня Серселии.

Атилия иногда посматривала на реакцию своей служанки. Та робко прятала глаза, смотря в пол, и Атилия улыбалась. Сама ситуация теперь ее веселила.

— Да у меня, такой жаркой ночи ни разу в жизни не было, — Серселия даже не пыталась подбирать слова, и говорила словно простолюдинка на кухне, — Он такой напористый жеребец. Покрыл меня как кобылу на лугу. Скрывать не буду, я опытная в этом деле. Но так — впервые. А что, кстати, тот высокий светловолосый, не согласился?

— Нет, — Атилия отрицательно покрутила головой для убедительности.

— Гордый значит. Ну и ладно. Этот тоже крепок и неплох собой. От таких жарких ночей рождаются здоровые дети. Надеюсь родить черноволосого сына-крепыша. Такое надо обязательно повторить, и не раз.

— Да, Серселия, Луций просил, что бы это было в его отсутствии. Он догадывался, что ты захочешь повторить. Ближайшие дни с утра до вечера он будет занять в казначействе. Так что на днях можешь приезжать.

— Соседи увидят меня и гладиатора у тебя, и все поймут, — Серселия уже говорила спокойно без эмоций, — Пожалуй, я повезу мужа в наше поместье на недельки две-три. Ему полезен свежий воздух. Ну и там есть дом для гостей. Тайного гостя надо привезти, так что бы никто лишний не видел.

— Рассчитывай, что он будет выступать на боях, которые устраивает император. А это уже скоро.

— Спасибо, дорогая, ты так добра ко мне. Я знаю, как тебя отблагодарить. Слышала что-нибудь про вавилонскую щекотку? — Серселия лукаво улыбаясь, посмотрела на нее.

Атилия отрицательно покачала головой. Подруга поднялась и жестом позвала следовать за ней.

Они уединились в закрытой комнате для массажа. Выпили немного вина с фруктами. Потом Серселия пригласила раба из Вавилона, который раньше уже делала им массаж.

Все лишние были отосланы во двор.

Сначала Атилию растирающими движениями раб очень быстро и интенсивно массировал. После этого пучком из страусовых перьев стал нежно водить по всему телу. Это было приятно и все мышцы разгоряченные растиранием расслабились. Затем вавилонянин развернул Атилию, и уложила ее на спину. С этой стороны тела проделал тоже самое, но задержался перьями на ее грудях. От этого Атилия стала возбуждаться.

Вавилонян, слегка раздвинув ее ноги, нежно водил пучком между них. От таких прикосновений по телу Атилии пробежала дрожь. Она открыла глаза и посмотрела на Серселию. Та лежала на своей тахте, положив голову на ладонь и, упершись в локоть, смотрела на подругу.

— Расслабься, милая, этот парень знает что делать, — Серселия говорила мягко, — Это моя тебе благодарность за помощь.

Она почувствовала прикосновение. Сначала Атилия напряглась. Но это было очень приятно, и она решила не противиться. Позже Атилия запрокинула голову, и глаза закатились. Из ее приоткрытого рта непрерывно вырывались стоны. Она ощущала, будто ее тело поднялось в воздух и висит, не прикасаясь ни к чему.

Атилия раньше, иногда, сама ласкала себя, но это было по-другому. Все тело Атилии напряглось и произошло это. Всю ее сначала затрясло. После яркая вспышка в глазах, и полнейшее расслабление.

Она услышала, как глубокий протяжный стон с эхом заполнил всю комнату. Через мгновение поняла — это был ее стон.

* * *

Эктор, узнав, что его сирийка сильно избита и не сможет прийти, послал за лекарем греком. Этот старик лечил и его рабов. Он ему хорошо заплатил и, стал расспрашивать о здоровье Сиры. Тот уверенно отвечал, что не меньше десяти дней она не сможет выходить. Шрамы на спине и руках рабыни останутся навсегда.

Еще он пожаловался, как часто ему приходится лечить рабов Луция Цецелия от избиений. В основном это оказывались женщины. Но такого серьезного случая уже давно не было. Лекарь вспомнил как несколько лет назад, еще при другой жене, Луций скинул с лестницы очень молодую рабыню. Как он ее не лечил, она не выздоровела, и даже теперь передвигается с трудом. Он часто видит ее у Пантеона — нового главного храма города. Увы, несчастная вынуждена просить милостыню. Бывший хозяин просто выставил ее на улицу за ненадобностью.

Эктору надоело слушать пустую болтовню старого зануды. Он несколько раз махнул рукой, давая понять, что ему это не интересно. Лучше пусть скажет, что сирийка передавала на словах для него. Грек задумался на время, потом неожиданно вспомнил. Сира просила передать, как к ней вечером заходили Атилия с гладиатором. Она потребовала рассказать ему о том, кто с ней это сотворил. Еще сирийка передавала, что сделала все, чтобы хозяйка к ней сильно привязалась. Она приходит ее навестить каждый день.

Эктор отпустил грека. Сам стал размышлять, как можно использовать все услышанное.

* * *

Атилия проснулась, после того как кто-то вошел. Она не понимала, сколько времени спала. Открыв глаза, увидела в полумраке пустую лежанку рядом. Видимо Серселия ушла. Шаги Фелици она помнила на слух — вошла не ее рабыня, а кто-то чужой. Такое ей уже не нравилось.

Приподнявшись, Атилия обнаружила перед собой толстого банщика. Он стоял и пялился. Она вскочила, прикрываясь простынею, так как все еще оставалась голая. Он приблизился.

— Я узнал о твоем секрете, — произнес с ехидной улыбкой, — Не бойся, не расскажу Луцию. Я твой друг.

Банщик подходил ближе. Она, желая отстраниться, отступала назад.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю.

Атилию хоть и застигли врасплох, она старалась держаться подобающе патрицианке.

— Все ты понимаешь. Твоя связь с Германусом, — Эктор уже не улыбался, — Ваша интрижка стала мне известна. Но я согласен молчать. Я на многое для тебя готов. Конечно, если будешь ко мне добра.

Сделав еще шаг назад, она уперлась в стену. Дальше отступать некуда. Банщик смог подойти к ней вплотную. Его неприятное лицо приблизилось к ней. Противный запах его пота стал отчетливо слышен.

— Отойди от меня. Если ты сейчас не уйдешь — я обязательно сообщу Луцию.

— Ничего ты ему не скажешь. Потому что он сразу узнает о вашем заговоре против него.

Банщик схватил простынь, которой Атилия прикрывалась. Вырвал ее из рук, и швырнул на пол.

— Хватит строить из себя святую, — он говорил громко, — Ты спала с гладиатором. С этим варваром! Значит, и со мной будешь. И тебе придется сильно постараться.

— Я сообщу префекту города о твоих махинациях на ставках. И еще кое о чем. Тебя вышвырнут из Рима!

Она уже не сдерживала возмущения. Но страх все же сковывал ее. Атилия выставила руку вперед. Это немного помогло отстраниться от него.

— Тогда и твоего мужа вместе с тобой вышвырнут, — Эктор уже говорил не так громко, — Луций и не даст что-либо рассказывать. Да и не поверит тебе никто.

— Зато поверят в то, как ты подглядываешь за женами и дочерьми римских патрициев! Я доложу о твоей тайной комнате. Отойди!

— Ах ты, стерва! — он ударил ее ладонью по щеке и голову повернуло налево, — Я вырву тебе язык!