Гладиатор для неё

Глава 32

Наглый купец, с отвисшими щеками, предложил Германусу вновь выйти на арену. Только так он сможет вернуть огромный долг перед ним. Пытался убедить, что это будет всего один раз.

Германус не стал спорить — спокойно сказал о своей травме и клятве перед богами не участвовать в боях. Он предложил бесплатно охранять караван на пути к Долмации. Немного подумав, купец согласился. Лишь предупредил о первостепенных делах на Сицилии перед дорогой. Германус принял условия.

«Что я должен охранять?».

«Живой товар, который норовит сбежать».

«Ты торгуешь людьми?», — с сомнением спросил Германус.

Ему бы пришлось отказаться, если бы это оказался работорговец. «Продавцы мяса», как их называли римляне, вызывали отвратные чувства у бывшего гладиатора.

«Нет, овцами», — спокойно ответил купец.

Вечером Германус пришел в морской порт Остии. Он отыскал корабль, отбывающий к Сицилии, и дождался возле него купца. Он прибыл в окружении все той же свиты из трех человек. Как только они поднялись на борт — судно отчалило.

Ночью все его переживания и сомнения подтвердились. Пристав к берегу в тихом месте, они стали кого-то ждать. Позднее, лунный свет помог увидеть Германусу, как на борт заводили связанных людей. Значит, он нанялся не просто к работорговцу, а к тому, кто занимался этим нелегально. Те несчастные, скорее всего, похищены разбойниками для продажи именно вот таким «купцам».

Германус, в порыве гнева, захотел убить своего работодателя и, спрыгнув за борт, скрыться на суше. Ему хватило ума этого не сделать. На берегу он легко мог бы попасть в лапы все тех же разбойников, и оказаться в числе проданных подобным образом. Ему часто доводилось слышать, как на Сицилии скупали рабов, не задавая лишних вопросов.

«Очень плохая примета начинать дела с обмана! Боги такого не любят», — грубо сказал он купцу.

«О чем ты? Я же говорил, что торгую овцами. Посмотри, как покорно они заходят в трюм», — ответил тот и рассмеялся.

Трое помощников ржали словно лошади, вторя хозяину.

Германус догадался — его самого собираются продать на острове где римские законы ничто. Он начал обдумывать план побега.

На следующий день, ближе к вечеру, они вошли в бухту Неаполя. Причаливать не стали — бросили якорь на рейде рядом с каким-то городком. Работорговец со своими помощниками, дождавшись с берега лодки, отбыли.

Сначала Германус задумал поднять бунт и угнать корабль, освободив невольников. Полтора десятка вооруженных матросов стали причиной от подобного отказаться. Никаких союзников в этом деле у него нет. Он сам по себе. Один, среди недругов. Его даже к гребцам на нижнюю палубу не пускали. Они, наверняка, так же захваченные рабы. Если бы ему удалось их освободить, тогда, вполне возможно, они бы стали на его сторону. Только вот там, внизу, прогуливались еще пятеро надсмотрщиков.

Спал Германус на верхней палубе, подложив себе под голову мешок со своим барахлом.

Среди ночи его разбудил шум. Оказалось — это хозяин судна вернулся с дружками. Они позвали Германуса к себе в палатку, которая располагалась на корме этой же палубы.

Зайдя внутрь, он обнаружил всех четверых пьяными. Ему тоже предложили выпить.

«Я хочу услышать о твоем самом первом бое», — едва выговаривая слова, сказал работорговец.

Все они лежали на тюках с соломой. Один из его помощников уже успел заснуть.

«Да там и рассказывать нечего. Нас, целой толпой, загнали на маленькую арену. Дали нам, какое-никакое оружие, и выпустили разъяренных вепрей. Всех кто выжил — продали в школу гладиаторов в Капуе».

«О! А я знаю там парочку наставников. Привозил для них товар».

Купец осекся после этих слов. Видимо, ему не хотелось обижать бывшего гладиатора и раба.

«Я хочу подружиться с тобой, Германус. В Риме ты знаменитость. Сам император делал ставки на твою победу. Скажи, как так вышло, что Луций, казначей Адриана, наткнулся на нож? И это произошло после твоего боя на арене Флавиев».

«Не знаю, — пожав плечами, ответил бывший гладиатор, — Я лежал без сознания. Потом пришлось заново учиться ходить. Твой нубиец чуть не прикончил меня».

«Да, я выгодно их тогда продал, — с ухмылкой произнес тот, — Эктор, приятель Луция их купил».

Тут Германус понял — его обманули дважды. Работорговец сначала настаивал на долге перед ним, утверждая, что нубийские бойцы принадлежат ему. Теперь вино развязало его язык, и он даже не заметил, как проговорился.

От злости Германус чуть не вскипел, но сдержал себя. Решив, что еще не настало время для мести.

«Мои жеребцы из Каппадокии выиграли тогда два забега из пяти», — продолжал хвалиться купец.

Так, болтая и выдавая себя за пьяного, Германус дождался, пока они все уснут. Последним захрапел работорговец. Подойдя к нему, он взглянул на длинный кинжал, который висел на поясе спящего. Бывший гладиатор потихоньку достал его из ножен. Это было оружие из восточных провинций. В Риме такие носили только иностранцы.

На палубе послышались шаги. Германус застыл в ожидании.

* * *

Путешествие, запланированное Адрианом, началось на следующий день после пира в его дворце. Около трех десятков небольших речных судов отправились вниз по течению Тибра. Для всей свиты места не хватило. Длинная череда телег, в сопровождении преторианцев, выдвинулась из Рима в сторону Остии.

Атилия, оказалась на «женском» корабле. Вместе с ней находилась Сира и все приготовленные вещи. Всего на судне разместили около двадцати пассажирок из императорской семьи.

Самые близкие и знатные плыли на другом корабле, вместе с августой Сабиной. На судне же где находилась Атилия, родственницы, так называемого, второго круга.

Никто из них, на ее удивление, не хотел с ней общаться. Тут вообще все разбились на группки и посторонних в них не допускали. Эта ситуация слегка расстроила Атилию. Радовало, что таким составом они шли лишь до Остии.

В морском порту они пересели в большие триремы. Император расположился на флагманском сексиреме, огромном корабле, с тремя рядами длинных весел. Теперь места хватило всем. Даже несколько военных суден загрузили лошадьми. Больших кораблей оказалось более тридцати. Еще было с полтора десятка либурн, они поменьше, но значительно быстрее остальных судов.

Атилию заселили в один из шатров на корабле супруги Адриана. Здесь ее соседками стали молодые патрицианки со своими служанками. Спали они все на тюфяках сверху покрытых коврами.

В море ее стало сильно тошнить. Казалось, будто все вокруг качает. Ее мутило лишь от упоминания о любой еде. Она совсем ничего не могла есть. Состояние было подавленным, как после отравления несвежей рыбой. К счастью через три дня они вышли на берег в каком-то городе.

Ступив на землю, она по-прежнему все еще ощущала качку. Обретенная твердая почва под ногами давала надежду восстановиться.

Обедать смогла только хлебом. Зато от запаха еды уже не выворачивало.

Они обедали прямо на берегу, сидев на расстеленных покрывалах. В присутствии Адриана ей прислуживала все та же молоденькая рабыня. Личных служанок не допускали.

Император, видимо, заметив ее бледный вид, поинтересовался:

— Милая, это волны Посейдона отняли у тебя живой цвет лица?

— Да, августейший. Я раньше никогда не выходила в море.

— Мой лекарь даст тебе специальную настойку из травы блошницы на уксусе. Она должна помочь. Кстати, — он стал говорить громко, чтобы все услышали, — Мы запаслись этим лекарством для каждого. Присылайте своих рабов к моему врачу, когда понадобится. Греки научили меня справляться с этим недугом вином, разбавленным морской водой. Гадость редкостная, хочу я вам сказать, но помогает.

— Мне помогает ломтик лимона во рту, — посоветовал личный секретарь императора.

Ужинали и ночевали они на вилле наместника. Настойка, которую принес лекарь Адриана, оказалась очень действенной. Ею необходимо было смачивать нос. Она сильно пахла уксусом и немного перечной мятой и еще чем-то. Зато на следующее утро Атилия проснулась в отличном настроении.

Уже вернувшись на корабль, и использовав настойку еще раз, она поняла, что морская болезнь ее отпустила.

Стоя на борту верхней палубы, она, наконец, смогла насладиться окружающими видами. Все судна шли не далеко от берега. Атилия любовалась высокими горами, покрытыми густым зеленым лесом, словно пышным ковром. Светлые скалы подступали к самому морю. Вода будто бы светилась ярко-бирюзовым цветом.

Воздух очень освежал. Появилась некая легкость. Казалось, можно прямо сейчас взлететь, как те чайки, кружившиеся с криками вслед за кораблем.

— Ты, небось, подумала, что тебя мутит от беременности?

Неожиданно спросил ее кто-то, вырвав без церемоний из мира красоты и мечтаний.

Атилия обернулась и ахнула. Рядом с ней стояла августа Сабина. Она пришла одна. Служанки и охрана остались на некотором расстоянии от них.

— С таким мужем, как Антиной надо будет сильно постараться, чтобы зачать ребенка.

Супруга Адриана говорила очень невежливые слова, влезла в личное пространство. Но голос и тон ее звучали безразлично. Наверное, она хотела себя хоть чем-то развлечь от скуки.

Атилия стояла молча, не могла найти, что ответить. Хотя статус ее собеседницы обязывал это сделать.

— Прошу меня простить, августа, — едва выдавливала из себя слова в замешательстве, — Но я не понимаю о чем вы.

Жена императора осмотрела ее с ног до головы. Повернулась к морю и произнесла:

— Тем хуже для тебя, — снова звучал безразличный тон ее голоса, — Думаешь, твой жених испытывает симпатию к тебе?

— Уверена, так и есть. Иначе, зачем ему соглашаться брать меня в жены.

— А почему ты согласилась? Может ни тебе, ни ему не предоставили выбора, — скорее утверждающе, чем вопросительно сказала Сабина.

— Прошу простить мою дерзость, но разве вы видели хоть одну женщину в Риме, которой бы дали право выбора? По-моему отцы и старшие родственники решают за кого нам выходить замуж. Как повелось и так будет. Лишь мужчины у нас имеют на это право.

Супруга Адриана вновь очень внимательно посмотрела на Атилию. Заглянула в самые глаза.

— Здесь ты права. Но не во всем. Касаемо Антиноя могу сказать — будь у него выбор, он бы не взял тебя в жены. Разве ты не чувствуешь его безразличие к себе?

Удивление Атилии не дало шанса найти ответ. Она совершенно не понимала, зачем августа Сабина затеяла подобный разговор с ней. Чего добивалась? Она стояла молча с вытянутым лицом и ждала дальнейшего развития событий.

— Тебе очень сильно придется постараться, чтобы хоть ненадолго привлечь внимание Антиноя. Желаю удачи с этим, в первую брачную ночь.

Произнеся последние слова, августа удалилась от нее. Атилия же вошла в полный ступор. Она смотрела ей вслед. Лишь одна мысль заняла весь ее разум: «Что все это значит?».

* * *

Дождавшись пока шум шагов удалится, стараясь не шуметь, он склонился над храпевшим «торговцем мясом». Закрыв ему рот ладонью, Германус одним точным ударом в сердце, вонзил кинжал. Его храп прекратился навсегда, он умер едва дернувшись.