Гладиатор для неё

— Стоп! Я тебя через слово не понимаю. Кто кого стукнул, кого повели, чем накрыли? Ты можешь нормально говорить?

Парень стушевался и, обиженно, замолчал. Он с надеждой посмотрел на Сиру.

— Госпожа, он сказал: разбойника, принесшего голову главаря, арестовали. На него донесла управляющая публичного дома, что он зарезал кого-то из знатных. Его увели в тюрьму, так чтобы никто не видел.

— Ну, а я же так и сказал!

— Откуда рабыня мясника об этом знает?

— Да, ясное дело — служанка префекта у них берет мясо для стряпни хозяину. А хахаль еешний писарем у самого префекта.

— Все. Ты меня утомил своей болтовней. Хватит на сегодня сплетен. Вот тебе сестерций за хорошую весть. Теперь в городе будет меньше разбойников.

— Ха, госпожа, да вы наивны. Свято место пусто не бывает. А за монетку благодарствую.

Он спрятал деньги за щекой и вышел.

Атилия понимала, что вместо Жмыха и его дружков появятся другие, со временем. Только именно тот, чья голова висела на арке Субуры, не сможет теперь отомстить Германусу. Именно это ее успокаивало.

После того случая ничего особенного не происходило. Если удавалось выбраться, Атилия полдня проводила в термах. Занималась гимнастикой, а после наслаждалась баней. Народу тут поубавилось. Когда раскрылось, что предыдущий управляющий подглядывал и подслушивал — знатные девушки стали реже сюда ходить.

Дни, в которые не удавалось выйти в термы, тянулись монотонно. Вместе с Сирой они пряли и ткали покрывало с узором. Решили подготовить подарки — она для Антиноя, Сире поручила соткать в благодарность посыльному. И сама же, от нечего делать, подшучивала над ней за это. Служанка надувала губы и обижалась. Атилию такое немного развлекало.

По ночам, когда не могла уснуть, часто вспоминала Германуса. Особенно поцелуй с ним. Она не должна была такое допустить. Если бы кто-нибудь узнал — последствия оказались бы не предсказуемыми. Атилия не собиралась так с ним целоваться, думала, просто чмокнуть на прощание. Вышло совсем не просто.

Лежа в постели, в ночной темноте, она дотрагивалась до своих губ. Медленно водила, едва касаясь, кончиками пальцев. Старалась вспомнить те ощущения. Иногда, почти удавалось, и это казались непередаваемо волнительные и приятные моменты.

Поделиться таким она ни с кем не смела. Даже произносить вслух его имя — означало выдать себя. Но и не думать о нем не получалось.

Так прошло две недели.

Однажды, когда они с Сирой собирались в термы, прибежал их посыльный. Видно очень торопился, дышал тяжело, как после бега.

— Госпожа, Атилия, — сказал он, едва не задыхаясь, — Вас просит к себе император. Как приготовитесь, я вас провожу.