Король Теней

Глава сорок третья

Мэтью собрал всю свою волю в кулак, чтобы постучать в дверь Кардинала Блэка, когда из-за поворота коридора внезапно появился Маккавей ДеКей.

— Я рад, что нашел вас, — сказал ДеКей. — Вы должны пойти со мной.

Резкие нотки в голосе придавали лицу, наполовину скрытому маской, дополнительного напряжения, которое передалось Мэтью.

— В чем дело?

— Ваш друг. Хадсон. Он умирает.

Он умирает. Мэтью не помнил, когда в последний раз кому-то удавалось выбить у него почву из-под ног двумя словами.

— Но что случилось? Как же…

— Фрателло сказал мне, что Хадсона отнесли к доктору. Он ждет внизу, чтобы отвести нас к нему.

Мэтью не мог разобраться ни в своих мыслях, ни в словах, которые слышал. Проклятый остров затуманивал его разум.

— Хорошо, — пробормотал он и ошеломленно повторил: — Хорошо…

Следуя за Фрателло под ярким солнечным светом и омраченным вулканическими серпантинами небом ДеКей рассказал Мэтью о том, что приключилось с Бромом Фалькенбергом, и о том, что Хадсон попытался убедить его сдаться. Рано утром один из табачных плантаторов обнаружил Хадсона — всего в крови с тяжелой раной от меча — на дороге. Его сразу же отвезли к доктору Лучанзе.

— Он, должно быть, пролежал там всю ночь, — тараторил ДеКей. — Потому что он отправился в путь вчера утром.

— Боже мой! — воскликнул Мэтью, шокированный этой ужасной новостью. — Почему мне никто не сказал?

— Хадсон запретил вам говорить. Я поступил, как он велел.

Пока они шли по задымленным улицам, со стороны дворца раздались два колокольных удара, и горожане, мимо которых они проходили, останавливали свою деятельность, чтобы послушать, как эхо разносится меж зданиями.

Очевидно, король Фавор звонил в колокол из своих личных покоев.

— Для чего этот колокол? — спросил Мэтью маленького человека, обладавшего, ко всеобщему удивлению, походкой великана.

— Это не ваша забота, — ответил Фрателло. — Мы сворачиваем здесь, ваш друг находится через две улицы отсюда, выше по склону.

ДеКей посмотрел на вывески, теперь казавшиеся ему зловещими. Покинув Апаулину вчера — после того случая с маской — он вернулся во дворец и попытался разобраться в происходящем в тишине своей комнаты. Но он не находил никакого смысла в своих мыслях, и это настолько парализовало его страхом, что он отказался от ужина. Он смотрел на свое лицо в зеркале Апаулины и видел его здоровым, без уродливых шрамов. Как такое могло случиться? Возможно, он сходил с ума… Но ведь и Апаулина тоже видела его лицо, она назвала его красивым. ДеКей продолжал думать о том, что сказал Мэтью, прокручивая эту мысль снова и снова. Этот остров меняет нас.

Это было невозможно. Остров… должен быть просто островом. У него не могло быть ни души, ни мотивов… ни злого умысла. Но ДеКею хотелось поговорить об этом, и он задался целью вновь обсудить это с Мэтью, когда представится такая возможность.

— Здесь, — сказал Фрателло.

Они поднялись по каменным ступеням и вошли в дверь дома, выкрашенного в ярко-желтый цвет, с навесом в красную и белую полоску. Когда Мэтью переступил порог вслед за Фрателло и ДеКеем в помещение, которое в Нью-Йорке могло служить одновременно гостиной и аптекой, он испугался самого худшего. Ему ничего не оставалось, кроме как держаться за свои страхи и сосредотачиваться на настоящем моменте. Мысли бросались врассыпную, мешая ему изучить уставленное бутылками с растительными настойками и другими препаратами помещение.

Вчера поздно вечером он спустился в гавань, чтобы изучить лодки. Фонари мерцали тут и там, вздрагивая от прикосновений ветра. Небо на другой стороне острова приобрело красноватый оттенок, и над дымящимся конусом вулкана можно было увидеть несколько вспышек огня. Если он взорвется, вся Голгофа будет обречена.

Мэтью вышел на пирс, чтобы найти самую прочную лодку, привязанную к причалу. У него не было особого выбора: все лодки были около двадцати пяти футов в длину, оснащенные системой простых парусов. Лучшей Мэтью показалась «Амика» — та самая лодка, на которой островитяне впервые приплыли к «Немезиде».

Мэтью посмотрел на звезды, которые в настоящее время были скрыты завитками дыма. Сможет ли он осуществить задуманное, руководствуясь тем, что узнал из книги по астронавигации? Управлять парусами несложно, поскольку он многому научился на корабле капитана Джеррела Фалько, когда уплывал с Острова Маятника Профессора Фэлла. Он рассчитывал, что справится. Побег из этого ужасающего места должен быть совершен завтра ночью.

Пока Мэтью брел обратно на холм ко дворцу, голгоф снова заревел, шум эхом прокатился по городу и добрался до чернеющего моря. Мэтью стиснул зубы в решимости…

— Сюда, — сказал Фрателло, пока они проходили через приемную врача. Они зашли во вторую комнату, где стояло с полдюжины кроватей и располагалось еще больше полок с различными жидкостями. Также здесь было множество плетеных корзинок с сухими листьями и стеблями каких-то растений, которые Мэтью не мог идентифицировать.

Здесь, на третьей кровати, накрытый простыней под бдительным контролем мужчины в очках, одетого в коричневые панталоны и белую рубашку с закатанными рукавами, лежал Хадсон Грейтхауз, чье лицо было пугающе серым на фоне постельного белья. На его подбородок и левое плечо были наложены повязки, часть которых виднелась над краем простыни. Глаза Хадсона были закрыты, растрепанные волосы влажными прядями падали на лоб. Мэтью с ужасом подумал, что его друг уже мертв, но, оттеснив Фрателло и ДеКея и подойдя к кровати, он заметил, что грудь Хадсона слабо вздымается, а лицо блестит от пота.

Доктору на вид было за сорок, венок песочных волос обрамлял лысую загорелую макушку. Он собирался поднести к губам Хадсона какую-то коричневатую жидкость в деревянной ложке, но отвлекся на посетителей: поднял глаза, кивнул вновь прибывшим, а затем заговорил со своим пациентом на языке острова. Он ткнул ложкой Хадсону в рот. Глаза раненого медленно открылись. Они были мутными и залитыми кровью.

— Prendere[65], — сказал доктор. — Rilassati, rilassati e goditi[66].

Понял его Хадсон или нет, неизвестно, но его губы разомкнулись, и он принял лекарство. Затем доктор тихо заговорил с Фрателло.

— Он говорит, что этот мужчина получил ужасную рану на левой стороне живота, — перевел Фрателло. — Лучанза делает все возможное, но ваш друг потерял очень много крови, и Лучанза опасается, что он скоро скончается. Это лишь вопрос времени. Конечно, он промыл рану и наложил швы, но… это сложно. Поэтому наш врач старается сделать так, чтобы ему было как можно комфортнее.

Мэтью стоял у кровати, глядя сверху вниз на серое, блестящее от пота лицо. Голова Хадсона слегка повернулась, он приоткрыл глаза, в попытке рассмотреть размытую фигуру над собой.

Мэтью не знал, что сказать. Он даже не осознал, что с его губ срываются слова:

— Во что ты, черт возьми, вляпался?

Ответа не последовало. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая лишь тяжелым дыханием Хадсона. И вдруг на его лице появилась страдальческая улыбка.

— Я слышу… как говорит… мальчик, — просипел он.

— Что с тобой случилось?

— А на что… это похоже? Меня… победили. Бром. Он лучше меня… с этим… проклятым мечом.

— Где он?

— На болоте. Я пытался… — Он сделал паузу, чтобы перевести дух. — Я пытался… вытащить его оттуда. Но… бросил его. — Он издал хриплый смешок, в котором была только печаль и не толики веселья. — Ангел Смерти… ушел из этого мира.

— Но ты не ушел, — с нажимом произнес Мэтью, будто это могло убедить друга не умирать. — Ты только наполовину присоединился к нему, вторая половина все еще здесь!

Хадсон хрипло вздохнул.

— Послушай меня! — воскликнул Мэтью. Хотя Хадсон весь взмок, Мэтью казалось, что он чувствует исходящий от него могильный холод. Веки Хадсона затрепетали, пытаясь закрыться. — Послушай! Не сдавайся! Слышишь меня? Я не позволю тебе сдаться!

— Ха, — тихо усмехнулся Хадсон. — Боюсь… тебе… придется с этим смириться…

Мэтью посмотрел на доктора, а затем на Фрателло.

— Это все, что он может сделать? Просто стоять и смотреть, как он умирает?

Фрателло снова заговорил с Лучанзой, который пожал плечами и покачал головой. В этот момент Мэтью заметил выгоревшую на солнце татуировку на правом предплечье доктора. Это было изображение женщины, а под ним надпись с завитками: «Mia Sophia».

Его вдруг осенило.

— Откуда взялся этот доктор? С того брошенного итальянского корабля?

— Доктор Лучанза родился на этом ост…

— НЕТ, НЕ РОДИЛСЯ! — крикнул Мэтью с такой силой, что и доктор, и Фрателло отпрянули назад. ДеКей положил руку на плечо Мэтью, пытаясь то ли успокоить, то ли удержать его. — Он не родился на этом острове! — продолжал бушевать Мэтью. — Вы тоже не родились здесь! Как и король Фавор! Вы оба англичане, потерявшие свои воспоминания! Боже, неужели вы не понимаете!?

— Полегче, — сказал ДеКей.

Мэтью сбросил его руку и повернулся к нему с пылающим лицом.

— Я пытался сказать вам, но вы не слушали! — рявкнул Мэтью. — Здесь есть сила — миазмы опьяняющего вещества в воздухе — называйте, как хотите! Это вещество затуманивает и искажает память! Я читал об этом у Плутарха! Плутарх знал это! Всё о Дельфийском оракуле и адитоне, об испарениях, поднимающихся из-под земли! Вероятно, вулкан имеет к этому какое-то отношение! Он множество лет пропитывал остров этим веществом, лишая всех жителей их прошлого и их личной истории! Я пытался сказать вам, но вы… — Он резко остановился, потому что ДеКей отступил, и в его здоровом глазу заплясала дикость. Возможно, это был страх. Мэтью уставился на Фрателло и доктора, выражения лиц которых были одинаково ошеломленными. Доктор, возможно и не понял ни слова, однако он чувствовал ярость говорившего. — … не слушали, — сокрушенно закончил Мэтью.

Фрателло прочистил горло, этот резкий звук прорезал тишину, воцарившуюся после последнего слова решателя проблем.

— Молодой человек, — сказал он одновременно твердо и осторожно, — мы все видим, как вы расстроены, и на то есть веские причины. Я уверен, у доктора есть что-нибудь, чтобы успокоить вас.

— Спасибо, я в этом не нуждаюсь, — сказал Мэтью, обращаясь по большей части к ДеКею. — Единственное, в чем я уверен, это в том, что если мы в ближайшее время не уберемся с этого острова, то вскоре мы и сами начнем верить, что родились здесь. Мы забудем наши имена, наши истории и даже наш язык. Забудем обо всем, что находится за пределами Голгофы. Как можно доказать, что сам воздух здесь отравлен и что это место само по себе — самый безжалостный злодей из всех, с кем я когда-либо сталкивался? Как?

— Никак, — покачал головой Фрателло. — Потому что вы ошибаетесь. Голгофа — это рай, и в настоящее время мы должны уберечь его от разрушения. — Он заговорил с доктором, который кивнул и отошел к одной из полок.

Пока Мэтью стоял над потерявшим сознание Хадсоном, Лучанза вернулся к кровати с маленькой бутылочкой мутно-белой жидкости в руке. Когда ДеКей увидел ее, у него возникло смутное воспоминание о докторе, который вытащил такую бутылочку из своего чемодана.