Жёлтый вождь

Глава XXIII. Те, что гнались за лошадьми, сами загнаны

Индейцы не очень торопились догонять убежавший в панике табун. Зрелище двух с лишним десятков лошадей, оседланных и взнузданных, без всадников и без малейших признаков хозяев за ними, было таким необычным, что вызвало не только удивление варваров, но и опасения. Кажется, все именно так, как они и предполагали сначала, – лошади убежали в панике. Тем не менее это может быть хитростью, попыткой врагов заманить их в засаду. Отчасти по этой причине, отчасти чтобы не испугать лошадей и не обратить их в новое бегство – тогда поймать их будет трудней, шайенны приближались к лошадям медленно и осторожно.

Но когда они подъехали ближе и никакие белые люди по-прежнему не появились, они ускорили ход, а потом перешли на галоп – на полной скорости понеслись к неторопливо передвигающемуся табуну. Это стало необходимо, потому что лошади белых людей «учуяли индейцев»; грива у них встала дыбом, они фыркали и готовы были сорваться с места.

В течение десяти минут на равнине происходили передвижения – нечто вроде неправильного турнира, в котором смешилась лошади со смуглыми всадниками и лошади без всадников и скакали во всех направлениях; как змеи, разворачивались и мелькали в воздухе длинные лассо; дикари дико кричали, шум усиливало ржание лошадей и крики мулов, а о твердую почву прерии стучала сотня копыт.

Вскоре эта картина изменилась. Темная движущаяся масса далеко разошлась по прерии, и стали видны часто описываемые сцены использования лассо: две лошади по обе стороны от натянутой веревки, хвостами друг к другу; одна из них стоит, упираясь в землю ногами, конец лассо прикреплен к седлу; другая лежит на земле с охваченным лассо горлом; она больше не пытается освободиться и тяжело дышит.

Потом картина снова меняется. Захваченных лошадей заставляют встать; индейцы снова собираются, ведя пойманных лошадей, которые идут, больше не сопротивляясь.

У некоторых индейцев пойманных лошадей нет, зато у других, более удачливых или искусных, две или даже три.

После серьезной утренней работы для молодых шайеннов это приятный перерыв, и они возвращаются в лагерь, полные радости.

Тем не менее они по-прежнему чего-то опасаются. Такой неожиданный, легкий и удачный набег – для них нечто загадочное; и, медленно приближаясь к лагерю, они все время тревожно посматривают на север – в том направлении, откуда прибежали запаниковавшие лошади.

Но они никого не видят – ни одного человека!

Неужели хозяева этих лошадей спят? Или они все умерли до того, как лошади разбежались?

Эта загадка мешает индейцам поздравлять друг друга с удачным делом, и со смешанными чувствами радости и опасений они приближаются к месту, где, как они считают, их ждут товарищи и пленные.

Они движутся с быстротой, какую позволяют захваченные лошади. Вождь, не только храбрый, но и хитрый и коварный, подозревает, что опасность может быть близко. Где дым, там и огонь; вспоминая эту пословицу, он думает о том, что там, где двадцать оседланных лошадей, должно быть двадцать их хозяев, а они могут быть только врагами. Теперь, когда они захватили лошадей, вождь уверен, что их хозяева белые. Такие седла и упряжь почти никогда не используют краснокожие всадники прерий. Конечно, теперь они пешие, но все равно люди, которым принадлежали лошади, пойдут за ними; а Желтый Вождь знал, что двадцать белых, вооруженных смертоносными ружьями, сильней его отряда, хотя он вдвое превышает их по численности. Захваченные животные сказали ему кое-что еще: их упряжь говорила, что они принадлежали трапперам, а это, по его мнению, как будто вдвое увеличивало их численность.

И он решил немедленно собрать добычу, захваченную в караване эмигрантов, прихватить всех пленных и как можно быстрей уходить отсюда.

Он думал о том, какой торжественный прием ждет его в главном поселке большого племени шайеннов, как будут приветствовать привезенное им добро, лошадей и пленников – они будут распределены как рабы, – насколько возрастет слава племени, как возвысится его авторитет среди вождей; он наделся, что когда-нибудь станет главным вождем шайеннов, – все эти мысли приводили его в возбуждение.

Были и другие мысли – месть врагам из своей прежней жизни, чьи тирания и преследования заставили его бежать из дома и сделали его прославленным среди дикарей в диких местах.

Наслаждаясь предстоящей месть, он испытывал дьявольскую радость; и, когда он возвращался в лагерь, где его ждали жертвы этой мести, можно было услышать, как он произносит про себя:

– Они будут служить мне, как я служил им. И она, та, которую называют моей сестрой, станет моей рабыней!