Волчья мельница

Глава 1. Облава

Долина О-Клер, январь 1897 года

— Вы тоже это слышали? Проклятые волки совсем близко!

Ортанс, жена Колена Руа, владельца бумажной мельницы[2], в местном обиходе привычно именуемой Пастушьей, перекрестилась. Ее дочь Клер и племянница Бертий, сидевшие за столом друг напротив друга, навострили ушки. Девушки то и дело вздрагивали, но не от сквозняка, хотя из-под двери и тянуло ледяным холодом. Перекличка обложенной в ночи волчьей стаи кого угодно встревожит.

— На улице холодина! — сердито продолжала женщина, останавливаясь возле кухонной плиты. — Уже две недели морозы. Вот северный ветер и гонит зверье из леса, поближе к нашим домам.

Клер озадаченно посмотрела на мать. Ортанс Руа стояла неподвижно, на лбу у нее залегла глубокая морщина. Уже много лет суровое выражение не сходило с ее некогда миловидного лица. Даже в ясном взгляде серо-голубых глаз читалась какая-то потаенная горечь. Безукоризненно опрятная одежда — белоснежный накрахмаленный чепец, красный шейный платок, тяжелая юбка зеленой шерсти под широким фартуком из небеленого полотна — безжалостно подчеркивала усталость ее черт и нездоровую бледность.

— Мамочка, не волнуйся, мы ведь не держим овец! — постаралась успокоить ее Клер. — А три моих козочки в сарае, за крепкими стенами. Волкам до них не добраться!

Ортанс досадливо поморщилась, не уловив в голосе дочери насмешки. Примерилась, как бы половчее взять большую супницу, до времени стоявшую с краю на монументальной чугунной печке — чтобы не остыла. Приятно запахло горячим гусиным жиром и чесноком. Бертий Руа шевельнулась в своем кресле.

— Тетушка, не несите пока что супницу! С ужином можно подождать. Дядя Колен наверняка скоро придет. Он так любит ваше фасолевое рагу! Лучше сядем за стол все вместе.

— Ой! Слышите? — вскричала Клер, вскакивая со скамьи. — Стреляют!

— Облава, — прошептала Ортанс. — Только бы ни с кем из охотников не случилось беды… И ведь это все затеял мсье Жиро! У него, видите ли, две овечки пропали, и все мужчины деревни вынуждены идти охотиться на волков. Да еще в субботу вечером! Колен не умеет обращаться с оружием. Парни с мельницы пошли со всеми, но ему зачем было идти?

Клер усмехнулась про себя. Отец ее был человек добрый, мечтатель и все свои силы и умения отдавал работе. Невозможно было представить его идущим по волчьему следу с ружьем в руках. Но раз Эдуар Жиро, богатый фермер, державший в кулаке всю долину, прислал слугу с распоряжением всем молодым и здоровым парням с мельницы, включая владельца, явиться немедленно, делать нечего.

— А наш старичок Моиз? — спросила Бертий. — Он уже дома?

— Чертов пес! Чтоб ему провалиться! — воскликнула Ортанс. — Не желаю видеть его в доме. От него разит. Да еще еду таскать повадился!

Бертий пробормотала что-то извиняющимся тоном. Ей не хотелось сердить тетку. Три года назад родители девушки погибли при столкновении конного экипажа, в котором они все находились, с поездом. Бертий уцелела, однако ноги отказывались ей служить — превратились в объект стыда, который она тщательно прятала под юбки. Колен Руа, дядя по отцовской линии, приютил ее в своем доме, в долине реки О-Клер. «Теперь у нашей Клер появилась сестра!» — сказал он, улыбаясь сквозь слезы и думая о брате, столь безвременно почившем.

Ортанс в ответ промолчала, хотя содержать пятнадцатилетнюю калеку ее совершенно не прельщало. Иной раз она и суп племяннице наливала, недовольно морщась, и за эти три года ни разу не сказала ей доброго слова. И это при том, что не любить Бертий было невозможно. Клер ее обожала, и неизбежные заботы о калеке не вызывали у нее отвращения. Она помогала кузине мыться, одеваться. Вот и сейчас, пятясь потихоньку к двери, за нее заступилась:

— Мамочка, я согласна с Бертий. Обычно Моиз приходит за своей порцией супа. Что, если на него напали волки? Я так его люблю!

Клер сняла с вешалки накидку. Надела, поправила капюшон на длинных, ниже талии, темнокаштановых волосах. Настроена она была решительно. Щеки разрумянились, черные глаза сверкали, маленький нос задорно морщился. На ярких, как вишни, губах танцевала улыбка.

— Фонарь мне ни к чему, сегодня полнолуние. Мамочка, я выйду, позову Моиза и вернусь!

Ортанс отозвалась сердито:

— Клер, я запрещаю! Будь дома! Хватит того, что твой отец слоняется по окрестностям ночью. Этьенетта уже легла, так что мне понадобится твоя помощь.

— Я ей сочувствую, бедняжке! Работает за десятерых, с утра до ночи.

Клер всех на свете готова была защищать от своей суровой матери. Четырнадцатилетняя Этьенетта поступила на службу в дом Руа прошлой весной и с тех пор жила, как пугливая мышка. Ортанс давала ей кров — матрас на чердаке, и еду — вчерашние объедки. Еще маленькой служанке случалось выслушивать ее иеремиады[3]: мол, Этьенетта ворует еду у свиньи в сарае, а иногда и у кур.

— Мам, я быстро!

Миниатюрные пальчики бунтовщицы быстро управились с защелкой, и дверь распахнулась, впуская ледяной северный ветер. Клер, удивляясь собственной смелости, окинула воинственным взором комнату, где прошло ее детство: по обе стороны огромной печки — два тяжелых сундука, длинный стол темного дуба, стенные часы с качающимся маятником, беленые известью стены, темно-коричневые потолочные балки, с которых свисают многочисленные пучки высушенных лекарственных трав…

Обстановка, знакомая до мелочей. И похожее на цветок личико Бертий… Она такая бледная, такая миниатюрная со своими собранными в шиньон очень светлыми волосами, серыми глазами и белоснежной кожей!

— Я прихвачу папину трость с железным набалдашником, — добавила Клер. — И вообще, там охотники, выстрелы, так что мне бояться нечего. Волки наверняка убежали!

И она скрылась в синеватых сумерках. Ортанс еще раз перекрестилась. Никому не удержать Клер, столь же живую и своенравную, как воды реки, которая уже несколько столетий, днем и ночью, вертит три лопастных мельничных колеса.

«Господи, спаси ее и сохрани!» — взмолилась про себя Бертий.

У девушки внезапно защемило сердце, на глаза навернулись слезы. Как бы ей хотелось последовать за Клер, вот так же ловко завернуться в накидку и выскочить за порог! Она тихонько похлопала по худеньким бедрам под толстой тканью юбки. Бертий часто хотелось умереть. На земле ее удерживали лишь страх согрешить, улыбка дяди Колена да искренняя привязанность кузины. * * *

В одном Клер все же просчиталась: огромные тучи закрыли собой луну. Шел мелкий снежок, очень похожий на град.

«Надо было взять фонарь! Хотя… И так не заблужусь!»

Девушка немного постояла на крыльце, потом спустилась по ступенькам на мощенную камнем террасу. Внимательно осмотрела двор, удивляясь, что он уже успел побелеть от снега. Темные пятна земли еще виднелись возле конюшни, сараев для сушки бумаги и крытого гумна. В овчарне тревожно блеяли козы. Это была самая маленькая из хозяйственных построек, с выходом на просторный луг, от которого многочисленные тропы поднимались к лесистому плато. Три отцовских лошади тоже вели себя беспокойно. У Клер быстрее застучало сердце: может, они почуяли волка? Ведь этот страшный зверь с длинными клыками и жутким взглядом может затаиться где угодно… Клер никогда не приходилось видеть волка вживую, но в особенно суровые зимы их голодный вой часто доносился с соседних холмов.

— Моиз! Моиз!

Ветер подхватывал ее слова и уносил, словно себе на потеху. Но Клер не сдавалась, звала снова и снова. И вдруг — голоса! В восточной стороне, у подножия утеса, затанцевали желтые огоньки.

«Облава!» — подумала девушка.

И замерла в нерешительности. Отец наверняка там! Несколько минут бегом, и она его разыщет. Но бежать одной, в темноте, очень страшно… И все же беззаботность и оптимизм, так свойственные семнадцатилетним, побороли ее сомнения.

«Там будут папа и сын мсье Жиро… Он наверняка восхитится моей смелостью!»

И, улыбаясь своим мыслям, Клер побежала по дороге. Надежда перекинуться словом с красавцем Фредериком окрыляла. Юноша еще не выбрал себе невесту, и в деревне поговаривали, что честь завоевать его сердце наверняка выпадет ей.

Они с Жиро были соседи. Это фермерское семейство владело многими гектарами леса и пашни и занималось разведением коров и лошадей.

Холод пронизывал до костей, но Клер упорно шла, зная, что, чем скорее шаг, тем быстрее в теле циркулирует кровь. Она поймала на язык несколько снежинок, весело засмеялась. Ничто не могло помешать ей чувствовать себя счастливой в этот вечер. Развлечений на мельнице мало, и тем увлекательнее было оказаться одной в ночи, в снегопад, и тем приятнее повстречаться с соседями. С весны странное, сладкое томление поселилось в ее сердце.

В мае — а это лучшее время для пребывания на природе — Клер любила гулять по тропинкам, вдоль ручьев и собирать лечебные травы, самой природой разбросанные у людей под ногами, чтобы помочь им исцеляться. Наука предков, зародившаяся на заре цивилизации… Клер знала все потаенные целебные свойства каждого цветка, листочка и корешка, и ей очень нравилось возиться в «аптеке» — маленькой каморке на мельнице, которую выделил ей отец. Там с помощью спиртовки она готовила отвары и настои, раскладывала травы на просушку, толкла в ступке корневища растений.

Работники бумажной мельницы первыми испытали на себе благоприятное воздействие ее снадобий. Ушибленный палец Клер врачевала мазью из окопника лекарственного, на место ожога наносила истолченные в козьем молоке цветки коровяка.

Зима всегда казалась ей слишком длинной. Вот и сейчас Клер думала о том, что скоро в растениях снова двинется сок и набухнут почки. Проходя по снегу, поскрипывающему у нее под ногами, она вспоминала, какие растения и цветы растут в этом вот конкретном месте и на этом склоне, где земля поплотнее. Так, в задумчивости, она дошла до утеса.

Огромная каменная глыба, похожая на крепостные стены, насчитывала множество пещер, куда ребятне путь был строго заказан. Бабушка Клер, умершая прошлой осенью, рассказывала об этих пещерах страшные истории. К примеру, что в давние времена там жили чудища, чьи кости и зубы до сих пор в самом сердце горы находят смельчаки. И что сам дьявол посещал эти подземелья, потому что их коридоры, полные летучих мышей, ведут прямиком в ад.

Ортанс с Коленом мыслили прозаичнее: что водоплавающие птицы нашли там удобное убежище от лис, куниц и барсуков. Доказательством тому были регулярные набеги этих мелких хищников на окрестные курятники.

Клер, скрестив пальцы, всматривалась во входное отверстие одной из пещер, когда злобный лай заставил ее замереть на месте.

— Моиз!

Где-то рядом крикнул мужчина, послышались какие-то щелчки… Клер уже ни о чем не думала, она действовала по наитию. Подхватив юбки, стала быстро взбираться по склону туда, где, как она знала, было пологое место и откуда доносился шум.

— Моиз! Моиз, ко мне! На кого ты лаешь?

Выставив перед собой трость, девушка замерла — такой неожиданной была открывшаяся ей картина. В свете стоящего на земле фонаря она разглядела мужчину, который целился в ее пса. Моиз стоял в паре шагов от него, скаля жалкие остатки своих зубов. Старый пес был крупным, и лай его, перемежающийся с рычанием, звучал грозно.