Волчья мельница

Глава 5. Честь семьи Руа

Фредерик Жиро в это время отбывал свою последнюю сыновнюю повинность. Тучное тело умершего покоилось в гробу из массива дуба, с искусно сработанными медными ручками. Пернелль, много лет трудившаяся в доме в качестве кухарки и горничной, молилась по другую сторону домовины. Бертран, который только-только приехал из Бордо, не сводил глаз с бесцветного лица покойника, будто не в силах поверить в происходящее.

Сто с лишним свечей освещали гостиную. Посетители сменяли друг друга на протяжении дня: именитые ангумуазцы[17], богатые фермеры из соседних коммун — Мутье, Дирак, Торсак.

— Как быстро умирает человек… Мы все сидим за столом, отец пьет и ест, как обычно, и вдруг — падает замертво, — заговорил Фредерик, обращаясь к брату. — И все, жизнь покинула тело, некогда такое крепкое! Никто не знает, сколько ему отмерено, — так, кажется, говорят?

— Какое горе! — вздохнул младший брат. — В голове не укладывается. И он даже не приехал на мою свадьбу! Получается, мы с отцом в последний раз виделись и говорили на похоронах мамы. Пернелль, с согласия нового господина, наняла на работу своих племянника и племянницу, которые были двойняшками. Родители нарекли их Луи и Луиза, что часто вызывало смех. С утра подростки помогали с уборкой, натирали до блеска мебель, выносили ковры и завешивали зеркала и дверные проемы черным. Распоряжалась, естественно, престарелая служанка: все в доме должно соответствовать печальному событию. Сейчас Луи с Луизой также молились у гроба, перебирая четки. Фредерик встал и знаком поманил Бертрана:

— Пройдем ненадолго в кабинет!

Притворив за собой дверь, новый хозяин поместья вздохнул с облегчением. Открыл дверцу буфета, плеснул в бокал коньяка и залпом его выпил.

— Бертран, тебе налить? Мне надо взбодриться. К черту традиции! Не спать всю ночь только потому, что в доме, видите ли, покойник! Дождаться не могу похорон!

Бертран нахмурился и внимательнее присмотрелся к брату.

— Ты по-прежнему злоупотребляешь спиртным, Фредерик, — неодобрительно начал он. — Но почему? Ты унаследовал Понриан со всеми землями и конным заводом. А впечатление такое, будто ты в рюмке ищешь успокоения… Чуть больше серьезности, братец!

— Нет, вы только послушайте его! — иронично отозвался Фредерик. — С каких это пор младшие братья читают мораль старшим? Да, я пью, но за упокой родителей! И за все их секреты, которые они так старательно берегли. Только счастья им это не принесло… Один за другим сошли в могилу.

Фредерик поморщился, словно от нехватки воздуха, стукнул себя в грудь. Бертран устало опустился на стул. Несмотря на хрупкое телосложение, он сильно вспотел.

— Открой окно, Фредерик! Задохнуться же можно! — пожаловался он. — На что ты намекаешь? Какие секреты, бога ради? Говори!

— Пустяки, забудь! Тебя вон в жар бросило! В каждой семье родителям есть что скрывать от детей — так, по мелочи. Я просто пошутил!

Фредерик налил себе еще коньяка, но на этот раз пил его медленно, наслаждаясь и пощелкивая языком.

— Возвращайся лучше в гостиную, Бертран. И если вдруг увидишь, как душа нашего родителя отлетает, проследи, в каком направлении! На вознесение надежды мало. Скорее уж она провалится сквозь землю, чтобы вечно гореть в аду!

Обескураженный Бертран только покачал головой. Он никогда не понимал брата. Но всему есть предел!

— Для тебя нет ничего святого, Фредерик. У отца, конечно, были недостатки, но чем он заслужил такое пренебрежение? Он умер, оставь его в покое! Слава Богу, что я приехал один. Моя молодая супруга была бы в ужасе от того, как ты себя ведешь! Мари-Вирджини очень набожна.

Фредерик ухмыльнулся, копируя тон младшего брата:

— «Моя молодая супруга…» Какие высокие чувства! Но в свою постель тебя эта маленькая ханжа все-таки пускает? То, что в доме покойник, не помешало тебе объявить, что она беременна!

— Все признаки налицо. Думаю, наш первенец родится в начале будущего года, в январе. А что касается «маленькой ханжи», она настоятельно советует тебе жениться. Ты остепенишься, да и Понриану нужна хозяйка. Если ты будешь жить тут один, скоро гостиная зарастет паутиной, а в спальнях поселятся шлюхи!

Какое-то время братья сверлили друг друга взглядом. Наконец Фредерик раскурил сигару и сухо сказал:

— Именно так, дорогой братец, я и сделаю. В сентябре поведу Клер Руа к алтарю, исполняя тем самым последнюю волю нашего родителя… К черту все эти предрассудки насчет траура! Я планировал годик подождать, но это слишком долго. Пастушья мельница будет наша. Я держу бумажных дел мастера за горло. Он обещал мне свою дочурку!

В тоне Фредерика было вожделение, а судя по улыбке, думал он сейчас о чем-то крайне для себя соблазнительном.

— Клер? — ужаснулся Бертран. — Ты говоришь о милой, благовоспитанной Клер? И что же, она согласна? Вот уж не думал, что она соблазнится деньгами или… твоим так называемым шармом!

— Заткнись, Бертран! — буркнул старший брат. — Заткнись, или я тебе врежу! Колен Руа имел глупость на днях занять у отца крупную сумму. С условием, что выдаст за меня дочку.

Девицу об этой сделке не осведомили. Вчера утром бумажных дел мастер приезжал и умолял меня разорвать помолвку. Я отказался. Я хочу эту девчонку, и я ее получу! А нет — пусть немедленно возвращает заем. Но этот скупщик рванья таких денег не соберет. Бумага нынче — «скользкий» товар. В окрестных городах появилось немало фабрик, чьи цены намного ниже, нежели у мелких мануфактур. И качество бумаги теперь — не главный критерий для покупателя.

— Ты, я вижу, навел справки, Фредерик. Заинтересовался отраслью или рассчитываешь, что новоприобретенные познания помогут умаслить Клер?

— У меня свои планы, — отвечал Фредерик. — Чем больше сведений, тем лучше.

И он принялся насвистывать. Властные манеры, яркая мужественная красота… Атлетически сложенный, широкоплечий, с правильными чертами лица, новый владелец поместья внушал невольное уважение, а иногда и трепет. Однако в разговоре он часто отводил глаза, будто в необъяснимом страхе или смущении.

Бертран вышел из кабинета, так и не получив ответ на свой вопрос. Он представил Клер Руа царящей в этих прекрасных комнатах и как она приглашает его за стол…

«Ба! Она будет моей невесткой! — сказал он себе. — Можно сказать, повезло!»

Он вернулся к гробу. Пернелль встретила его сочувственным взглядом. По ее мнению, младший господин, невзирая на искреннее горе, держался молодцом. Пожилая служанка много знала о семье Жиро. На службу Пернелль поступила двадцать лет назад, и Фредерик с Бертраном выросли у нее на глазах. В который раз она сказала себе: «Теперь-то, когда мсье умер, я точно уйду! Не хочу служить в этом доме!»

Что до Фредерика, то он еще дважды подливал себе коньяка. Рассудок затуманился, и он ощутил огромное облегчение. Одну за другой прогнал терзавшие его мысли и чувство вины, в котором никогда никому не признавался. Медленно он поднялся на второй этаж, в свою спальню, и растянулся на кровати лицом вниз. Ему хотелось женщину. Обладание Клер стало для него навязчивой идеей. В прошлое воскресенье он видел девушку в местечке. Легкая, с женственной фигуркой и черными бархатными глазами… Сдернув покрывало, он вцепился зубами в подушку.

Если б в этот момент ему сказали, что он влюблен, Фредерик наверняка возразил бы. Для него любовь не имела значения. Он путал ее с желанием, с радостью подчинить себе женщину. Он прошептал имя девушки, прежде чем забыться беспокойным хмельным сном. * * *

Бертий проснулась внезапно и поняла, что по комнате кто-то ходит. Испуганная, она приподнялась на локте.

— Клер?

Ночной гость остановился возле кровати. Бертий на ощупь нашла коробку спичек и подсвечник.

— Нет, не надо света! — послышался в темноте шепот кузины. — Не бойся, это я, Клер!

— Который теперь час?

Клер скользнула под одеяло. Бертий попыталась потрогать ее лоб.

— Не надо, моя принцесса, я просто очень устала. Завтра расскажу, почему я так задержалась. Базиль приехал.

После недолгого молчания Бертий возбужденно зашептала:

— Клеретт, о том, чтобы вот так, каждый вечер убегать из дома, не может быть и речи! Дядя Колен чуть не вошел к нам в комнату сегодня около девяти вечера. Хотел с тобой поговорить, и я сказала, что ты уже спишь. Дядя удивился, но тут его, слава богу, позвала тетя Ортанс.

— Решено! Завтра я никуда не иду. Жан не уйдет, не повидавшись со мной, он обещал. О, Бертий, я так его люблю! Издевайся сколько хочешь, ведь мы всего лишь трижды виделись. Он

— каторжник, я совсем его не знаю, но стоит ему ко мне прикоснуться — и я теряю рассудок! Совсем как кошка, которая бродит сейчас вокруг сушильни. Как она, извиваясь, катается по земле, как припадает на лапы… Но теперь я не стану плескать на нее водой из окошка. Ни за что!

Бертий покраснела до ушей. Прижавшись губами к самому уху кузины, она спросила:

— Скажи, вы с ним уже?… Ну, сама знаешь что…

— Нет, что ты! Но Жан меня поцеловал…

Клер завела рассказ, не опуская ни единой подробности. До самого рассвета кузины не сомкнули глаз. * * *

Колен Руа был непреклонен. Он настоял на том, чтобы Клер отправилась с ним на похороны Эдуара Жиро. Девушка, которая этой ночью и часа не спала, пыталась возражать:

— Папа, ну пожалуйста! Дома полно работы, не знаю, за что хвататься! Обед работникам приготовить, ветошь перебрать, убраться в комнатах…

— Этьенетта все сделает. Пусть не так хорошо, как ты, но земля от этого крутиться не перестанет! Ты едешь со мной, и точка. Если это хоть немножко тебя утешит, мы возьмем с собой и Бертий тоже. Собирайтесь, а я пока запрягу Рокетту!

Ортанс в своей спальне стукнула по полу. Звуки глухо отдавались в кухне. С потолка мелким снежком посыпалась побелка, закружилась в лучах утреннего солнца.

— Иду, мамочка!

Бумажных дел мастер, внезапно встревожившись, удержал Клер за рукав и вместо нее побежал наверх к жене.

— Сам спрошу, что ей нужно! А ты иди одевайся, Клеретт! И выбери платье получше!

Клер удивилась, но послушалась. Все утро отец был какой-то взбудораженный, однако доискиваться причин она не стала. Бертий, скорее всего, была еще в кровати.

— Ну-ка, принцесса, просыпайся! — позвала она кузину с порога. — Мы едем в Пюимуайен, в экипаже! На папу что-то нашло, и он настаивает, чтобы мы непременно поехали с ним на похороны мсье Жиро!

Бертий очень обрадовалась. Каждый выезд в люди был для нее нежданным праздником. Она причесала волосы и с поразительной ловкостью уложила их в шиньон. Бертий старалась как можно меньше зависеть от кузины. В ящичке прикроватного столика она держала ручное зеркальце, щетку для волос, гребень, шпильки и ленты. Клер помогла ей надеть выходное, серое с голубым платье.

В соседней комнате Ортанс бестрепетно смотрела на сердитого мужа.

— Зачем ты звала Клер? — тихо спросил бумажных дел мастер. — Она уже принесла тебе завтрак.

— Твоя глупость, милый муженек, тебя погубит! Я считаю, она должна знать, раз уж им с Фредериком придется видеться. Он наверняка станет ходить перед ней гоголем, заговорит о помолвке. Клер вполне может возмутиться, а нам это ни к чему…