Волчья мельница

Глава 8. Прекрасное лето

В двух километрах от деревни, в доме Базиля, Клер, сидя у Жана на коленях, тоже думала о танцах по случаю большого праздника — Дня взятия Бастилии[24]. Бывший учитель курил трубку и любовался ими, молодыми и влюбленными. То, что эти двое вместе и беззастенчиво целуются у него на глазах, он, в общем-то, считал своей заслугой. Значит, за годы общения он сумел привить Клер свободомыслие и свое видение общества, в котором нет принуждения и предрассудков. Не зря же его часто называют старым анархистом!

— Ты придешь со мной потанцевать? — шепотом спросила девушка у возлюбленного. — Праздник через шесть дней. Я почти дошила платье! Оно из розового атласа, я купила его у коробейника. Я так люблю танцевать! А если еще с тобой…

— Не знаю, рискованно это или нет, — проговорил Жан, который упивался нежностью Клер, то и дело целуя ее в щеку. — Что скажешь, Базиль?

— Ба! Ты же ходишь за табаком в бакалейную лавку своей воздыхательницы, мадам Ригорден! Так почему бы не потанцевать на деревенском балу? Я не вижу разницы. Заодно познакомишься с Бертий!

Жан промолчал, зарылся лицом в волосы Клер. Последние несколько дней прошли в иллюзии, что он живет обычной жизнью и что у него получилось — пусть хитростью! — но стать своим в кругу так называемых «добропорядочных граждан». Но это не более чем иллюзия… И в сентябре ему уезжать.

— Думаю, все обойдется, — продолжал Базиль. — Мы с Жаном тоже придем, выпьем по стаканчику вина. Главное — надолго не задерживаться. А ты, моя крошка, будь осмотрительна! Ты прекрасно знаешь, Фредерик притащится на праздник, чтобы на тебя посмотреть и с тобой потанцевать. Если он что-то заподозрит…

Девушка ощутила, как Жан внезапно напрягся. И впервые в ее душу закралось подозрение, что ее давний друг нарочно растравляет злобу Жана по отношению к Фредерику. Она поспешила уточнить:

— Официально я ни с кем еще не помолвлена и не замужем! Я дала слово, но за год все может перемениться. Отца и его работников я спасла от разорения, и мельницу тоже! Но это не значит, что я что-то чувствую к Фредерику. Я люблю только тебя, Жан, и я тебе это докажу.

Юноша сжал ее крепко, до боли. Трепеща от желания, Клер закрыла глаза. Каждый раз, оказываясь в его объятиях, она уже никого и ничего не замечала. Так было и сейчас. Базиль? Соважон, лежащий у очага? Зажженная свеча, вокруг которой, обжигая крылья, порхают коричневые бабочки? Окружающий мир перестал для нее существовать.

— Я тоже очень тебя люблю. Если б только мы могли пожениться! Ради тебя я научился читать, а скоро смогу и писать тоже.

Я буду присылать тебе письма, когда уеду.

Клер осыпала шевелюру Жана, с каждым днем все более густую и кудрявую, легкими, пылкими поцелуями. У него часто получалось ее растрогать. В нем столько детского! Когда она впервые застала его в доме Базиля сидящим за столом над старым учебником, то прослезилась от радости и сострадания. Жан — круглый сирота, ни одной родной души! Совсем как герои романов, над чьими судьбами она плакала в ранней юности, — несчастные, бесприютные, погибающие от голода и холода, и которых никто не любит.

— Жан, мне пора домой, — скрепя сердце сказала она.

— Нет, скоро начнется гроза! — прошептал он в ответ. — Побудь еще, пожалуйста!

— Давай лучше ты меня чуть-чуть проводишь!

Пещера фей, заросли самшита или клочок поросшего травой луга, подальше от дороги, — влюбленным не так много нужно. А вот подниматься наверх вместе и спать на раскладной кровати Жана, пока Базиль дома, они не смели.

Скоро по черепичной крыше застучал дождь.

— Пойду постою на крыльце, — сказал хозяин дома. — Подышу свежим воздухом! А ты не задерживайся, Клер! Родителям ты сказала, что пошла искать коз. Хотя, если закроете ставни наверху, я скажу вам «спасибо».

Молодые люди все поняли и, смеясь от радости, побежали на второй этаж. Клер расстегнула блузку, задрала юбку и упала на матрац.

— Иди ко мне!

Жан замер, любуясь открывшимся видом. Бедра в обрамлении смятой нижней юбки из вышитого тонкого льна, а между ними, в теплой глубине, — прореха на панталонах, приоткрывающая темные лобковые волосы и частичку розовой плоти, дающей ему столько наслаждения… Он лег на нее, и Клер подалась вперед, чтобы его принять, обвила ногами его талию. Он вошел в нее деликатно, затаив дыхание и просто-таки умирая от удовольствия. Пара минут — и они уже лежали, обнявшись, изнеможенные и счастливые.

— Если забеременею, то поеду с тобой! Никто меня не удержит, никто!

Клер заплакала. Ее ничто не страшило, пока он был с нею и… в ней.

— Так, может, поплывем в Америку вместе, даже если ты не забеременеешь? Базиль уверяет, что на борту я заработаю достаточно для нас обоих. И я точно знаю: он что угодно сделает, лишь бы ты отсюда уехала. И он прав. Ведь прав же? Ты не выйдешь за этого типа! Да я с ума сойду, если буду знать, что он ложится с тобой в одну постель, что он тебя целует…

В выражении лица Жана сейчас не было и намека на нежность, доброту. Глаза его потемнели. Клер, привстав, погладила его по щеке.

— Так трудно расстаться с родными, Жан! С Бертий, отцом… И у мамы скоро будет малыш. Но больше всего я беспокоюсь о кузине. Родители и без меня спокойно проживут, а вот Бертий… Кто будет ею заниматься?

Чуть помрачневшая Клер привела одежду в порядок. Жан поправил ей прядку, которая выбилась из прически. Она схватила его руку и стала целовать.

— Жан, Базиль тоже не всегда прав. Он ненавидит всю семью Жиро, но пока не сказал мне почему. Хотя я, кажется, догадываюсь…

— Я тоже ненавижу твоего Фредерика! — отозвался юноша. — По вечерам Базиль любит поговорить. Так что я уже много чего знаю про Понриан. Вот, смотри!

Он протянул Клер стопку писем, перевязанных красной лентой.

— Их писала Марианна, хозяйка поместья. Почитай! Потом тебе уже не захочется там жить.

Клер зло топнула ножкой:

— Я и сейчас не хочу! Не говори глупости, Жан. У меня просто не было выбора. Ладно, мне пора! И завтра я не приду: вечером начнется проклейка бумаги, и папа ляжет часа в четыре утра.

Пачку писем она спрятала под блузку. Соважон вскочил и последовал за хозяйкой. Прижавшись спиной к стене под навесом, Базиль смотрел на густой дождь. Земля успела уже порядком намокнуть.

— До скорого! — попрощалась с ним Клер, пробегая мимо. — Поиграйте с Жаном в белот[25], все ж веселее!

Базиль, глядя, как она, накрывшись шалью, удаляется под проливным дождем, только пожал плечами.

— Вот упрямая голова! — ласково пробормотал он. * * *

Рано утром Бертий попросила кузину ополоснуть ей волосы отваром листьев лопуха, отчего они становились мягкими и блестящими, а потом, когда волосы высохли, заплести их в тугие косы.

— Потом расплету и получатся красивые волны! Жаль, что от природы они у меня прямые…

Юная калека была взбудоражена не меньше, чем другие девушки в долине и Пюимуайене, и неудивительно — все собирались на праздник с танцами.

— Если б только я могла надеть новое платье! — вздохнула Бертий, рассматривая с отвращением наряды, которые ей по очереди демонстрировала Клер.

— Возьми мое, принцесса! Оно будет чуть велико, но мы его ушьем.

Бертий от радости наморщила свой хорошенький носик.

— Спасибо! Тогда я возьму то, голубое, которое ты надевала в прошлом году. Этот цвет мне к лицу, и дядя Колен так говорит. А еще я надену мамину нитку жемчуга!

Растроганная Клер открыла одежный шкаф. Между стопками простыней она увидела полученную от Жана пачку писем.

Она так и не нашла времени их прочитать. Бертий, которая была в курсе всего, сказала:

— Ты совсем не любопытная, Клеретт! Я бы давно прочитала.

— Мне неудобно перед Базилем, принцесса. Я просто верну их Жану.

— Но разве не интересно узнать чужой секрет?

Клер покачала головой, расстилая на кровати то самое, голубое платье.

— За работу, милая моя кузина! Сегодня рабочие начали рано, но обедают все равно на мельнице. Так что у меня есть всего час на переделку платья!

— И пожалуйста, Клеретт, снеси меня вниз до полудня! Мне хочется первой сесть за стол.

Юная калека задумалась, опустила глаза. Клер уже некоторое время делала вид, что не замечает небольших перемен в их привычках. Пару месяцев назад Бертий терпеть не могла обедать со всеми, за большим столом в общей комнате. Они с кузиной чаще всего кушали в кухне, в компании Ортанс. Но стоило в доме поселиться Гийому Данкуру, все стало по-другому: Бертий ежедневно делила трапезу с рабочими мельницы. И даже выпивала стакан вина или чашку кофе: любой предлог годился, чтобы задержаться в кругу мужчин, чьи разговоры иногда заставляли хмуриться даже бумажных дел мастера.

Ортанс, узнав об этом от мужа, возмутилась:

— Зачем ей это, Колен? Что за безобразие! Вот увидишь, как только рожу, я быстро наведу в доме порядок!

— Бедная девочка! — отвечал ее супруг. — Ей тоже хочется и поговорить с людьми, и повеселиться. Гийом за ней присматривает. Всегда старается сесть рядом с Бертий!

— Скоро ему надоест эта игра в сиделку!

До того, как выплеснуть свой яд, Ортанс успела схватить вязание. Судьба Бертий ее мало заботила. * * *

В спальне матери Фредерик Жиро замер перед зеркалом псише — единственным в доме, в котором можно было увидеть себя в полный рост. Заходящее солнце розовым золотом подсвечивало его силуэт. Пернелль помогла ему надеть черный редингот и погладила по плечу с чисто материнской приязнью.

— Вы — сама элегантность, мсье! Мадам Марианна вами гордилась бы.

Она отказалась от мысли покинуть молодого господина, который вырос у нее на глазах. Место было хорошее, и Фредерик предложил хорошее жалованье. А еще — взял на работу ее племянников-близнецов: парня — в конюшню, а девочку — на кухню. Так что теперь молодежь составляла ей компанию по вечерам.

— И цвет лица у меня получше, ты не находишь?

— Святая правда, мсье!

Пернелль кивнула с довольной улыбкой. Она заметила, что хозяин стал куда меньше выпивать и заботится о своем внешнем виде. В силу своего простодушия старая служанка верила, что молодая жена — единственное, чего ему не хватает для счастья. И Клер Руа, по ее мнению, идеально подходила на роль новой хозяйки Понриана.

— У вас ведь назначена встреча с мадемуазель Клер с мельницы? — отважилась спросить она. — Ваша невеста такая хорошенькая!

Фредерик не удостоил ее ответом. Он надеялся повидаться с Клер и потанцевать с нею, но ни в чем не был уверен. И все же, ощутив внезапный прилив радости, он сказал:

— Через год, Пернелль, в этот вот самый день, она будет здесь, в поместье! И спальня матушки ей, конечно, понравится!

Служанка всплеснула руками:

— По-другому и быть не может, мсье! Вы накупили столько всего красивого…

Пернелль окинула взглядом новые цветастые занавеси с рисунком в виде экзотических, никогда не виданных в Шаранте птиц и ярких цветков. А еще в комнате появились инкрустированный мозаикой секретер и настенный ковер из дамаста[26], бледно-желтый с золотыми арабесками.

Фредерик надел перчатки и шляпу и, не обращая более никакого внимания на прислугу, вышел из комнаты. Сегодня он решил ехать в тильбюри[27] — еще одно недавнее приобретение, сделанное в предвкушении скорой женитьбы.