Волчья мельница

Глава 19. Меч правосудия

Пастушья мельница, 15 октября 1902 года

— Странно видеть мельницу пустой, и дом тоже, — тихо проговорил Фолле.

— Твоя правда! Хорошо, что пришел перекусить с нами, — отвечала Раймонда, которая как раз смахивала крошки со стола. — И Соважон всегда рядом. Хозяйка говорит, с ним нам с мальчишками бояться нечего!

Служанка предложила Фолле пообедать с ней и хозяйскими детьми. Матье и Николя по этому случаю вели себя на редкость хорошо. Отсутствие отца и старшей сестры их слегка тревожило.

— Я бы тоже с удовольствием поехала с ними в суд, — вздохнула Раймонда. — Знать бы, что там сейчас происходит… Леон, конечно, расскажет, но видеть и слышать все самой — другое дело!

— Уже скучаешь по своему жениху? — поддел девушку Матье.

— Кто это у нас тут такой фантазер? Не вздумай сказать такое при мадам Клер, ей забот хватает.

Николя, который до этой поры позевывал, вдруг начал хныкать.

— Хочу к маме! И к папе!

— Не плачь! Фолле возьмет вас с собой в лес за грибами! — сказала Раймонда, утирая ему нос.

На дворе ярко светило солнце. Матье, прижавшись носом к стеклу, смотрел на темно-зеленую полосу самшитовой рощи за зданием конюшни и на далекие скалы.

— Я скажу мэтру Руа, что вы вели себя примерно, — пообещала Раймонда. — Думаю, он привезет вам из города по ячменному леденцу!

— Не хочу за грибами! — буркнул Николя, который так и остался сидеть на лавке.

— А в лесу полно лягушек, рыжих, как опавшие листья. И я тебе вырежу посох! — пытался рабочий умаслить мальчика.

Николя показал ему язык. Раймонда с трудом удержалась, чтобы не отхлестать безобразника по щекам. По ее мнению, он был капризный и ленивый.

Матье на одной ножке доскакал до сводного брата и дернул за волосы возле шеи.

— Я найду больше грибов, чем ты! Не хочешь идти с нами — ну и ладно!

Служанка приказала ему оставить Николя в покое. Младший сын мэтра Руа легко впадал в истерику, и успокоить его, ревущего, бывало непросто.

— Не трогай его! Если не хочет в лес, пусть идет и поспит! Мне еще надо подмести пол и помыть посуду. Потом займусь ужином. Хозяева приедут голодные — после такого-то дня!

Фолле наблюдал за Раймондой, не помышляя, впрочем, ни о чем дурном. За юбками он не бегал, и многие товарищи по работе над ним из-за этого насмехались. В женщинах его привлекало то, что он сам называл «лучшим», — доброта, мягкосердечие. Он равно любил и нахваливал выпечку Клер и омлеты молодой служанки. А если девушка в придачу оказывалась хорошенькой, он с одобрительной улыбкой мог полюбоваться крутыми бедрами или округлостью груди под блузкой.

— Хороший ты парень, Фолле! — воскликнула Раймонда. — Мы с тобой все равно что родственники. Ты ведь был мужем моей сестры. Я до сих пор по ней скучаю.

— И я тоже, — шепотом отозвался Фолле. — Мы с Катрин, как-никак, были женаты!

Соважон не спускал глаз с Матье, который как раз поскакал за корзинкой. Пес-полукровка обожал гулять и в предвкушении прогулки уже повиливал хвостом. Фолле встал с лавки.

— Надо идти! Что-то небо хмурится…

— Присматривай за ними, Фолле! — попросила девушка. — Особенно за этим!

Она указала на Николя. Мальчик тут же залился слезами. В семье к этому давно привыкли. Он рыдал, широко открыв рот, и кричал, что хочет к маме и что ему страшно. Раймонда решила уложить его спать.

— Вы с Матье и Соважоном идите, а я займусь этим плаксой!

Грибники поспешно вышли из дома. Навстречу им подул прохладный ветерок. Он принес с собой особенный аромат камня, остывшего за ночь, а потом вновь нагретого солнцем, — аромат местных скал. К нему примешивалось цепкое и знакомое с детства дыхание соседних влажных лесов и речной растительности. Матье радовался прогулке, а Соважон носился от куста к кусту, выискивая заячий или ласочий след.

— Эта тропка выведет нас на плато, — сказал мальчику Фолле. — Спорим, что если белых не найдем, то уж опят наберем целую гору? Они тоже вкусные и растут гроздьями на пнях и на валежнике.

Клер много рассказывала маленькому брату про ценные свойства диких растений, и Матье это нравилось. Гуляя, он с интересом посматривал на деревья, кусты, желтоватый мох на разбросанных тут и там камнях. Они шли уже четверть часа, когда мальчик заметил, что собаки рядом нет.

— Странно! Соважон убежал! Как думаешь, он учуял волка? Он ведь тоже самый настоящий волк. Ты это знал, Фолле?

— Еще бы не знать! На мельнице все давно в курсе. Дела это не меняет, Соважон — хороший пес. Знать бы, куда он подевался…

Они шли через дубовую рощу. Исчезновение мохнатого друга огорчило Матье. Он часто оборачивался, прислушивался. С того места, где они с Фолле остановились, услышав первое завывание Соважона, отлично просматривались крыша мельницы и серебристая, бурливая лента реки, полноводной после двухнедельных дождей.

Течение было такое, что мельничные колеса вертелись как бешеные.

— Ты слышал? Это Соважон!

— Может, и нет, — отвечал Фолле.

И снова из долины донесся вой — хриплый, пронзительный. В нем были такие страх и отчаяние, что даже в этот ясный, погожий день волосы вставали дыбом. И другой крик — высокий, визгливый… Это кричала женщина.

— Боже правый! — всполошился Фолле. — Это на мельнице! Раймонда! Что-то стряслось! Матье, я побегу, а ты ступай следом, так быстро, как сможешь. Дорогу ты знаешь.

— Ладно! — кивнул мальчик. — Я тоже побегу!

Фолле кинулся вниз по склону. Ноги у него были худые, длинные, и бегал он быстро. На соседней мукомольной мельнице в Шамуларе и в поместье Понриан люди прислушивались к протяжным завываниям Соважона. Это было так похоже на вой волков посреди зимы, что иные мужчины побежали заряжать охотничьи ружья. Фолле влетел во двор, едва переводя дух. В груди у него горело огнем. Раймонда кинулась к нему:

— Скорее, Бога ради! Николя свалился в «дыру»!

Фолле схватил ртом воздух — да так и застыл с расширенными глазами. «Дыра»! Так работники Колена называли своего рода каменный колодец, одна из стен которого осыпалась и поросла папоротником. Вода из водоотводного канала спадала в него мириадами хрустальных брызг и утекала в сводчатый желоб, к которому можно было спуститься по узкой лестнице, устроенной внутри одной из опорных колонн у входа. Бумажных дел мастера прошлых столетий загородили доступ к этой лестнице решеткой, а ключ был спрятан тут же, под перевернутым горшком.

— Он живой? — запинаясь, спросил Фолле.

— Живой! Уцепился за какой-то корень. Слышишь?

Детский прерывистый плач был слышен даже сквозь рев быстрой воды.

— Я за ним! — крикнул рабочий. * * *

— Ты точно в порядке? — спросила Бертий, целуя Клер в щеку. — Как ты нас напугала! Потерять сознание прямо в зале суда! Хотя чему удивляться? Ты сегодня крошки в рот не взяла!

— Это от волнения и усталости. Дома мне сразу полегчает. Приезжай скорее в гости, принцесса! Нет ничего стыдного в том, чтобы ходить с тростью!

Кузины обнялись, потом посмотрели друг на друга. Бертий сидела в своем кресле. Клер погладила ее по лбу.

— Меня уже ждут! Пора! Я так рада за тебя, Бертий! Ты поправилась!

— Обещай пока никому не говорить!

Против воли Клер поклялась хранить секрет.

Семейство Руа возвращалось домой. Леон убежал за коляской. Он запряг Сириуса и привел его рысью по улице Перигё до Шам-де-Марс.

— Он хорошо ладит с лошадьми, — тихо заметила Клер. — Жаль, что скоро уедет… И Раймонда расстроится!

После оглашения приговора настроение у всех было подавленное. Базиль упорно молчал. Леон сидел мрачный и все твердил, что это он во всем виноват. Даже Гийом, при всем своем занудстве, полагал, что приговор несправедлив, тем более что Жермен Шабен скончалась по вине полиции. Бертий заявила им с завидной уверенностью:

— Бертран Жиро подаст прошение о помиловании президенту Республики! Лубе — гуманист, и дело Жана не оставит его равнодушным. Бертран в этом уверен. Он добьется помилования!

— Бертран то, Бертран сё! — иронично отозвался Гийом, чья ревность обострялась, стоило ему представить, что скоро красавица-жена сможет сама отправиться куда и когда захочет. — Этот адвокат ничего особенного не сделал!

Клер же услышала только слово «помилование». Она не желала терять надежду. На ушко Фостин она уже десяток раз прошептала: «Твоего папу помилуют, и он приедет к нам!»

Они уже подъезжали к Пюимуайену, откуда до мельницы — рукой подать. Леон уехал раньше на велосипеде. Базиль устроился на заднем сиденье коляски с Коленом и Этьенеттой, которая держала девочку на коленях. Клер взобралась на переднее сиденье, взяла вожжи. Всей своей истерзанной душой она стремилась домой, в свою мирную долину, в уютную кухню, где улыбка Раймонды сияет столь же ослепительно, что и начищенная медная посуда. Там она будет терпеливо дожидаться ответа президента Лубе…

Ехали молча. Этьенетта дремала, Фостин — тоже. Колен часто зевал. Он надеялся, что больше ни дня ему не придется провести в Ангулеме. Единственный приятный момент, по его мнению, — это был обед в ресторане с крошкой Этьенеттой.

Коляска проехала через Пюимуайен. Солнце клонилось к западу. И вот, стоило Клер свернуть на извилистую дорогу, спускавшуюся в долину, как она увидела едущего навстречу Леона. Он что было сил нажимал на педали, и велосипед мотало из стороны в сторону.

— Какая муха его укусила? — удивился Колен.

Клер в голову полезла всякая чушь. Жан сбежал и теперь прячется в Пещере фей! Тут Леон, красный от волнения, крикнул:

— Фолле умер, захлебнулся! Николя свалился в «дыру», и он полез его доставать. Я — за доктором!

Этьенетта в ужасе вскрикнула. Клер подстегнула Сириуса, и тот пошел галопом, рискуя опрокинуть коляску. * * *

Никогда Клер не забыть этот пятнадцатый день октября! Она отказалась от всех своих любовных чаяний, Жан ее ненавидит и настоящий, верный друг пожертвовал жизнью, спасая Николя.

Бросив вожжи Базилю, она спрыгнула с коляски.

— Будь с Фостин! Ей ни к чему это видеть, — крикнула она.

Колен уже бежал туда, где покоилось на земле тело Люка Сан-Суси, которого он сам, приняв на работу, прозвал «Фолле».

Мельник из Шамулара со старшим сыном, крепким двадцатилетним парнем, тоже были здесь. С трудом сдерживая слезы, подошла Клер. На лице у покойника был большой кровоподтек, губы — в крови. Стоя рядом с ним на коленях, рыдала Раймонда.

Этьенетта спросила быстро:

— Где мой сын? Где Николя?

— Я уложила его в вашей спальне, — пробормотала служанка между всхлипываниями. — Он ушиб голову. Я отправила Леона за доктором. Не знала, куда бежать! Бедный Фолле, да упокоит Господь его душу! Какой он храбрый!

Колен проводил глазами жену, которая побежала к дому. Клер помогла Раймонде встать. Ее глаза вопрошали. Юная служанка бросилась ей на шею.

— Простите, мадам! Простите!

— Раймонда, как это произошло? — спросила молодая женщина.

— Николя не захотел идти за грибами, устроил настоящую истерику. У меня полно работы, и я уложила его в вашу кровать, на втором этаже, говоря себе, что так услышу, если он вдруг снова заплачет. Все окна и двери были нараспашку — я проветривала. На минуту отлучилась в кладовку, за метлой и ведром. Думаю, тогда он и выскочил!