Король Теней

Глава двадцатая

— Еще тушеного мяса?

— О… нет-нет, спасибо! — Адам доел вторую миску очень вкусного блюда из курицы, вареного картофеля, лука и перца и потянулся за кружкой, стоявшей перед ним. Он с удовольствием допил остатки горячего чая, который ему подали, и почувствовал долгожданное расслабление. Он сидел за длинным столом в одном из крытых фургонов, который служил обеденным залом для обитателей сада Эмброуза Солсбери. У женщины, которая принесла еду из кухни, была копна черных волос с седым завитком спереди. Ростом она была примерно пять футов четыре дюйма, а весила, по прикидкам Адама, фунтов триста, и ее тело по консистенции больше напоминало желе.

— Это миссис Лидия Перигольд, — представил ее Солсбери, сидевший на своем маленьком детском стульчике. — Наша балерина.

Муж миссис Перигольд Майрон был поваром труппы. Когда он вышел, чтобы поздороваться, Адам оторопел, потому что увидел перед собой шестифутовый ходячий скелет, с таким острым подбородком, что им можно было колоть дрова. Его почти лысый череп был покрыт светло-коричневыми волосками-опилками.

Рядом с Солсбери на высоком стуле сидела его жена Сесилия, которая в своем желтом платье с оборками казалась еще более миниатюрной, чем ее муж — даже с высоким белым кучерявым париком, украшавшим ее голову наподобие кособокой короны. Ее лицо напоминало сушеное яблоко, но на губах играла обворожительная улыбка.

За столом также сидел Прометей, который молча заглотил три миски тушеного мяса. Он ел так быстро, будто у него горел язык, а местная еда была единственным средством от ожогов.

К ужину присоединился еще один человек — пожилой мужчина среднего роста с длинными седыми волосами и белой бородой. Его представили как Бенджамина Форда, более известного в этом Саду как Клоун Джолли.

— Это не все наши артисты, но некоторые немного стесняются показываться перед новым человеком, — с улыбкой сказал Солсбери. — Я уверен, ты все понимаешь и не считаешь их грубиянами.

— Ни в коем случае, сэр. — Адам на самом деле был рад, что Человек-Крокодил, выйдя из палатки для лошадей, сказал, что хочет еще немного насладиться ливнем и грязевыми лужами, после чего убежал на своих похожих на колышки руках и ногах. Адам подумал, что так быстро мог бы двигаться разве что настоящий крокодил… хотя он мало смыслил в крокодилах: он видел их только на рисунках в школьных учебниках и вовсе не горел желанием встретить настоящего.

На Адаме все еще была промокшая одежда, однако в фургоне ему выдали одеяло в коричневую полоску, чтобы он не замерз во время ужина. Поедая свою порцию, он заметил, что Солсбери пристально наблюдает за ним, как это прежде делал Черный Ворон во время заучивания стихов Священного Писания. Мальчик не заострял на этом особого внимания, потому что на деле оказался куда голоднее, чем предполагал, а еда была очень вкусной.

Через некоторое время Солсбери сказал:

— Лидия, спасибо тебе за еще один замечательный праздник. Уинстон, ты не отведешь Сесилию обратно в наш фургон? И, пока будешь там, захвати, пожалуйста, мантию, которую носил Неро. Ты ее помнишь, она в багаже. А я пока хотел бы побеседовать с нашим гостем наедине.

Последнее замечание было адресовано Перигольдам и Бенджамину Форду. Они понимающе кивнули и вышли вместе с Прометеем, державшим на руках Сесилию, как маленького ребенка. Выходя, они впустили с улицы немного моросящего осеннего дождя и эхо громовых раскатов.

Пока Адам ждал, когда маленький человечек заговорит, Солсбери достал из кармана маленькую серебряную табакерку и втянул по щепотке табака в каждую ноздрю. Без треуголки его вьющиеся рыжевато-каштановые волосы стояли торчком. Адам заметил на голове Солсбери множество проплешин, через которые без труда можно было разглядеть его скальп.

Маленький человек предложил табакерку Адаму, но тот отрицательно покачал головой.

— Я начал нюхать табак в гораздо более раннем возрасте, чем ты, — усмехнулся Солсбери и добавил с озорной улыбкой: — Мне никогда не приходилось беспокоиться о том, что это повлияет на мой рост. — Он убрал табакерку. — Мне жаль твоего отца. Такая трагедия, но, к сожалению, с шахтерами такое случается. Когда, ты говоришь, произошел этот инцидент?

— Месяц назад.

— До пятнадцатого или после?

— До пятнадцатого, — решил сказать Адам.

Солсбери кивнул.

— Ужасная трагедия для столь молодого юноши — мальчика — остаться одному в такое суровое время. Мне сложно понять, что ты чувствуешь, ведь я своих отца и мать никогда не знал. Нас с Сесилией в лучшем случае всю жизнь называли гномами. К слову, если говорить о ней… расскажу тебе историю. Она родилась в Манчестере в богатой семье, занимавшейся пергаментным бизнесом. Два старших брата и младшая сестра — все были нормального роста. И, разумеется, Сесилия была проблемой, учитывая статус ее семьи. Поэтому ей дали немного денег и отправили в школу-интернат. Можешь вообразить, каково это было? Ей повезло, что она обладала исключительным талантом игры на скрипке — маленькой, специально сконструированной и чрезвычайно дорогой за счет своих размеров, но это стало частью нашего шоу. Она играет на скрипке, а я на почтовом рожке[34]… опять же, маленьком, чтобы мундштук мог поместиться мне в рот. Но у нас есть цель в жизни. Понимаешь?

— Да, сэр, — ответил Адам, хотя он не вполне понимал, о чем его спрашивают.

— Двадцать второго числа прошлого месяца, — продолжил Солсбери, — мы дали два концерта в Галлауэе. Это в четырех милях к востоку от Колквита. Там хорошо разработанная угольная шахта… ты, наверное, в курсе. А еще, если ты знаешь шахтеров, то знаешь и то, что о любом инциденте в пределах города или за его пределами обязательно будут судачить месяцами. Мы играли в шахтерских городках, где об обвалах могли говорить даже год спустя. Шахтеры любили поговорить об этом с нами после окончания представления. Им это нужно, потому что пока они молчат, на них лежит груз страха, что стены их собственной шахты могут рухнуть им на головы. И если рядом с ними оказывается гном с чутким ухом, они не брезгуют рассказывать мне об этом. Им проще говорить об этом мне, чем тем, с кем они работают днем и ночью, потому что они не хотят приумножать свой страх. И это ты еще не слышал, какие истории рассказывают женщины Сесилии и Лидии. Итак, что я хочу сказать тебе, Адам: я знаю, что ты лжешь мне о том, почему оказался застигнут непогодой сегодня. Потому что до пятнадцатого числа прошлого месяца никакого обвала в Колквите не было. Ставлю на это свое крошечное сердечко. Я прав?

Адам молчал.

— Входи, если хочешь, — сказал Солсбери, повернувшись к двери.

В тот же миг раздался легкий хлопок, и Адам понял, что кто-то тихонько заглядывал внутрь. Теперь, кто бы это ни был, он сбежал.

— На чем мы остановились? Ах да! Никакого обвала в Колквите не было.

Адам беспокойно заерзал на стуле. Чтобы потянуть время, он спросил:

— А кто здесь еще есть? Из… тех, которые стесняются.

— Попперс, Урсалина, Леди Индиго, Мистер Дабл и Человек-Статуя. Хотя Леди Индиго не столько застенчива, сколько занята самой собой. Но хватит тянуть время. Расскажи свою настоящую историю, пожалуйста.

Адам уставился в пол. Он мог бы просто встать и уйти, но куда ему податься? К повозке со сломанным колесом? Ему нужна была помощь, чтобы вытащить Мэвис из канавы и починить колесо.

Глубоко вздохнув, он заговорил:

— Я Адам Блэк, сын Еноха. Того самого, которого называют Черным Вороном.

Пока Адам рассказывал о событиях, которые привели его сюда, дверь открылась, и вошел Прометей, неся с собой пурпурную мантию с капюшоном. Солсбери велел здоровяку повесить ее на стул и жестом пригласил его сесть, затем сосредоточился на рассказе сына Черного Ворона.

Когда история была закончена, Солсбери снова потянулся к табакерке и взял еще две щепотки нюхательного табака, чихнул, вытер нос белым платком и склонил голову набок, глядя на Адама со слабой улыбкой.

— Видишь, было не так уж и страшно, верно? — спросил он. — Я имею в виду говорить правду. Скверная история вышла с сыном мэра. Но такое иногда происходит. Сейчас главный вопрос в следующем: куда ты собираешься податься?

— В Лидс, в дом моей тетушки Сары. И если вы поможете мне с повозкой, утром я отправлюсь в путь.

— Ты не слишком честолюбив, да, парень? — со значением ухмыльнулся Солсбери. — Спрошу по-другому: что ты хочешь делать со своей жизнью?

Адам был поражен странностью этого момента. Вот он сидит перед (как бы Солсбери сам назвал себя) гномом, уродцем, существом, которое, если верить Черному Ворону, поражено чудовищным грехом, и это существо спрашивает сына Еноха Блэка о том, что он собирается делать со своей жизнью. Задавал ли ему прежде кто-нибудь этот вопрос? Нет. Точно не отец. А мать? Тоже нет, потому что она боялась гнева своего мужа, который впал бы в неистовство, поняв, что не полностью контролирует каждый вздох своих домочадцев.

Адам потерял дар речи, осознавая все это.

— Позволь мне подтолкнуть твои размышления, — сказал маленький человечек, сидящий в высоком кресле. — Ты, наверное, думаешь, что, когда доберешься до дома своей тетки в Лидсе, все будет хорошо, не так ли? Если так думала твоя мать, то она, к сожалению, заблуждалась. О нет, не в действиях, а в убеждениях. То, что ты будешь находиться в сорока милях от Колквита, не отменит содеянного и не принесет удовлетворения родителям покалеченного мальчика. Да, твоя мать может некоторое время держать твое местонахождение в секрете. Но я смею предположить, что, как только о нем узнает твой отец, он тут же расскажет мэру и шерифу. А ты… ты все равно больше никогда не сможешь вернуться домой.

Солсбери позволил своей речи некоторое время повисеть в воздухе. Прометей издал рокочущий звук глубоко в горле, будто соглашаясь с тем, что только что сказал его хозяин-садовник.

— Еще вопрос, — продолжил Солсбери. — Ты действительно хочешь втянуть свою тетку и ее мужа в эту историю? Они ведь станут твоими сообщниками. Разве твоя мать думала об этом, когда отправляла тебя туда? Я полагаю, нет, она просто была в панике. Опять же, ее решение говорит о ее любви к тебе, но… я полагаю, ты несколько застрял меж двух огней.

— Меж двух огней? — переспросил Адам.

— Между прошлым и будущим. Между «здесь» и «там». Между сегодня и завтра. Для тебя что-нибудь из этого имеет смысл?

— Я… просто хочу найти себе место.

— И вправду, это важно. А какое место? Место, где можно спрятаться? Уйти от мира? И как долго ты собираешься скрываться? Ты мог бы, конечно, при желании затеряться в Лондоне, но я содрогаюсь от мысли о том, что там может с тобой случиться. Поэтому, полагаю, тебе нужно найти такое место, где ты мог бы спрятаться на виду у всех.

Речь Солсбери поразила Адама.

— Сэр? — непонимающе спросил он.

Солсбери некоторое время молчал, пока его маленькие темно-карие глаза изучающе глядели на мальчика. Затем он сказал:

— Не мог бы ты оказать мне небольшую услугу и надеть эту мантию?

Адам встал и выполнил просьбу. Пурпурная ткань мантии блестела. Она не была слишком тяжелой, рукава были достаточно длинными, а сама мантия доставала почти до пола. Правда пахла она, примерно как мистер Кимбро, явившийся пьяным в дом Еноха после смерти своей жены, но это не сильно тревожило Адама.