Дело Зили-султана

* * *

В следующие дни ничего интересного в дороге не происходило, если не считать совершенно свинских условий на местных постоялых дворах. Впрочем, на мой взгляд, и в этом тоже не было ничего интересного.

По-персидски название станций, где путники меняют лошадей, похоже на «мамзель». На одной из таких мамзелей с нами вышел неприятный случай. Заселившись, мы оставили вещи в номере и пошли немного размять ноги. Гуляли мы недолго, но, возвратившись назад, обнаружили, что вещи наши почему-то выставлены во двор.

Найдя смотрителя станции, оборванного нищего перса, мы спросили его, что все это значит. Он отвечал, что, когда мы ушли, явился слуга местного губернатора и сказал, что скоро приедет его господин, которому нужна самая лучшая и большая комната. Подумав немного, смотритель решил, что лучше нашего номера ему не найти.

– Но что же делать нам? – спросил я. – В таком случае, дайте хотя бы другую комнату.

Однако других свободных комнат не имелось. У нас не было даже формального повода возмутиться, поскольку за комнаты на станциях не платят, разве что вы воспользуетесь здешними лошадьми. Так или иначе, ночевать на улице мне совсем не улыбалось. Я стал подумывать, не прийти ли в ярость, но меня упредил Ганцзалин.

– Не беспокойтесь, хозяин – сказал он, – добрые люди всегда найдут общий язык.

С этими словами он уединился со смотрителем для беседы. Не знаю, о чем они там толковали, но спустя пять минут наши вещи уже внесли обратно, а смотритель забился в какую-то тараканью щель и до самого нашего отъезда не показывал оттуда носа.

Как уже говорилось, за комнату в «мамзелях» ничего не платят. Правда, по неписаным законам, на станциях принято давать смотрителю анам, то есть своего рода подарок. Ганцзалин, однако, объявил, что никакого анама смотрителю не полагается, хватит с него подарка в виде синяков по всей физиономии. Но я все-таки пожалел бедолагу и оставил ему в утешение пару кранов – чуть больше шестидесяти копеек на русские деньги.

Когда мы вместе с караваном выезжали со станции, несчастный смотритель выбежал и кланялся нам вслед – такое впечатление произвела на него моя неожиданная щедрость. Но, между нами говоря, щедрость эта была лишней, поскольку обслуживание на станциях поставлено из рук вон плохо.

Если вы путешествуете сами, на этих станциях вам должны сменять уставших лошадей на свежих. Однако сделать это почти невозможно. Обычно тут вам дадут таких кляч, на которых смотреть страшно, не то, что ехать на них. Может статься, что до следующей остановки вы будете тащить их на себе.

Справедливости ради скажем, что не везде царит такое безобразие. Ближе к столице, где-то после города Казвина, образ станций становится более человечным, а сами они делаются гораздо чище. Кроме того, здесь уже появляются теплые комнатки с мебелью и мягкими кроватями. Единственное, с чем не могут справиться персы, так это с неизбежными насекомыми на постоялых дворах. Но Ганцзалин уже наловчился истреблять их посредством керосина (да здравствует Альфред Нобель и все нефтепромышленники на свете!).

Всю дорогу помощник мой объедался сушеными фруктами, к которым, по его словам, он еще с детства обнаружил необыкновенное пристрастие. Признаться, он меня этим немного раздражал – кому охота видеть перед собой вечно жующую физиономию? На мои упреки он лишь отъезжал в сторону, но жевать не переставал.