Плетения конфедерации

А я героически не ржал и не горюнился, представляя, сколь жуткой станет моя жизнь после упёртых со стенки изумрудных труселей и полотенца с поняшей. Просто кошмар, хех. Хотя и не сказать, чтобы уж совсем смешно: расовая особенность, насколько я успел узнать — вещь такая… весомая. Так что то, что мои «сокровищща» ещё на стенке — показатель реально сильной воли вредины зелёной.

А вот со шкурой Ленка меня удивила. Оказалось, что кожевенное мастерство — расовая склонность гоблинов! Я натурально офигел, когда, после осмотра, Ленка взяла ножик, обматерила его рунами и, пусть с трудом, но сама и без разметки начала кроить шкуру.

То есть мысли-то были, что загубит. Но если что — свою отдам, а насчёт этого куска — сам сказал «всё тебе».

Но через три минуты Ленка прикидывала на себе ровный, готовый раскрой! Без разметок и чего-то такого, просто ножиком «чик», блин! Ну не «чик», шкура толстая и прочная, но смысл тот же.

— А ты до конца с кожей работала? — уточнил я.

— А? Поняла. Нет, Кащей, это гоблинская особенность, — легонько улыбнулась девчонка, сосредоточено выпиливая что-то на шкуре.

— Блин, а чего гномы-то везде кожевничают? — фигел я, смотря, как Ленка на глазах творит курточку и штаны. Ещё не сшитые, конечно, но скорость поражала.

— Хм, — замерла Зелёнка. — Гоблинов немного, — начала перечислять она. — И мы беспокойные очень. В Меллорне только один парень на месте сидит. А мастерить — усидчивость нужна, тем более на продажу.

— А сеть?

— А сеть — другое. И я усидчивая и с сильной волей, — задрала Ленка курносый носик.

— И не поспоришь, — не стал спорить я.

В общем, моя Ленка у меня на глазах за два часа сотворила стильную, надёжную и прочее кожаную сбрую на себя. И шло ей, факт. Но поразил меня этот процесс, признаться, посильнее всяких там чудес. Бац — и готово. Сильна зелёнка, в общем.

— А шубку и тебе… тебе шубу или дублёнку, Кащей? — уточнила красующаяся в обновке Ленка.

— Ээээ…

— Из шкур верволков, — уставилась на меня Ленка. — Или думаешь все продать? Вроде денег хватает.

— Да нет, продавать не надо, — отмазался склеротичный, но увёртливый Кащей. — И шубку тебе обещал. Думал просто. Смотри сама, Лен, я тебе доверяю, — окончательно вывернулся я, не соврав.

А потом… блин, была у меня надежда, что Ленка не того… Ага! Щаззз… ну не могу сказать, что там не понравилось, но даже ворчать хотелось стариковски, что я слишком стар, чтоб становиться тентакледемоном, хех.

Но вообще ничего. И напол-, и не наполшишечки, да.

Правда, мысль о том, что меллорнские свинотрахи оказались в чём-то правы — появилась. В чём-то смешная, в чём-то нет, но была. И, как выяснилось, в промежутке между «натурными испытаниями периферии Кащея» — не только мне это в голову пришло.

— Слушай, Кашей, — потягивалась довольная зелёнка. — А вот с Гошей, свинотрахами… Ты же не можешь врать, небывальщина! Как?! Интересно.

— Хехе, — порадовался злодейский я. — Ну вообще я сам беспокоился. На определённый момент. Но… смотри, вот я себя называю сволочью и злодеем. И при этом орд невинных не вырезаю. Только виновных, мдя, — несколько смутился я сравнению, но был сочувственно похлопан зелёнкой.

— Тут понятно, Кащей. Ты же вредина, — улыбнулась Ленка и замерла, понимая. — Так, погоди. Ты не злодей. Скорее трикстер, если мотивами мифов. Шутник, не слишком злой. Но получается, что для жертв твоих шуток…

— Угу, — покивал я. — Само слово «трикстер» мне не очень нравится. Но в целом — так.

— С этим ясно, хотя забавно, — хихикнула Ленка. — Но твои любимые свинотрахи…

— Не мои, а свиней, — резонно отметил я.

— Неважно, — неделикатно отметила зелёная вредина. — Ты постоянно так называешь кучу народа. Гоша… ну ты говорил. Но что — все?!

— Не совсем. Гоша — это вообще его дурь и коллективное творчество. Ты его тоже свинотрахом называла. Это его небывальщина, как я прикидываю, наказала за ВСЕХ, слухи распускающих. Как первоисточник. А в остальном: как ты думаешь, сколько народу РУГАЕТСЯ? — ехидно уточнил я.

— Погоди… то есть ругань и определение для небывальщины…

— Как я чувствую — да. Если я называю свинотрахов из Холодного свинотрахами… ну, я не «утверждаю» это. Я это обращаю скорее на ругательный образ. Небывальщине это не нравится, да. У меня идёт небольшой отток энергии. Но небольшой. И свинотрахов я могу себе позволить свинотрахами называть хоть сутки подряд, — пожал я плечами. — Естественный прирост больше.

— Поня-а-атно, — протянула Ленка. — А на что уходит энергия, интересно?

— Чёрт знает, — пожал плечами я. — Может, и оказывает некоторое влияние на сексуальные предпочтения, — хмыкнул я. — Но небольшие, там реально слёзы. Вот если бы я не ругался, — развёл я лапами.

— Угу. А теперь насчёт сексуальных предпочтений, — облизнулась неугомонная зелёнка.

В общем, стук Петровича и писк артефакта прервал довольно продолжительный марафон. Всякого и разного, да.

И рассчитавшись с гнумом за следующие трое суток, я встряхнулся. С Ленкой хорошо и интересно. Но если не делать перерывы — надоест, факт. А интересного и так хватает.

Так что в комнату вернулся Кащей ехидный, собранный, который зелёнке на приглашающий жест показал непокобелимую дулю.

— Вот. Лен, солнышко, — лучился я ехидством. — Свя-а-а-азь.

— Ой.

— Вот да. Это было… хорошо. Но дела, блин! — поднял я палец. — Так что давай пока закруглятся.

— Пока — давай, — встряхнулась зелёнка. — Ой…

— И это тоже.

— Это ерунда, подлечусь. Куда сейчас?

— Давай заскочим в Бар, вечер, — прикинул я. — А то, кроме Тощего, и не видели никого. Разговоры послушаем, вопросы позадаём.

— Давай, — кивнула Зелёнка.

— Ночью — ты спать. А потом — связь!

— Согласна.

— А чего ты не одеваешься? — уточнил я.

— Иду, — пискнула зелёнка.

Так что через четверть часа ехала наша парочка в бар «Бар». И на вечерний Стальной хоть полюбуемся, да.