Отважные капитаны. Сборник

Легенды 1915 года

Метрдотель ресторана отеля «Карвойтц»[69] чуть ли не бегом устремился навстречу Портсону и его гостям, как только те поднялись по ступеням из крытого атриума, где играл камерный оркестр.

— Не имел чести видеть вас на протяжении целых... Словом, весьма давно, — начал он. — Ваша каблограмма доставила нам неописуемое удовольствие. Надеюсь, у господ все в порядке, не так ли?

— В общем и целом — да. — Портсон пожал метрдотелю руку. — Да и вы, Анри, выглядите недурно. Наш столик готов?

Анри кивнул в сторону розового кабинета, предназначенного для смешанных пар. Он занимал центральное место в главном обеденном зале, сверкающем электрическими огнями и позолотой.

— Отлично, дружище! — отозвался Портсон. — Итак, Анри, мы целиком и полностью вверяем себя в ваши руки. Перед вами — суровые морские волки, хоть с первого взгляда этого и не скажешь, и вот уже несколько месяцев подряд мы питаемся не так, как подобает добрым христианам. Что вы на это скажете, друг мой?

— Меню я составлял лично, — с серьезностью верховного жреца, готовящегося к священнодействию, отвечал метрдотель.

Минуло уже более года с тех пор, как Портсон — биржевой маклер брокерской компании «Портсон, Пик и Энселл» — посоветовал Анри обратить внимание на акции дышавшей на ладан нефтяной компании «Ойл кампани», а та спустя короткое время вдруг показала невероятную прибыль. Метрдотель сумел расплатиться со всеми долгами и втайне весьма этим гордился.

Пока он провожал почетных гостей в розовый кабинет, его внимание безуспешно пыталась привлечь бурными и недовольными возгласами пара, расположившаяся за столиком у самого входа, — один из стремительно разбогатевших в последнее время дельцов и иностранная актриска, чья слабенькая звездочка столь же стремительно взошла на кинематографическом небосклоне.

Даже не взглянув в ту сторону, Анри собственноручно выключил несколько электрических ламп в причудливых абажурах и зажег в кабинете четыре бледно-розовых свечи.

— Как в церкви! — пробормотал кто-то. — Прямо тебе свадебная церемония!

— Весьма рад, что вам нравится. Недаром сказано — нет предела совершенству.

С этими словами Анри неслышно удалился, и четверо мужчин направились к столу.

У них были обветренные лица цвета обожженного кирпича — лица людей, проводящих немало времени на свежем воздухе и не отказывающих себе в удовольствиях и даже в некоторых излишествах. Старший из них — его звали Маддингем — был коренастым господином средних лет с коротко постриженными седыми волосами. При ходьбе он слегка прихрамывал, а в целом смахивал на тех персонажей, которые заседают в советах директоров каких-нибудь респектабельных компаний. Вслед за ним в кабинет вступил Тегг — часто помаргивающий, аккуратный и опрятный мужчина невысокого роста с волосами цвета песка, несомненный военный моряк, несмотря на несвойственную этому сословию мягкость манер, граничащую с робостью. Уинчмор, самый молодой из присутствующих, явно принадлежал к категории экзальтированных щеголей, которых перед войной развелось несметное множество; правда, глаза у него были запавшие, руки мозолистые, а под ногтями виднелась траурная кайма.

Портсон, взявший на себя роль распорядителя, джентльмен с уютным домашним брюшком и вандейковской бородкой, буквально просиял, глядя, как дружно гости принялись за устриц.

— Именно это я и имела в виду, — донесся звонкий и чистый голос голос актрисы-иностранки, которую Анри только что избавил от иллюзии, будто розовый кабинет достанется ей. — Они еще не готовы воевать. Может мне кто-нибудь сказать, кто они, эти неотесанные мужланы? Они уже вступили в британскую армию или еще нет?

— Это ваша знакомая? — поинтересовался Маддингем.

— Надо же — совсем запамятовал, как ее зовут, — ответил Портсон. — Одна из тех очаровательных штучек, импортированных нашими патриотами. Вроде бы она поет «Сыны империи, вперед!» в «Палемсеуме»[70]. Дамы бальзаковского возраста от нее в экстазе.

— Это Сидни Леттер. Кстати, поговаривают, что поет она совсем недурно. — Тегг потянулся за уксусом. — Пожалуй, стоит послушать ее как-нибудь.

— Еще бы! Ведь нам буквально некуда девать свободное время, — раздраженно фыркнул Маддингем. — Я, пожалуй, прикончу ваших устриц, Портсон, если вы больше не хотите...

— Выше нос, папаша Маддингем! Все мы умрем рано или поздно! — повернулся к нему Уинчмор.

Маддингем одарил его недобрым взглядом.

— Взял бы я вас к себе к себе на недельку, мистер Уинчмор...

— Никаких шансов, — парировал молодой человек. — Меня только что произвели в полные лейтенанты. Честное слово! Совесть уже не позволяла мне выходить на «Этельдреде» субалтерном[71]. Для этого у нее чересчур плоское днище.

— Вы уже установили новый планшир? — вмешался в разговор Тегг.

— Ни слова о делах! — запротестовал Портсон. — Сначала — суп с вязигой[72]. Правда, не знаю, что там у нас с выпивкой...

— Сухое «Пол Роджер» урожая 1904 года, — с поклоном ответил подоспевший официант.

— Славный малый этот Анри, — одобрительно проворчал Уинчмор. — Правда, — он подозрительно уставился на официанта, — мне не совсем нравится... Вы, собственно, кто по национальности, любезный?

— Племянник Анри, месье, — с улыбкой отозвался официант и опустил руку в перчатке на стол. Та издала скрежещущий звук. — Бетизи-сюр-Уаз[73], — пояснил он. — Дядя подарил мне эту руку к Рождеству. Но она годится только для того, чтобы держать тарелку.

— Вот как! Тогда прошу меня простить, — пожал плечами Уинчмор.

— Месье совершенно прав. Но мой дядя очень осторожен, даже с нейтралами. — С этими словами официант принялся разливать шампанское.

— Минуточку, — вскричал Маддингем. — Первый тост обязателен: за то, что мы получим, — и слава Богу и британскому флоту!

— Аминь! — подхватили остальные, глядя на лейтенанта Тегга, представителя флота на море и Адмиралтейства — на берегу.

— Следующий: будь прокляты все нейтралы![74] — входя в раж, продолжал Маддингем.

— Аминь! Аминь! — отозвались гости, щедро воздавая должное ледяному шампанскому, прежде чем перейти к морскому языку а-ля Кольбер.

Маддингем, меж тем, взялся изучать меню.

— Куриная грудка, — провозгласил он вслух. — Филе в винном соусе, бургундское «Вудкок и Ричбург» урожая 1874 года, десерт «мельба» и гренки с яйцами, фаршированными луком, горчицей и ломтиками помидоров... Пожалуй, я и сам бы не предложил ничего лучше. Хотя, с другой стороны, — продолжал он, — можно было бы добавить жаркое из перепелов.

— Ну, в таком случае бургундское было бы совершенно неуместно, — с подкупающей серьезностью заметил Тегг.

— Вы несокрушимо правы, — согласился Маддингем.

Актриса-иностранка, до которой доносились голоса сотрапезников, выразительно повела плечиками.

— Эти люди неисправимы, — брезгливо заявила она, обращаясь к своему спутнику. — А я еще пела для них целых две недели!

— Я предпочел во всем положиться на Анри, — продолжал Портсон.

— Бог ты мой! — прошептала актриса, продолжая прислушиваться к их беседе. — Как это похоже на англичан! В этой стране привыкли во всем полагаться на таких вот Анри.

— Кстати, — обратился Тегг к Уинчмору, как только с рыбой было покончено, — где вы все-таки установили свою однофунтовку?[75]

— На миделе[76]. Носовая палуба «Этельдреды» не выдержала бы такой тяжести. Ее и так захлестывает волной.

— Почему бы вам не взять другую посудину? — встрял в разговор Портсон. — Я знаю одного малого в Портсмуте, он как раз слег с пневмонией, и...

— Нет уж, благодарю покорно. Я знаю «Этельдреду». В ней, конечно, нет ничего особенного, но в хорошем расположении духа она способна творить чудеса.

Маддингем подался через стол.

— Чудеса? Если на спокойной воде она даст больше одиннадцати узлов, — сказал он, — то я... я подарю вам свою «Хиларити».

— На палубу этой вашей «Хиларити» я ступлю только мертвым, — с насмешливой признательностью отозвался Уинчмор. — Уж не хотите ли вы сказать, что решили промочить ей паруса, папаша? И где же это произошло?

Остальные дружно рассмеялись. Маддингем побагровел, на виске туго запульсировала вена, а на скулах вздулись желваки.

— Он конвоировал нейтралов — и весьма тактично, замечу, — с коротким смешком пояснил Тегг.

Маддингем напомнил свой бокал и недовольно уставился на Тегга.

— Да уж, — проворчал он, — черт бы побрал этих лордов Адмиралтейства. Таких болванов еще поискать...

— Тише! Тише, папочка! — Уинчмор осуждающе покачал головой. — Так кого вы там конвоировали?

Маддингем буквально выплюнул название корабля и в двух словах обрисовал некоторые детали его оснастки и конструкции.

— Э-э, да это же мой старый знакомый! — вскричал Уинчмор. — Я наткнулся на него совсем недавно, он тащился вдоль побережья Шотландии, укрываясь, по его словам, от ненастной погоды и испытывая новую судовую машину — дизель. Это ведь он и есть, не так ли? — И Уинчмор упомянул некоторые характерные особенности оснастки судна.

— Верно, — согласился Портсон. — Вы поднимались к нему на борт, Уинчмор?

— Нет. Мы с «Этель» давеча попали в небольшой шторм и потеряли единственную шлюпку. Но он подал мне все надлежащие сигналы и был общителен, как леди с Променада...[77] Погодите, я возьму еще кусочек этого беарнского филе... Словом, меня привлек его запах, и я опекал его на протяжении пары дней.

— Всего лишь два дня? Тогда вам не на что жаловаться! — с негодованием парировал Маддингем.

— А разве я жалуюсь? Если он предпочитал держаться вплотную к берегу, меня это не касалось. В конце концов, я не член Лиги защиты нравственности. Мне было решительно все равно, к чему он там прижимается, лишь бы я мог держаться позади, чтобы позволить ему первым наскочить на мину. Я шел у него в кильватере, несмотря на то, что он затянул своим вонючим дымом все Северное море, рассчитывая, что это корыто вполне сойдет за наживку...[78] Нет, довольно бургундского, лучше еще бокал шампанского...

— Но продолжайте же — пока вы не лишились дара речи. Так пригодился он в качестве наживки или нет? — пожелал выяснить Тегг.

— Увы, нет. Как я уже говорил, он держался берега вплоть до темноты, а потом обогнул мыс Гиллара-Хед и направился прямиком в бухту, где едва не выбросился на берег.

— Береговые огни были погашены, разумеется? — полюбопытствовал Маддингем.

Уинчмор кивнул.

— Но меня это ничуть не тревожило, потому что я держался у него за кормой. Как назло, в заливе шла рыбалка, и мы вломились в самую середину собравшихся там судов. Не успели мы толком понять, что тут происходит, как на нас навалился флотский паровой катер, и его мальчишка-капитан, наглый щенок, пожелал узнать, что я тут делаю. Я объяснил, а он обругал меня почем зря за то, что мы распугали всю рыбу, когда они только-только собрались позабавиться. А потом мы вдвоем (он забросил мне крюк на квартердек) стали дрейфовать в сторону парового траулера и нашего приятеля нейтрала, к которому присоединился еще и десятивесельный тендер. Словом, образовалась целая куча-мала. Насколько я понял, это младшие офицеры тамошнего гарнизона решили таким образом развеяться. Тогда «дядюшка Ньют»[79] перегнулся через поручни и рассказал им свою сказочку насчет погоды и проблем с машиной, но им до того не терпелось продолжить свои игры, что они не стали понимать шум и посоветовали ему убираться ко всем чертям.