Любовница Витгенштейна

Ну, когда я искала, я почти всегда носила его с собой.

Искала в отчаянии, как я уже говорила.

Но все-таки, опять же, никогда не зная, кого найдешь.

До самых сумерек я не выходила из переулка.

И смотрела на свое отражение в окне магазина художественных принадлежностей, выделявшееся на фоне маленького натянутого холста.

Честно говоря, одна книга в магазине по соседству все-таки оказалась на английском языке.

Это был атлас — определитель птиц южного Коннектикута и Лонг-Айленда.

Спала я в машине, которой пользовалась в то время. То есть в фургоне «фольксваген» с музыкальными инструментами.

Кэтлин Ферриер, вполне возможно, умерла еще до того, как я купила ту старую пластинку, так мне теперь кажется.

Не помню, однако, что я собиралась этим подтвердить.

Завеса безумия — ужасно претенциозное для меня выражение, между прочим.

На следующее утро я поехала против часовой стрелки, горными дорогами, в сторону Спарты, которую хотела посетить перед отъездом в Грецию.

Не подумав заглянуть в книгу про птиц, в которой могло говориться о чайках.

На полпути к Спарте у меня начались месячные.

Сколько я живу, моим месячным всегда удается застать меня врасплох.

Даже несмотря на то, что я, как правило, в течение нескольких дней до их наступления находилась в плохом настроении, которое я почти неизменно приписывала другим причинам.

Так что, без сомнения, разрыдаться меня заставил все-таки не Парфенон.

И даже, определенно, не временное ослабление моего безумия.

Новое, очевидно, уже было на подходе.

Итак, кто-то окликнул меня по имени.

Я до сих пор менструирую, между прочим, хотя и нерегулярно.

Или оставляю пятна. На протяжении целых недель подряд.

А потом менструаций может не приходить несколько месяцев.

В «Илиаде» или любой другой пьесе нет, естественно, ни слова о менструации.

В «Одиссее» тоже. Так что, без сомнения, ее все-таки писала не женщина.

Перед тем как я вышла замуж, моя мать узнала, что мы с Терри спали вместе.

Кто-нибудь еще был, до Терри? Так звучал один из первых вопросов, которые тогда задала мне моя мать.

Я сказала ей, что был.

Знает ли Терри?

Я и на это ответила утвердительно.

Ах ты дура малолетняя, сказала моя мать.

Шли годы, и я часто ощущала сильную грусть, на протяжении большей части жизни, которую прожила моя мать.

Однако что хоть кто-то из нас действительно когда-либо знает?

Я не знаю, почему это напоминает мне о том случае, когда из-за месячных я упала с центральной лестницы в Метрополитен-музее и сломала лодыжку.

На самом деле, возможно, она была не сломана, а только вывихнута.

Тем не менее на следующее утро она распухла и стала вдвое больше своего нормального размера.

Вот я была на полпути вверх по лестнице, а вот уже представляю себя Икаром.

Что я делала — несла этот монструозный холст, который был чрезвычайно громоздким.

Такого монстра следует нести, взяв за внутренние перекладины с оборотной стороны каркаса, а это означает, что вы никоим образом не можете видеть, куда ступаете.

Тем не менее я полагала, что справлюсь. До тех пор, пока эта штуковина не выскользнула у меня из рук.

Возможно, что причиной этого стал ветер, ведь в музее к тому времени было много других разбитых окон, помимо тех, что я продырявила нарочно.

Кроме того, по всей видимости, это был ветер снизу, ведь холст, казалось, приподняло передо мной. А затем подняло еще выше.

Примечательно, однако, что вскоре он уже был подо мной.

Боль была мучительная.

Из меня хлещет — вот, однако, что я подумала сначала. А у меня даже нет трусов под этой юбкой.

Честно говоря, на самом деле я думала об этом двумя секундами раньше.

И поэтому, естественно, чуть изменила позу, чтобы сомкнуть бедра.

Забыв на то же самое мгновение, что несу сорок пять квадратных футов холста, на каркасе, вверх по каменной лестнице.

Оглядываясь назад, можно сказать, что отсутствие ветра все-таки не кажется маловероятным.

И опять же, все это произошло, разумеется, без какого-либо предупреждения.

Хотя, без сомнения, я чувствовала себя не в своей тарелке уже несколько дней, что неизменно объясняла другими причинами.

В музее, конечно, имелись костыли и даже инвалидные кресла, как раз для таких чрезвычайных ситуаций.

Ну, возможно, не совсем для таких.

Так или иначе, все они находились на первом этаже, наряду с другими предметами первой помощи.

Мне было бы намного проще доползти до верха лестницы, чем спускаться вниз.

Впрочем, большая часть моих личных вещей тоже находилась внизу. Кажется, я уже упоминала, что на тот момент еще не избавилась от личных вещей.

Очень скоро я на удивление ловко научилась маневрировать своей коляской.

Даже носилась с одного конца главного этажа до другого, когда появлялось настроение.

От греческих и римских древностей к египетским, или — вжих! — и вот уже я еду вокруг храма Дендур.

Часто даже под музыку Берлиоза или Игоря Стравинского.

Время от времени меня беспокоит боль в одной лодыжке.

Если точнее, то это происходит, как правило, только из-за погоды.

С другой стороны, я никак не могу вспомнить, зачем я пыталась поднять тот холст вверх по лестнице.

Чтобы рисовать на нем — было бы естественным предположением.

Хотя опять, за несколько месяцев так ничего и не нарисовав на нем, я, возможно, хотела отнести его туда, где он не напоминал бы мне постоянно о том, чего я не сделала.

Холст размером девять на пять футов не так-то просто игнорировать.

Несомненно, я что-то имела в виду, так или иначе.

Здесь, в пикапе, есть кассетная магнитола, как я сейчас помню.

Однако, кажется, нет ни одной кассеты.

Однажды, сменив транспортное средство у каких-то теннисных кортов в Байонне, во Франции, я повернула ключ зажигания и услышала «Четыре строгих напева» Брамса.

Хотя я, возможно, думаю о «Четырех последних песнях» Рихарда Штрауса.

В любом случае, это не было пение Кэтлин Ферриер.

На самом деле довольно большой процент транспортных средств, попадающихся на пути, оснащен кассетными магнитолами, многие из которых застыли в таком же включенном положении.

Однако мне редко приходило в голову обратить на это хоть какое-то внимание.

Очевидно, что в такие моменты человека больше всего интересует, функционирует ли до сих пор аккумулятор.

При условии, что человек уже определил, что в транспортном средстве есть ключ и бензин.

Кирстен Флагстад пела в городе Байонне. То есть на самом деле в Бордо.

Честно говоря, обычно ты настолько доволен, если автомобиль завелся и поехал, что далеко не сразу замечаешь, играет магнитола или нет.

Или, по крайней мере, ты успеваешь перед этим преодолеть все те препятствия, из-за которых и пришлось менять транспортное средство.

Часто это приходится делать на мостах. Один жалкий автомобиль может сделать среднестатистический мост непреодолимым.

Вдобавок я несколько лет привычно мучилась со своим багажом, перенося его из одного автомобиля в другой. В некоторых поездках я даже возила с собой ручную тележку.

Пока я жила в Метрополитен-музее, я в конце концов расчистила несколько подъездных путей.

Ну, или иногда садилась в «ленд-ровер» и ехала прямиком через газоны Центрального парка.

Сейчас уже нет никаких проблем в связи с фамилией мужа, кстати. Даже если я и не видела его после расставания из-за смерти Саймона.

Вообще-то тележка есть и в подвале этого дома.

Она не моя собственная, так как теперь я редко пользуюсь такими приспособлениями. Скорее всего, она уже была здесь, когда я приехала.

А еще в подвале есть восемь или девять картонных коробок с книгами, в дополнение к многочисленным книгам в разных комнатах.

Ручная тележка сильно проржавела, как и несколько велосипедов.

В подвале еще сырее, чем в остальной части дома. Я держу эту дверь закрытой.

Вход в подвал находится в задней части дома, ниже песчаной насыпи, так что его не видно на картине.

Перспектива картины взята с близкого расстояния, если я это еще не уточнила.

Кроме того, в подвале есть несколько бейсбольных мячей, на полке.

Еще там хранится газонокосилка, хотя есть только один участок травы, совсем маленький, сбоку от дома, который, как можно себе представить, когда-то стригли.

Этот участок, впрочем, действительно кажется различимым на картине.

Теперь я понимаю, что его и правда стригли в тот период, когда художница писала картину.

Вот ведь какие вещи со временем начинаешь осознавать.

Кстати, я вспомнила, что, по моему убеждению, предложение, которое пришло мне в голову вчера или позавчера, о скитании по бескрайнему небытию, написал Фридрих Ницше.

Пусть даже, также по моему убеждению, я не прочла ни слова, написанного Фридрихом Ницше.

Я уверена, однако, что когда-то читала «Грозовой перевал», и упоминаю об этом, поскольку я, кажется, в состоянии вспомнить о нем лишь то, что люди постоянно смотрят в окна или из окон.

Между прочим, книгу под названием «Мысли» написал Паскаль.

Также я вроде бы не упоминала, что печатаю уже на другой день, поэтому и выразила неуверенность относительно того, цитировала ли я Фридриха Ницше вчера или позавчера.

Я не делала никаких пометок, где прервалась, а просто оставила этот лист в машинке.

Возможно, я прервалась на том, что подошла к бейсбольным мячикам в подвале, так как тема бейсбола всегда казалась мне скучной.

Затем я пошла на прогулку по пляжу, до другого дома, который сгорел.

Вчерашний закат был закатом Винсента Ван Гога, с известной долей тревожности в нем.

Может быть, я просто думаю о потеках краски.

Вообще-то я не раз задавалась вопросом, почему те книги лежат в подвале, а не наверху вместе с остальными.

Места достаточно. Многие из полок здесь наверху наполовину пусты.

Хотя, несомненно, когда я говорю, что они наполовину пусты, я должна была бы сказать, что они наполовину заполнены, так как, вероятно, они были совершенно пусты, прежде чем кто-то заполнил их наполовину.

Впрочем, опять же не исключено, что они когда-то были заполнены полностью и стали наполовину пусты только тогда, когда кто-то убрал половину книг в подвал.

Я нахожу этот второй вариант менее вероятным, чем первый, хотя его нельзя совсем отбросить.

В любом случае, нынешнее состояние полок объясняет то, почему так много книг в доме стоят завалившись или криво. И, таким образом, оказались непоправимо деформированы.

«Бейсбол, когда трава была настоящая»[2] — так, кажется, называлась одна из них.

В этом случае, надо признать, значение названия вызывает, как минимум, легкое любопытство.

Не то чтобы это чрезвычайно любопытно, ведь бейсбол есть бейсбол, но, по крайней мере, слегка любопытно.

Вообще-то я, пожалуй, начну косить свою траву, которая, несомненно, реальна, хотя и непомерно высока.

Я не могу косить траву. Не этой газонокосилкой, которая проржавела так же сильно, как пикап и велосипеды.

У меня есть другие велосипеды вообще-то.

Один из них точно находится рядом с пикапом. Другой может быть на заправке, в городе.