Ее незабываемый испанец

Дженни

Это был прекрасный день — солнце ярко сияло в густо-синем небе над долиной, в темно-зеленой воде озера отражались редкие облака, цветущий вереск на холмах поражал многообразием оттенков пурпурного и лилового. За завтраком я решила отправиться на долгую прогулку, чтобы исследовать окрестности и отвлечься от печальных мыслей. Однако даже восхитительные пейзажи за окном не могли помочь мне справиться с гнетущей тоской. Я могла думать только о том, что Кон выкинул меня из своей жизни. Мне следовало радоваться, что я возвращаюсь в Лондон, однако радости не было, лишь обида и горечь. Я не ожидала, что Кон просто… откажется от меня.

Он не хочет меня. Я и раньше знала, что это так, но все равно мне было больно. После того поцелуя я на что-то надеялась… Но нет, это был всего лишь мой глупый оптимизм. В конце концов, у меня не было поводов думать, что я ему нравлюсь, и в ту ночь в саду, когда он так свирепо набросился на меня, он был зол и расстроен. Впоследствии я думала, что это и было причиной, по которой он взял меня. Не потому, что он хотел меня, а потому, что я была… Кем? Просто оказалась там? Сегодня утром наверху поцелуй был таким же. Кон был зол, и, опять же, я была там. Он хотел не меня, только не меня.

Мои внутренности скрутило, а сердце заныло. Я не могла думать о себе. Наш ребенок был важнее. И если Кон отправляет меня домой, значит, так и должно быть, верно? Но разве ребенок не должен знать своего отца?

Аппетит пропал. Я мрачно водила вилкой по тарелке. Я хотела сказать себе, что, конечно, ребенку совсем не обязательно знать своего отца. Я никогда не знала своего, и со мной все было в порядке, не так ли? С другой стороны, возможно, если бы мой отец не бросил мою мать, все было бы по-другому.

И, отказывая Кону в браке, я лишала своего ребенка шанса узнать его, а Кона — узнать своего ребенка. Моя вилка со звоном упала на тарелку, и я уставилась на нее невидящим взглядом. Я не могла отказать ему в этом. Это было неправильно. Да, это было его решение — убрать себя из моей жизни и из жизни нашего ребенка, — но для этого должна была быть причина.

Кон скрывал это почти ото всех, но по натуре он был неравнодушным и добросердечным человеком. Однажды, когда мне было одиннадцать, я нашла гнездо с птенцами воробьев, которое упало с дерева в саду особняка. Птицу-мать нигде не было видно, поэтому я подобрала гнездо и отнесла его прямо Кону. Я знала, что он поможет, и он помог. Он перенес это гнездо в свой кабинет, включил обогреватель, чтобы птенцам было тепло, а потом мы оба сели за его компьютер, чтобы посмотреть, чем их кормить. Гнездо оставалось в его кабинете пару дней, и мы вместе присматривали за этими птенцами, пока Кону не удалось найти местный птичий заповедник. Кон сам отвез птенцов туда.

Он был защитником — надежным и заботливым. И не только с птицами. Он всегда заботился о том, чтобы у меня было одеяло, под которым я могла уютно устроиться, и он следил затем, чтобы на кухне особняка всегда были мои любимые напитки и еда. Когда я стала старше, мы обсуждали его планы относительно «Сильвер компани» и то, как он хотел улучшить условия труда для сотрудников.

Теперь я была уверена в том, что Кон мог стать замечательным отцом, и я не могла отказать ему в этой возможности. Отчасти я была уверена, что Кон нуждается в этом. Значит, я не могла позволить своим противоречивым чувствам встать между ним и нашим ребенком. Да, я хотела любви. Но ребенок важнее моих чувств. Кон мог бы дать мне все, что я хотела, кроме любви, и, хотя он мог не любить меня, он любил бы нашего ребенка. Я была уверена в этом.

Затем я подумала о его пожертвованиях. Приют всегда нуждался в деньгах, и многие другие благотворительные организации тоже нуждались. Я могла бы помочь многим людям, если бы вышла замуж за Кона.

Я снова взяла вилку и продолжила есть.

Я, конечно, буду похожа на свою мать, выйдя замуж за мужчину из-за его денег. Мама подталкивала меня сблизиться с Коном в течение многих лет. Но… Сейчас нужно думать не о матери, а о ребенке.

Брак. Я согласна на брак. Но я не собираюсь позволять Кону делать все по-своему. Я уже не была маленькой девочкой, которая свернулась калачиком в его кресле и старалась сделать ему хоть что-то приятное.

Может, он и не желал меня, но у него не было проблем с тем, чтобы толкнуть меня на траву и овладеть мной, точно так же, как и не было проблем с поцелуем этим утром. И я хотела большего.

Я не хотела платонического брака. Только не с ним. И я подозревала, что на самом деле он сам этого не хотел. Неужели он думает, что мы сможем соблюдать целибат до конца наших дней? Или он полагает, что мне достаточно одного раза за жизнь? А он будет получать удовольствие тайком, с другими женщинами? Ну уж нет.

Преисполненная новой решимости, я встала из-за стола и помогла миссис Маккензи убрать посуду — хотя она и просила меня этого не делать, — а затем отправилась на поиски Кона, чтобы сообщить ему о своем решении. Однако его поблизости не было, а это означало, что он, должно быть, все еще в коттедже на берегу озера. Он дал понять, что в коттедж входить нельзя, и это раздражало. Хотела броситься туда, просто чтобы доказать, что он не может указывать мне, что делать, но я решила, что не в этот раз.

Я предпочла скоротать время в библиотеке. Это была небольшая, но уютная комната с книжными полками вдоль стен и креслом у окна, заваленным подушками. Не в силах удержаться, я схватила книгу и свернулась с ней калачиком, проведя вторую половину дня за чтением, пока меня согревало солнце.

Должно быть, я задремала. Открыв глаза, я наткнулась на неодобрительный взгляд Кона. Он стоял у окна, глядя на меня сверху вниз, скрестив руки на широкой груди.

— Я потратил не меньше получаса, разыскивая тебя, — сказал он ледяным тоном. — Миссис Маккензи скоро будет подавать ужин.

Я приподнялась в кресле, мое сердце бешено колотилось. Для предстоящего разговора я хотела быть готовой и уравновешенной, а не сонной и захваченной врасплох.

Кон развернулся, намереваясь уйти. Я остановила его:

— Подожди. Мне нужно с тобой поговорить.

Кон оглянулся, его взгляд пронесся по мне, как зимний ветер. Мое красное платье было измято, волосы в беспорядке. Удивительно, но его холодный взгляд задержался на моей груди, — ткань сползла, выставив напоказ кружево бюстгальтера, а затем взгляд скользнул ниже, туда, где шелковый подол задрался, обнажив бедро. Инстинктивно я потянулась поправить ткань, затем остановилась. Потому что в его глазах больше не было льда, в них был жар. У меня перехватило дыхание. Воздух между нами стал наэлектризованным. На сильной челюсти Кона подергивался мускул, его глаза сверкали темным огнем.

Кон хочет меня?!

Дикий, опьяняющий жар охватил меня, когда я осознала, что вызвала у него желание. Не кто-нибудь, а именно я — невысокая, невзрачная простушка Дженни.

Во рту у меня пересохло, пульс зашкаливал. Я думала, что мне придется потрудиться, чтобы убедить Кона на полноценный брак, но, возможно, я ошибалась. Чтобы проверить эту догадку, я наклонилась поправить платье, позволяя ему видеть мою едва прикрытую кружевом грудь. Я взглянула на Кона из-под ресниц и убедилась, что уловка сработала.

Меня охватил трепет, жаркое волнение воспламенило тело. Неужели я действительно способна заинтересовать его? Или ему просто нравиться смотреть на женскую грудь?… Мама всегда говорила, что мужчин легко привлечь платьем с глубоким вырезом. Я отогнала эту мысль. Не имело значения, была ли это я или нет; что имело значение, так это власть, которую давала мне моя женственность. И хотя казалось неправильным использовать ее, это все равно была власть. И у меня никогда раньше ее не было.

— В чем дело, Дженни? — спросил Кон. Его голос был уже не таким холодным, как секунду назад.

Я медленно поправила шелк на груди, не упуская из виду, как его взгляд следует за движением моих рук.

— Я думала… — сказала я с придыханием, — о твоем предложении руки и сердца и об отъезде, и решила, что, возможно, я немного… поторопилась.

Константин замер:

— Что ты сказала?

Я расправила плечи и посмотрела ему прямо в глаза.

— Я передумала. Не хочу возвращаться в Лондон. Думаю, я приму твое предложение и выйду за тебя замуж.

Глава 10