Ее незабываемый испанец

Константин

Слова повисли в воздухе, их острые края сверкали, как ножи. Я отвернулся от Дженни, снова посмотрел на бумаги на моем столе, изо всех сил пытаясь сдержать ярость и тоску, засевшие глубоко внутри меня.

«Я люблю тебя, папочка».

Это были слова, которые я однажды сказал своему отцу, когда был очень молод. Слишком молод, чтобы знать, насколько болезненными могут быть эти эмоции.

Тогда Доминго рассмеялся: «Ты действительно глупый мальчик, Константино! Ты должен быть похож на своего брата. Он не утруждает себя подобной ерундой».

Это было началом того клина, который он вбил между Валентином и мной. Валентин был бунтарем, склонным к конфронтации. Никогда не исполнял того, что велел отец, и постоянно ссорился с ним. В то время как я… Я находил подобные распри удручающими. Они дурно отражались на мне, и я ненавидел конфликты. Тогда я был слаб. Уязвим. Я все еще помнил жестокие нотки в смехе отца и недобрую усмешку на его лице, когда он назвал меня глупым. Он заклеймил мои чувства как что-то постыдное и унизительное. Единственным способом защитить себя от отца было стать таким же…

Но я не мог позволить, чтобы то же самое случилось с моим ребенком. Я не хотел причинить ему ту же боль, которую мне причинил Доминго. Но если мне было трудно контролировать свои чувства к Дженни, то контролировать свои чувства по отношению к ребенку будет невозможно.

— Я скажу ему правду, — заявил я. — Скажу, что я буду защищать его, но любовь — это то, что он сможет получить только от своей матери.

— О, Кон… — Теперь Дженни не казалась сердитой, ее голос был полон сострадания, от которого мне стало больно. — Что с тобой случилось?

Бессознательно я сжал руку, лежавшую поверх бумаг, в кулак. Дженни все еще сидела на диване, сложив руки на коленях, солнечный свет лился из окна позади нее, заставляя ее светиться. Мне казалось, что она светится и освещает всю комнату. А еще освещает все темные уголки в моем сердце.

Я не хотел рассказывать ей все кошмары моего детства, потому что боялся погасить этот волшебный свет. Мои руки были сжаты в кулаки, и, как бы я ни старался их расслабить, они не слушались.

— Что со мной случилось? — эхом отозвался я, мой голос прозвучал странно и глухо в тишине коттеджа. — Доминго был психопатом, Дженни. Ты бы не узнала, потому что он хорошо это скрывал, но он был улыбающимся, очаровательным психопатом.

— Психопатом?… — Дженни произнесла это слово тихим, сдавленным шепотом, ужас отразился на ее прекрасном лице. — Кон…

Я отвел взгляд, не в силах вынести выражение ее лица, и уставился на темную поверхность своего стола.

— Я думаю, Кейтлин отослала тебя в школу, потому что не хотела, чтобы ты была рядом с Доминго, и на то были веские причины. Наш дом был зоной боевых действий. Доминго не позволял нам с Валентином никаких привязанностей. Ни к чему и ни к кому. Он отнял у нас детство.

Я старался говорить без лишних эмоций, хотел только озвучить факты. И все же гнев окрасил мои слова, как бы сильно я ни старался предотвратить это.

— У нас не было игрушек. Не было друзей. Не было домашних животных. Мы были друг у друга, но Доминго использовал и эту связь против нас. Он манипулировал нами, настраивал нас друг против друга. Валентин ответил бунтом, в то время как я… — я перевел дыхание, — мне казалось, что безопаснее вообще ничего не чувствовать.

Последовало долгое, потрясенное молчание. Я не хотел смотреть на Дженни. Я не хотел видеть, как болезненное сострадание отражается на ее прекрасном лице. В глубине души я надеялся, что теперь, когда Доминго не стало, его яд ушел вместе с ним, но я ошибся. Яд словно вытекал из могилы и через меня добирался до Дженни. Моей Дженни.

Это была моя вина. Я тоже отравлял все, к чему прикасался. Мне нужно было выбраться из коттеджа, сбежать подальше от ее печальных глаз, подальше от последствий моих собственных действий. Я отвернулся от стола, намереваясь уйти, но теплые руки обвились вокруг меня. Дженни прижалась к моей груди всем своим телом, подарив свое тепло, и посмотрела на меня сверху вниз. Ее темные глаза были полны слез, сочувствия и сострадания, которые заставили меня содрогнуться. Я напрягся в ее объятиях, но она не отпустила меня.

— Меня оберегала мама, — хрипло сказала Дженни, — но кто оберегал тебя? Кто, Кон?

Мы оба знали ответ на это, и, когда я промолчал, она прижалась лицом к моей груди и еще крепче обняла меня, как будто ее объятия могли погасить гнев и нейтрализовать разъедающий душу яд эмоций внутри меня. И это произошло. Я почувствовал, как в тот момент вся ярость и боль внутри меня превратились в вулкан чего-то более горячего, интенсивного и гораздо более желанного. Контролировать это было невозможно.

Прежде чем я смог остановиться, мои руки оказались в волосах Дженни. Затем я взял в ладони ее нежное лицо, наклонился и завладел ее губами. Я целовал ее как одержимый. Она не отстранилась и не остановила меня. Она обхватила мою шею руками и поднялась на цыпочки, целуя меня в ответ, — так же жадно, как я целовал ее. Ее губы были горячими, сладкими и щедрыми, как и ее душа, и я крепко вцепился руками в ее волосы, позволяя ее вкусу затопить меня, стирая всю ярость и боль, которых, как я пытался убедить себя, я не чувствовал.

Я не мог остановиться. Я оторвался от Дженни только для того, чтобы сорвать с нее красивое розовое платье, а затем розовое нижнее белье. Ее пальцы возились с пуговицами моей рубашки, дергая их, как будто Дженни так же отчаянно нуждалась в прикосновении кожи к коже, как и я. Я быстро избавился от одежды. Затем, обнаженный, я поднял ее на руки и отнес на диван, уложив на подушки, а затем лег на нее. Волосы Дженни разметались по подушкам, лицо раскраснелось. Ее глаза были влажными, а на щеках блестели капли слез. Я наклонился и поцелуями смахнул слезы, наслаждаясь вкусом соли и сладости ее кожи, прежде чем снова найти ее губы и поцеловать глубоко и с жадностью. У нее был вкус лета и солнечного света, шампанского и клубники. Вкус всех фантазий, которые у меня когда-либо были о ней.

Я не мог насытиться. Запах ее возбуждения сводил меня с ума. Я проложил поцелуями путь вниз по ее шее к пышной груди, провел языком по соску, целуя и дразня его, затем втянул твердый бутон в рот. Дженни ахнула, выгибаясь ко мне, судорожно сжимая мои плечи. Она была восхитительна на вкус. Я хотел бы долго ласкать ее, наслаждаясь ощущениями, но мои собственные потребности становились слишком сильными — желание было столь неистовым, что я с трудом сдерживался. Она раздвинула бедра, принимая меня, и я, твердый и горячий, вошел в ее жаркое влажное лоно. Дженни содрогнулась подо мной и прошептала мое имя, а затем, когда я прикусил чувствительный бутон ее соска, громко застонала.

Я без остатка отдался страсти, растворился в ощущении ее шелковистого тепла, постепенно забывая о боли, обидах и предательстве. Все, чего я хотел сейчас, — забыться в сладкой неге ее объятий, избавиться от всех эмоций внутри меня, чтобы здесь и сейчас не осталось ничего, кроме удовольствия.

Не сдерживая желания, я двигался сильными и уверенными толчками внутри Дженни. Она с готовностью принимала меня, ее жаркая упругая плоть вбирала меня без остатка. Она была влажной и упругой — истинное совершенство. Я подложил ладони под ее ягодицы и приподнял их, чтобы войти глубже. Из моей груди вырвался гортанный стон, Дженни застонала в ответ. Затем я начал двигаться, не в силах остановиться, мои губы были на ее губах. Неумолимое и опьяняющее удовольствие вело меня дальше. Ногти Дженни впились в мои плечи, и я наслаждался этим, потому что она оказалось такой же требовательной, как и я, а ее страсть была горячей и сильной.

Я отдал ей всю свою ярость, а она вобрала ее в себя и обратила в дикую страсть, жар и экстаз. Это было поистине волшебно. Такого со мной еще никогда не случалось. Это было уже слишком.

Я скользнул рукой между ее бедер и начал ласкать ее клитор. Вскоре я понял, что она готова, и начал входить в нее глубоко, жестко и быстро. Еще немного — и я почувствовал, как ее пронзила сладостная судорога, и ощутил приближение оргазма. Дженни в забытьи выкрикнула мое имя, и тогда я последовал за ней, окрыленный наслаждением, которое захлестнуло меня, словно мощная приливная волна, увлекая за собой.

Глава 15