Кровавые сборы

19

Болан свернул на живописный поворот с Оушен Драйв и припарковался лицом к Атлантике. За пляжем вода уже была темной, неприступной в своей безбрежности. За его спиной, за горизонтом Майами, догорал тропический закат в розовых и лавандовых тонах. В зеркале заднего вида угасающие лучи отражались от машин, сновавших по подъездной дорожке.

Он сидел там, курил, часто поглядывая на свои наручные часы, на сиденье рядом с ним лежал заряженный пистолет-пулемет Ingram MAC-10. Он знал, что в эти дни в Майами не было такой вещи, как перестраховываться. Не тогда, когда половина преступного мира работала сверхурочно, чтобы найти и убить тебя.

Палач была более чем готова, когда «Кадиллак» свернул с дороги, плавно отделяясь от потока машин, фары плясали, когда водитель осторожно вел ее по ряду лежачих полицейских. Яркий свет фар на мгновение заполнил обзор сзади, и Болан отвел глаза, сосредоточившись на боковом зеркале. Он затушил сигарету в пепельнице на приборной панели, затем небрежно потянулся за Ingram и положил его себе на колени. Он держал одну руку на рукоятке пистолета и наблюдал, как «Кадиллак» вкатился на свободное парковочное место рядом с ним со стороны пассажира.

Другой водитель выключил фары и двигатель, остался сидеть за рулем и смотрел прямо перед собой. Внутри «кадиллака» теперь другие лица поворачивались, чтобы рассмотреть Болана, разглядывая его машину и окрестности, нерешительные, осторожные.

Машине было десять лет, и она напоминала об ушедшей эпохе. Каким-то образом она, казалось, подходила своим пассажирам именно таким образом. Они тоже не соответствовали истории, были живыми анахронизмами, которые отказывались идти на компромисс с меняющимися временами. Они напомнили Болану о самураях, преданных кодексу чести; военном стиле жизни, который устарел для всех окружающих.

Они все еще продолжали сражаться, и Болан сочувствовал им, в глубине души сознавая, что их собственная бесконечная битва была такой же безнадежной, как и его собственная.

Потребовалось несколько звонков, чтобы связаться с Эль Торо и договориться о встрече.

Задняя дверца «кадиллака» открылась, и один из стрелков, находившихся внутри, прикрыл плафон ладонью, когда Торо вылезал наружу. Оглядевшись в ночи, он подошел к машине Болана и сел внутрь, бросив взгляд на «Ингрэм», который Палач сжимал на коленях. Торо устроился на пассажирском сиденье и закрыл за собой дверь.

«Как продвигается грохот клеток?» спросил он.

«Это проходит. А ты?»

«Я выследил лейтенанта Рауля». Торо слегка заговорщически улыбнулся. «Сначала он неохотно доверялся мне. Мне пришлось быть с ним довольно суровым».

Мак Болан знал, насколько суровым может быть латинское soldado, и он почти сочувствовал заместителю Орнеласа. Почти, верно, но не совсем. Он молча ждал, пока Торо продолжит по-своему и в свое время.

«Ты все еще интересуешься этим Хосе 99?»

Мак Болан почувствовал непроизвольное покалывание в затылке.

«Я верю».

Торо сделал короткую паузу, затем сказал: «Это Рауль».

И Болан увидел, как пара частей сложилась вместе, с треском встав на свои места. Он вспомнил слова капитана Уилсона, когда они стояли вместе на месте убийства Хэннона и Эванджелины.

«ФБР говорит, что у него есть на него что-то из рутинной прослушки в кубинском посольстве. Время от времени он звонит тамошнему атташе по культуре».

Тогда Болан ответил: «Я понимаю».

Кубинец приподнял бровь.

«Вы не удивлены?»

«Допустим, это подходит».

Он быстро пересказал Торо то, что сказал ему Уилсон, и лицо кубинца само по себе претерпело некоторые изменения, пока он переваривал слова Болана. Когда Палач закончил говорить, Торо скорчил гримасу отвращения.

«Я недооценил предательство этого человека», — сказал он.

Некоторое время он смотрел на потемневшую воду на другом конце пляжа, наблюдая за восходом луны.

«Этот атташе по культуре, о котором вы говорите, Хорхе Ибарра, он из DGI».

Болан напрягся, хотя и не был удивлен, услышав то, о чем уже начал подозревать. Тем не менее, он был зол на себя за то, что не собрал все воедино раньше, вовремя, чтобы спасти несколько хороших жизней на этом пути.

DGI, конечно. Секретная служба Кастро — по сути, испаноязычный придаток КГБ.

Это подходит, чертовски верно.

Это слишком хорошо подходило.

«У Рауля есть грузовики и оружие, которые ищет твой друг», — рассеянно сказал Торо. «Рауль несет ответственность за их кражу».

Болан подавил желание использовать Джона Хэннона в прошедшем времени, рассказать Торо все об Эванджелине. Они рассчитывали на цифры, и теперь на счету была каждая секунда. Нельзя было терять время на агонизацию по поводу боевых потерь.

«Вот уже несколько недель, — продолжил Торо, — этот pendejo вербует боевиков. Омега-7 прячет их, но у них особая миссия. Я думал, что это был Рауль, но теперь я вижу, что это нечто большее».

«Какая миссия?» подтолкнул Болан.

«Ки-Бискейн».

Что-то вяло перевернулось в животе Болана, но он держал себя в руках, ожидая продолжения Торо.

Когда кубинец заговорил снова, его голос был лишен эмоций, когда он начал излагать это по буквам.

«Один грузовик, начиненный взрывчаткой, чтобы взорвать дамбу, си? Трое, четверо других с мариэлистами, оружием. Всем занять позиции пораньше, пока люди спят».

И Торо больше ничего не нужно было говорить. Мак Болан ясно представил себе эту картину, и, как бы он на это ни смотрел, это выглядело как кровавая баня на улицах.

«Когда они переезжают?»

«Завтра. На рассвете».

Воин почувствовал, как за глазами начала пульсировать головная боль, и коротко поднял руку, чтобы помассировать виски, очищая разум от того, что ждало его впереди.

«У нас много дел», — просто сказал он.

Торо повернулся к нему лицом, его черты терялись в тени внутри затемненного салона седана. Его глубокий голос, казалось, доносился из бездонной пропасти.

«Мои люди работают над Раулем», — сказал он. «Думаю, он скоро будет у меня».

Болан коротко кивнул.

«Хорошо. Он твой. Мне нужно сделать несколько остановок. Нам лучше синхронизироваться».

«Согласен».

Следующие четверть часа они потратили на составление планов приближающейся битвы. К тому времени, когда они разошлись в разные стороны, уже совсем стемнело. Душевная тьма была такой же, как и все остальное.

Это точно передало убийственное настроение Болана, когда он вел арендованную машину сквозь стигийскую черноту, следуя вдоль береговой линии, с дикой, неукротимой Атлантикой по правую руку.

В глубине души воин знал, что единственный способ прогнать тьму обратно — это использовать очищающее пламя, достаточно яркое и яростно горячее, чтобы заставить каннибалов убраться обратно под землю, где им самое место.

Теперь внутри него горел огонь, и он был готов выпустить его наружу, высечь искру, которая в конце концов поглотит Майами, прежде чем тот превратится в пепел.

Палач нес свой факел в темноту.