Ангел в эфире

— Если — что? — не выдержала она напряжения.

— Если мы с тобой не договоримся!

Настя, сглотнув слюну, проговорила устало:

— Что ты предлагаешь?

— Давай так — ни тебе, ни мне, — примирительно произнес он. — Пусть половину времени девочка проводит с тобой, половину — со мной. Я остаюсь официальным отцом ребенка, тем более теперь, когда Вадим погиб… — Он говорил с трудом. — Малютке так нужен отец… Ты не можешь не признать, что девочка меня любит.

— Дети всегда любят тех, кто им потакает! Это не значит, что подобное общение очень полезно для них… Я подумаю!

— Думай, — произнес он, — думай скорее… И еще… Передай малышке привет.

«Лучше бы ты передал ей привет с того света!» — фыркнула она, отшвырнув трубку.

Да, этот человек ей мешает, чем дальше, тем больше. Он нипочем не остановится, если только она не остановит его.

— Ну сделай же что-нибудь! Ты же можешь! Он звонит мне каждый день, он мне угрожает!

Протасов успокоительно коснулся ее руки.

— Я не дам тебя в обиду, ангел мой… И Алину тоже… — Антон с трудом разомкнул пересохший рот. — Ничего не бойся.

— Ты мне обещаешь? — вскинула она на него свои озерные, омытые недавними слезами глаза.

— Да… — пообещал он.

Он привык выполнять данные обещания.

Ничего, скоро все будет хорошо — ведь Его скоро не будет. Она позаботится об этом. Все равно, как и каким способом, известен лишь конечный результат — Его скорое исчезновение.

Может быть, он упадет, обливаясь кровью, на кафельный пол. Корчась от резкой кинжальной боли…

Может быть, простреленный навылет, ужом совьется у ее ног, чтобы уже никогда не распрямиться. И даже для похорон его не смогут разогнуть, чтобы он лежал в гробу прямо и благостно, как принято покоиться в домовине.

Может быть, в последний раз в жизни, увидев упершийся в зрачки свет бестрепетно неоновых фар, он коротко вскрикнет — прощаясь с ней. То есть с жизнью…

Скорей бы!

— Игорь Ильич только спросил, как Алина… — Лена испуганно складывает руки на груди.

— Я же запретила тебе разговаривать с ним! — Настя кричит в полный голос, не стесняясь присутствием охранника.

— Но я… Не могу же я бросить трубку… Я… я его боюсь… Вдруг он…

— Глупая дура!

В бешенстве Настя швыряет тарелку на пол. Алина плачет, пугаясь резких звуков. Охранник бесстрастно глядит в окно, как будто происходящее его совершенно не касается. Лена рыдает тихими слезами.

Тяжело, страшно, больно. Невмоготу.

— Сегодня я приеду за ребенком, — объявляет Игорь Ильич.

— Нет! — кричит Настя в трубку.

— Значит, ты хочешь войны? Или все еще не веришь, что кассета с записью находится у меня?

Настя взбешенно молчит. Причин не верить ему у нее нет. Он никогда не обманывал ее. Он никогда не говорил ей всей правды.

— Мне нужны гарантии, — наконец произносит она, надеясь выиграть время.

— Какие еще гарантии?

— Гарантии того, что Алина вернется ко мне.

— Моего честного слова тебе не достаточно?

Отнюдь!

— Мне нужна кассета, — наконец произносит она. — Давай так, пока Алина будет у тебя, ты отдашь мне кассету на хранение.

— Кажется, ты изрядно поглупела в последнее время… — иронично усмехается он. — Или забыла о возможности копирования?

Он прав, черт возьми, он прав!

Она уступает силе. Утешает только то, что мера эта временная, вынужденная — пока Настя не разработает новую стратегию обороны.

— Хорошо, — с кошачьей лаской произносит она. — Я отвезу Алину к тебе. Но если через двое суток ты не вернешь ребенка, то…

— Ты мне угрожаешь? — удивляется он.

— То мой рублевский друг будет очень, очень недоволен, — чеканит она последнюю фразу.

— Кто это такой? — Игорь Ильич осекается на полуслове.

— Кто? Кажется, ты его знаешь… Ты ежемесячно сможешь видеть его в программе «Вопросы от Анастасии Плотниковой». Некоторые зовут его президентом нашей страны…

— Но, конечно, не ты?

— Нет, не я!

— А как ты его зовешь?

Настя выразительно молчит в трубку.

— Ну сделай что-нибудь! Ты же можешь! Я сойду с ума от этих звонков, этих угроз, от постоянного напряжения, от вечного страха за ребенка! — рыдает полуодетая Настя.

Протасов трет пальцами виски, седые, припорошенные ранним инеем виски — он пребывает в тяжелом раздумье, в тревоге, в смятении.

— Может быть, объявить ему, что Алина моя биологическая дочь? Вы ведь не расписаны, и любой суд подтвердит неправомерность его притязаний на ребенка.

Нет, не такого предложения ждала от него Настя, совсем не такого… Ба, наш Протасов, отважный стрингер, оказался слабаком… Но возле нее больше нет никого, кто бы… Совершенно никого! Черт!

— Ерунда! — сердито фыркает Настя. — Суд потребует генной экспертизы, и анализ покажет, что Алина состоит с ним в родстве.

— Почему? — удивляется Антон. — Ведь это не его ребенок, ты же сама говорила…

Настя морщится; Она совсем забыла, что он ничего не знает.

— Долго объяснять, — досадливо вздыхает. — Но некоторое родство между ними все же имеется. Но отец не он, клянусь тебе! — И после этих слов незамедлительно переходит в наступление: — Ну сделай же что-нибудь, сделай! Ты же можешь! Ты же мужчина!

Антон утешительно обнимает ее. Он что-нибудь придумает.

Перед эфиром, когда безмолвные исполнительные тени суетятся, проверяя микрофоны, ставя свет, двигая камеры, ее собеседник замечает тревогу на обычно безмятежном лице ведущей.

— Что случилось? — спрашивает, сканируя Настю пристальным взглядом.

— Да так, — грустнеет она. — Ничего особенного… Просто мой бывший муж пытается отнять у меня ребенка…

Президент морщится.

— А нельзя ли договориться мирным путем?

Но Настя не признает мирных путей!

— Ведь он все-таки отец… — добавляет президент поучительно.

Дело в том, что он не отец. Дело в этом — но и не только…

— По-моему, в таких случаях всегда можно договориться.

Но она не хочет договариваться!

— Худой мир лучше доброй ссоры…

Но она не хочет мира! Как жаль, что она не может сидящему напротив нее человеку сказать, как день за днем твердит тому, другому: «Ну сделай же что-нибудь, сделай! Ты же мужчина!»

Пока не может.

— Что происходит? — испуганно лепечет в трубку Наталья Ильинична, с большим трудом дозвонившись до дочери.

— Игорь Ильич хочет отнять Алину! Вчера он забрал ее к себе, и я не уверена, что через два дня он ее вернет. И как она сейчас — я тоже не знаю… Может быть, девочка плачет, может быть, ждет меня, может быть, ей плохо…

Впрочем, Лена регулярно, каждые три часа докладывает матери о самочувствии ребенка, но Настя имеет в виду совсем не физическое здоровье…

— Послушай, но ведь он отец и не станет причинять своей дочери зла.

Родители тоже ничего не знают, никто ничего не знает! Это невыносимо!

— Там его жена… Я имею в виду его первую жену… Это она хочет отнять у меня Алину… Я думаю, он специально развелся с ней, чтобы отнять у меня дочку… Эта старая кошелка, наверное, мечтает о потомстве, о внуках… Это невыносимо, мама! Что мне делать?

— Приезжай к нам! — экзальтированно заявляет Наталья Ильинична в трубку. — Папа выходит на пенсию, он сможет сидеть с Алиной.

— Папа выходит на пенсию? — изумляется Настя. За перипетиями личных событий она совершенно запамятовала о проблемах родителей. — С чего бы это? А как же его назначение в министерство?

— Никакого назначения не будет. Сергей Николаевич постарался, — всхлипывает мама.

— Бараненок?!

— Да. Директором поставили его отца, дядю Колю. Уже, кажется, вышел правительственный приказ… Папа сдает дела.

Настя обескураженно молчит. Потом осторожно спрашивает:

— А ты как?

Мама вздыхает:

— Держусь на честном слове. До лета остаюсь директором, а потом… Не знаю! Кончилось наше время, Настенька… Да, кончилось…

— Ну сделай же что-нибудь, сделай! Ты же можешь! Ты же мужчина!

Валера удивленно мычит:

— Слушай, Настеныш, чего ты от меня хочешь?

Но он сам должен догадаться, чего именно…

Она прижимается к нему, лукаво заглядывая в глаза.

— Ты ни о чем не догадываешься?

— Слушай… — Валера отдирает со своей шеи ее цепкие руки. Морщится от физического неприятия. — Я не могу… Честное слово, прости… Не могу!

— Как не можешь? — Настя удивлена.

— Да, не могу…

— Неужели я тебе не нравлюсь?

— Нравишься, но… не как женщина. По-другому.

Он испуганно бледнеет под ее изучающим взором.

— Неужели ты совсем не хочешь меня?

— Настеныш, прости, но я не по этому делу, честно говоря…

— Как это? — Она откровенно не понимает. — Ну сделай же что-нибудь! Я тебя прошу! Помоги!

— Нет, я ничего не могу, — признается он. — Я пытался да, но… К девушкам меня не тянет.

— Но ведь ты всегда…

— Я притворялся, Настеныш… Маскировался… Ты ведь никому не скажешь, правда? — бледно лепечет Валера. — Я не хочу, чтобы кто-нибудь из наших узнал…

А ведь она так рисковала, придя к нему… Она себя пополам согнула, чтобы соблазнить его, а этот тип, который несколько лет морочил ей голову своими фальшивыми ухаживаниями, оказалось, не переваривает жен-шин!

Осечка. Черт! Черт! Черт!

— Ну сделай же что-нибудь, прошу тебя! Ты же мужчина! — Она повторяет эти слова как заклинание.

В новом кабинете Антона, выделенном ему для работы, нечего опасаться слежки. Опять они с Протасовым работают в одной программе, — опять они следуют друг за другом, как нитка с иголкой. После своего воцарения на новом месте Настя объявила сотрудничество с Протасовым непременным условием своей успешной работы, и руководство канала, конечно, согласилось с ней. Попробовали бы они не согласиться!

Однако вместо того, чтобы заниматься подготовкой авторской передачи «Мысли и чувства», они обсуждают личные проблемы Насти, ее бесконечные нерешаемые проблемы. Антона они волнуют куда больше, чем его собственные трудности, куда сильнее.

— Может быть, нам все же оформить наши отношения? Тогда Цыбалин поймет, что для него все потеряно, и перестанет преследовать тебя…

— Брак ничего не изменит… Этот тип мне уже не раз заявлял: зачем тебе, мол, этот ребенок, ты еще выйдешь замуж, нарожаешь себе чертову дюжину детей, а этот ребенок тебе не нужен, он мой… Еще он говорил, что я лишь служила инкубатором для его вынашивания…

— Неужели он говорил о тебе такое?

— Да! — обиженно выкрикивает Настя. — И не только говорил… Он еще и бил меня! Вот сюда и сюда… И здесь были синяки… Мне было больно…

— Неужели он поднял руку на женщину? — потрясенно шепчет Антон.

— Но ведь я для него не женщина, а инкубатор… И он ни перед чем не остановится, чтобы поквитаться со мной… Возможно, он вздумает убить меня… Даже наверняка! Моя смерть решила бы все его проблемы…

Точно так же его смерть решила бы все ее проблемы.

И она вновь повторяет навязчивым рефреном:

— Ну сделай что-нибудь, Антон, помоги мне!

И он решается пообещать ей:

— Я сделаю что-нибудь, ангел мой! Обязательно!

Настя любовно склоняется над кроваткой — Алина спит, вольготно разметавшись во сне.

Ничего, деточка, спи… Мама защитит тебя, мама тебя никому не отдаст, даже Ему — особенно Ему. Ничего не бойся, скоро все будет хорошо — ведь Его скоро не будет. Мама позаботится об этом. Все равно, как и каким способом, известен лишь конечный результат — Его скорое обязательное исчезновение…