Ангел в эфире

Ах, если бы Бараненок не был таким противно рыхлым, бледным, тошнотворным!

— Кстати, Настя, у меня к тебе просьба, — тусклым голосом произносит Сергей Николаевич, заметно волнуясь. — Надеюсь, не откажешь… Моей дочке уже десять лет, и она прекрасно танцует. У нее большой талант. Ты могла бы замолвить за нее словечко, девочка бредит телевизионной карьерой, ты ее кумир!

Настя разочарованно оседает в кресле, забыв про шампанское и клубнику.

Нет, этот тип, видимо, совершенно бесполезен. Он ни на что не способен, как и тот, другой…

Что же ей предпринять? Ведь надо же сделать что-нибудь…

Из-за двери слышится детский визг и взрослые назидания — это Алина не ко времени разыгралась, няня грозно покрикивает на нее, пытаясь прекратить неуемные детские шалости. Сегодня Настя опять должна везти дочку к Игорю Ильичу, прямо после президентского эфира…

Неужели ей вновь придется отдать собственное дитя?

Антону повезло, хотя в деталях он ничего не планировал.

Когда Протасов подъехал в «Останкино», автомобиль его бывшего шефа уже стоял на парковке.

Он должен что-то сделать, должен…

Антон толкнул рукой машину — она отозвалась глухим кряхтеньем, это сработала сигнализация. Может быть, испортить рулевое или сделать так, чтобы отказали тормоза? Но он неважно разбирается в технике, а дело требует срочных действий…

Протасов задумался. А что, если на перекрестке его машина вылетит навстречу автомобилю Цыбалина и влепится ему со всей дури в бочину? Увы, в этом случае результат не гарантирован, ведь этот тип ездит на заднем сиденье, прилежно пристегивается ремнями, и в его авто наверняка есть боковая подушка безопасности.

К тому же до эфира остается всего пять часов тридцать минут. Вряд ли Цыбалин отправится домой так рано…

Антон прошел мимо охранника, приветственно мотнув головой.

Он должен что-то сделать, должен…

Жаль, пистолета у него нет. Или взрывчатки. Черт, привозил же он гранату из Чечни, хранил на антресолях целый год, пока жена, отыскав ее, не устроила грандиозный скандал — мол, опасно, дети найдут, подсудное дело… Дура!

Он впервые подумал о жене со злой яростью.

Ничего не замечая вокруг и не отвечая на приветствия сотрудников, Антон вошел в свой кабинет. Включил компьютер.

Нет, он сейчас не в состоянии работать — ведь он должен немедленно что-то сделать…

Выключив компьютер, задумчиво подошел к окну.

Пять часов до эфира…

Скоро съемочная бригада отправится в президентскую резиденцию в Ново-Огарево.

Четыре сорок до эфира…

Антон зашел в буфет, выпил рюмку коньяку и застыл, изучая геометрию влажных разводов на столе.

Да, он должен немедленно что-то сделать, иначе будет поздно.

Четыре часа десять минут до эфира…

Протасов вошел в эфирную зону. Охранник его знал и потому пропустил без звука, даже металлоискатель не звякнул — ведь у Антона с собой ничего такого не было.

Зашел в курилку с сигаретой в руке. Да, он должен что-то сделать…

Три часа сорок семь минут…

Наверное, Настя сейчас готовится, подбирает грим и одежду, изучает вопросы, сочиняет подводки.

Вспомнив ее небесные, ангельские глаза, ее волосы, разметавшиеся по подушке, он счастливо зажмурился. Он должен это сделать — ради нее.

Три часа тридцать восемь минут.

Протасов пошел мимо кабинета Цыбалина — секретарша бойко стучала по клавишам. Судя по распекающему баритону, слышимому в приемной, ее шеф находился у себя…

Выйдет же он когда-нибудь оттуда, хотя бы в туалет… Три часа шестнадцать минут до эфира.

Протасов заглянул в редакторскую. Девушки расцвели приветственными улыбками.

— Привет, Антон, ты что такой хмурый?

Он сказал, что ему срочно нужен офисный нож для резки бумаги, у вас, кажется, такой есть?

— Есть, — ответили ему.

Три ноль три до эфира.

Протасов толкнул дверь мужского туалета. Коньяк весело пузырился в мозгу, играя в пинг-понг обрывками сумбурных мыслей.

Было весело и как-то легко. Он решился.

Этот тип когда-нибудь выйдет в туалет, а он его дождется.

Потому что он должен это сделать!

Два двадцать две до эфира.

Он уже устал вздрагивать от хлопков туалетной двери, грохота спускаемой воды и гула сушилки для рук. Устал ловить на себе удивленные, настороженные взгляды. Устал отвечать на приветствия — его здесь многие знали, он с многими работал.

Ему хотелось сбежать отсюда, но воспоминание о ее взгляде прочнее стального каната удерживало его на посту.

И еще его держала мысль: ведь он должен это сделать! Должен…

Два шестнадцать до эфира.

Он не обдумывал детали предстоящего поступка — это ни к чему, как только он его встретит, все решится само собой. Ее воображаемый взгляд подскажет ему, что делать.

Ведь он должен это сделать! Должен…

Час пятьдесят девять до эфира.

Кажется, он узнал хозяина этих грузных шагов еще до того, как тот приблизился к двери.

Сунул руку в карман… Напрягся, сохраняя на лице доброжелательное выражение.

Да, это был он…

Кивнув от неожиданности (они не общались после ухода Протасова), он быстро прошел в кабинку.

Пока он копошился там, Антон, нашарив в кармане нож, вытащил лезвие.

Какая удача, что в туалете, кроме них, никого нет…

Он должен сделать это! Должен!

Час пятьдесят семь до эфира.

Наверное, по дороге в загородную резиденцию президента Настя изучает текст, сосредоточенно шевеля губами. Ее взор опущен вниз, ускользая от него… Он должен сделать это ради ее сине-озерных глаз.

Антон занес над головой вооруженную руку.

Дверь кабинки отворилась.

Нож, с трудом преодолевая сопротивление жилистой плоти, трудно вошел в напряженную шею.

И в тот же миг на пол полилось что-то красное. Нож сломался, как щепка, не выдержав единственного удара.

Да, он сделал это!

Ее взгляд…

Наконец-то в нем светилось удовлетворение.

За час сорок три минуты до эфира Протасова задержали на выходе из здания. Рубашка его побагровела от крови, он ничего не говорил, только мотал головой, как сумасшедший. Охранники, думая, что он ранен, отвели его в медпункт.

Там в его кармане обнаружили сломанный офисный нож.

За час тридцать шесть минут до эфира один из сотрудников центра наткнулся в туалете на раненого Цыбали-на. Директор стонал в луже крови.

«Скорая», сгоряча вызванная для Протасова, пришлась как нельзя кстати.

Ровно за час до эфира новость достигла Ново-Огарева.

— Ты только не волнуйся, Настя, — прошептала Гур-зова, сама страшно нервничая. — Какой-то псих напал в туалете на твоего мужа.

Какая приятная новость! Наконец-то все решилось…

— Милая Алена, нам нужно готовиться к эфиру, а не обсуждать криминальную хронику! — назидательно проговорила Настя. — Кстати, а где Протасов, почему его нет? Сейчас появится президент, а у нас ничего не готово!

— Протасова задержали в «Останкине». Говорят, что на него тоже напали, его видели в крови с головы до ног.

— Кто его задержал?

— Милиция.

— А…

Сорок минут до эфира.

— Здравствуйте, Настенька, вы превосходно выглядите!

— Спасибо за комплимент… Как ваши переговоры с французами?

— Прекрасно, прекрасно… Я слышал, у вас в «Останкине» произошла какая-то история?

— Я ничего не знаю об этом.

— Как сегодня блестят ваши глаза!.. Хорошее настроение?

— Да, как всегда перед эфиром… И потом, у нас же сегодня отличные новости для пенсионеров — я слышала, им что-то повышают…

— В соответствии с вашими рекомендациями…

— Я польщена, что вы прислушиваетесь к моим скромным советам!

— Я вообще имею обыкновение прислушиваться к дельным советам… Надеюсь, вы и дальше будете меня ими снабжать?

— По мере возможности, господин президент.

— Настя, мы же договаривались звать друг друга по имени…

Двадцать три минуты до эфира…

— За линию не заходить, съемка с этой точки, — привычно командует секретарь президентской Администрации. — Потом добавляет, оглядев мизансцену: — Настя, вы сегодня ослепительны! Вы не могли бы сиять лицом чуть потише, а то люди подумают, что у нас стряслось нечто невероятное? Например, в десять раз повысили зарплату!

Настя улыбается:

— Я попробую!

Ведь он мертв, он совершенно, абсолютно мертв. Наконец-то…

Три минуты до эфира.

— Все по местам!

Наступил ее звездный час… Все то, чего она добивалась целую жизнь, наконец, свершилось… Ее враги повержены, ее недруги трепещут, а она опять лучше всех, самая красивая, самая успешная, самая знаменитая, самая-самая… Такая, какой была всегда, какой должна быть. Какой она рождена.

Зажигается красный огонек камеры, глаза слепит яркий свет ламп.

Так и должно быть впредь, потому что это справедливо… Звездами не становятся, звездами рождаются. Теперь у нее все будет хорошо, всегда, и ныне, и присно, и во веки веков, аминь…

Ноль секунд до эфира.

«Добрый вечер, дорогие телезрители. Начинаем прямой эфир с президентом России…»

Она счастлива.

— Анастасия, скажите, что вы почувствовали, когда узнали о ранении вашего мужа?

— Я очень огорчена и искренне желаю Игорю Ильичу скорейшего выздоровления.

— Нападение организовал ваш коллега и поклонник Протасов… Что вы об этом думаете?

— Думаю, что нападение Протасова вызвано скорее производственными разногласиями, чем личными причинами. Ведь его недавно уволили с канала…

— Но говорят, что Протасов влюблен в вас!

— А еще говорят, что в меня влюблена вся страна… Вы слышали об этом?

— Да, верно, это так. Кстати, знаете, как вас называют в народе? Ангелом.

— Вот как? Приятно… Я и не знала…

После триумфального эфира, после летучки с руководством, после приставучих журналюг, после всех переживаний и треволнений прошедшего дня Настя, придя домой, подрубленно валится в кресло.

Увидев одетую Лену, уже готовую к отъезду, произносит еле слышно:

— Раздевайся, мы никуда не едем.

А потом, отвечая на недоуменный взгляд няни, поясняет:

— У Игоря Ильича проблемы со здоровьем, он сейчас в больнице.

Ей хотелось добавить: «Алина больше никогда, никогда не поедет к нему!» Но ей лень шевелить губами. Она устала.

Она так устала, что места в ее душе почти не осталось — даже для торжества. Ничего не осталось, кроме тотальной усталости.

Как хорошо, что все неприятности закончились, все треволнения улеглись, и теперь для нее, наконец-то, настанет тихая, спокойная, безмятежная жизнь.

Работа и дочка — и больше ей ничего не нужно. И никого!

Раздается звонок, это мама.

— Слушай, мне звонил Шумский, он такое наплел… Неужели это правда?

— Да, мама.

— Что же произошло, я не совсем понимаю…

— Мама, потом, ладно? Я сейчас не в состоянии. Я так устала. И вообще, я ничего не знаю и не хочу знать. Знаю только, что Игорь Ильич в больнице, его жизни, кажется, ничто не угрожает.

К сожалению!

— Ты видела его? Как он?

— Откуда мне знать… Но думаю, с ним сейчас его первая жена.

Мама потрясенно молчала.

— А этот… — наконец спросила она. — Этот человек, который напал на Игоря Ильича? Ты его знаешь?

— Он в тюрьме, кажется… Ну или куда там их отвозят… В КПЗ? Мама, я не могу сейчас говорить…