Ныряльщик из Пестума. Юность, эрос и море в Древней Греции

3. Эфебы у моря: изображения

Гробница охоты и рыбной ловли: Romanelli P. Le pitture della Tomba «caccia e pesca» (1938); Steingräber S. Etruskische Wandmalerei (1985) S. 301–302. Эта фреска тоже порой толковалась эсхатологически, см.: Warland D. (1998). P. 272–273: прыжок со скалы как смерть в сочетании с божьим судом, как у Левкадских скал, и друзья в лодках, спасающие ныряльщика (однако речь при этом не идет о жизни после смерти!). При этом полностью упускается из виду общая картина: так, карабкающийся на скалу эфеб должен при таком толковании означать, что божий суд здесь поставлен на конвейер. Юноши в лодках практически не обращают внимания на ныряльщика, они заняты (вопреки тому, что утверждает исследователь) ловлей рыбы. Охотники на птиц – не самые очевидные персонажи картин загробного блаженства – вообще не удостоились упоминания. Другие исследователи, которые – на мой взгляд, совершенно верно – считают, что здесь изображены реальные сцены из жизни, категорически отрицают сходство с Пестумским ныряльщиком, см.: Holloway R. R. (2006): в этрусской росписи с ее многочисленными фигурами и сценами изображена реальная жизнь, в то время как одинокий ныряльщик из Пестума представляет собой символ.

Скифос с ныряльщиком из некрополя в Ритсоне: Percy N. Ure, Sixth and Fifth Certury Pottery from Excavations made at Rhitsona. 1927. P. 73. Nr. 18.78. За указание на этот сосуд я благодарю Викторию Сабетай, а за обработку фотографий – Александра Хаймнеманна. На бронзовые статуэтки ныряльщиков указал еще Napoli M. (1968) P. 158. Бостонская чаша с юношей, удящим рыбу: Hölscher F. Ein Bild der Muße // Kotinos: Festschrift für Erika Simon. 1992. P. 211–213. Другие афинские вазы с изображением рыбаков: Sabetai V. Images in Dialogue: Picturing Identities in Boiotian Stone, Clay, and Metal // Images at the Crossroads. 2022.