В плену твоих лап

Глава 1

Довольно большое летное поле аэродрома небольшого сибирского городка Усть-Лим заливало яркое солнце. Светило, но уже не грело, а пронзительный ветер гонял по площадке для посадки вертолетов оранжевые, желтые, красные листья. Словно развлекал или поторапливал людей, приехавших к месту стоянки старого, но вполне работоспособного, большого вертолета на двух автомобилях с солидным охотничьим снаряжением. Еще не мокрые и бурые, а по-осеннему нарядные разноцветные листья то покрывали скучно-серую бетонную полосу красочным ковром, то неслись вдоль нее, кружились и с шелестом опадали.

Завернувшись в пуховую ажурную шаль, я расстроенно смотрела в сторону винтокрылой машины, в которую только что загнали потрепанный жизнью уазик. Руководили погрузкой два пилота. Пассажиры сегодня несколько необычные — четверо арабов в развевающихся на головах белых платках-гутрах: двое солидного возраста и двое молодых, наверняка с военной или похожей на нее, подготовкой, переговариваясь между собой, заносили внутрь сумки со снаряжением и провизией. За их четкими размеренными действиями следила необыкновенно красивая, стройная молодая женщина с не менее интересным, редким именем — Василика.

Ветер-забияка трепал ее длинные черные волосы, а лучи солнца нежно касались золотистого, смуглого от природы лица. Одернув зеленую куртку, она обернулась, и ее пухлые, чувственные губы дрогнули в мягкой, успокаивающей улыбке, обращенной ко мне. Пришлось изобразить на лице спокойствие и уверенность, загнав подальше привычный безотчетный страх. И все-таки я не сдержала тяжелого вздоха, отчего серо-зеленые глаза Василики, словно подернутые чувственной поволокой, затуманились еще больше, и теперь в них тоже светились беспокойство и тревога. Она бросила короткий неуверенный взгляд на арабов, потом снова на меня, нахмурившись.

Чуть в стороне с начальником аэродрома беседовал не менее примечательной внешности молодой мужчина. Этот высокий широкоплечий брюнет привлекал внимание не столько красивыми чертами лица, сколько аурой мужественности и внутренней силы. На людях мы обращались к нему коротко, по имени: Влад. И каждая из трех женщин семьи Мишкиных питала к нему глубокие чувства. Я — глубокую привязанность, любовь и уважение. Влад всегда искренне и по-доброму заботился о нас, чем бы не занимался, какие бы мысли, проблемы и эмоции его не одолевали.

— Ненавижу осень! Только началась, а уже промозглость и холодрыга. З-замерзла я, — раздалось ворчание позади меня.

Вздрогнув от неожиданности, я обернулась к другой родственнице — тетке по маминой линии и одновременно единственной подруге. Аня или по паспорту Анфиса Владиславовна Мишкина даже в плотных джинсах, теплом свитере и стеганой безрукавке подрагивала от холода, зябко подняв плечи и обхватив себя руками. Мерзлячка, вон и кончик точеного римского носика покраснел.

— Иди в машину погрейся, думаю, скоро полетят уже, — посоветовала я, снова поворачиваясь к вертолету. Меня «короткая, но дивная пора» сегодня тоже не радует.

— Вообще не понимаю, что этим арабам из Эмиратов понадобилось в нашей глуши? — в который раз заворчала Аня. — Если только зад морозить. Мужикам шестой десяток, а они в Сибирь на охоту. Скорее всего, самолюбие потешить. Подавай им бедного медведя, видишь ли.

— Мужчины, что с них взять, — я пожала плечами.

— Много ты в мужчинах понимаешь, — насмешливо фыркнула тетка.

— Достаточно, — буркнула я. — Мне с ними бок о бок третий год работать приходится. Сама понимаешь, мебельная фабрика — это тебе не салон красоты…

— Я…

— Девочки, что случилось? Вы сейчас надутых индюшек напоминаете, — слегка нахмурив смоляные, идеальной дугообразной формы брови к нам шла Василика.

Переменчивые словно северное море, чуть раскосые серо-зеленые глаза потемнели, черные пряди волос норовили попасть в рот, поэтому она их слегка раздраженно откинула за спину. На высоких скулах овального личика от холодного ветра проступил румянец. Сейчас ей и двадцать пять с натяжкой можно дать, настолько свежей и юной она выглядит, хотя давно за сотню перевалило.

— Такие же сморщенные? И с красным клювом? — насмешливо наморщила покрасневший носик Аня.

— Вы у меня бесподобные красотки, сами знаете, — белозубо улыбнулась Василика, прежде чем мягко попеняла: — Детка, мы должны радоваться, что папа денежных клиентов нашел. Они доллары платят, значит — наш фонд безопасности значительно вырастет.

— Мам, да все я понимаю, — уныло махнула рукой красотка-мерзлячка. — Целых две недели без вас будет скучно. И страшновато одним.

— Папа как обычно попросил Климова присмотреть за нашей территорией, пока нас не будет, — Василика хмурилась — тоже не любила оставлять нас одних надолго.

— Все в порядке, мамочка, я просто нервничаю, когда вы с папой надолго в тайгу с туристами уходите.

— Все будет хорошо, — наша старшая красавица поцеловала Аню в лоб, будто та еще совсем малышка, и ласково погладила по спине. — Но напоминаю: без папы в лес не ходят, домой возвращаются засветло и ведут себя тихо.

— Я тоже обниматься хочу, — хихикнула и обняла своих самых близких родственниц на белом свете.

— И я! — услышали мы родной хрипловатый голос. Влад крепко стиснул в широких объятиях одновременно нас троих. Потом отстранился, окинул веселым взглядом и, мотнув головой, поделился: — Девочки, вы у меня невероятные красавицы.

— Одна уж точно, — хмыкнула Аня, — а две другие — попросту копия. Вы постарались на славу.

С ней нельзя не согласиться. Моя тетушка и я практически копии Василики, и мама… была. Различия, конечно, есть, но незначительные, чтобы брать во внимание. Самое примечательное: у Анфисы глаза светло-карие, отцовские, а у меня — серо-голубые, почти прозрачные, будто хрусталь, видимо, тоже в отца, если бы я его знала. Но именно из-за внешнего сходства у нас возникали проблемы.

— Кто ж знал, что природа так шутить умеет, — виновато пожала плечами наша старшая родственница.

— Девочки, времени нет, по коням, — Влад наиграно строгим голосом прервал нашу болтовню. — Груз на борту, вертушка готова, наши туристы горят желанием встретить самого большого медведя, так что нам пора в путь,

— Лисенок, ты ничего не скажешь о наших гостях? — Василика внимательно посмотрела на меня.

Пока я вытаскивала из кармана вельветовых штанов два смятых рисунка, надеялась, что родственники изменят планы, особенно когда Влад, расправив бумагу, посмотрел, нахмурился и спросил:

— Ты уверена?

— Дед, ну ты же сам знаешь выкрутасы моего дара. Ваш дорогой Абдулваххаб найдет свое счастье в объятиях медведя, о чем страстно мечтает.

— Неужели он смерти ищет? — удивилась Василика. — Вот же непредсказуемые люди…

— Не знаю, здесь место и момент, который его осчастливит больше жизни, — вздохнула я. — Вы предупреждали, что тайга не городской парк, там бродят настоящие медведи, не желающие быть охотничьим трофеем?

— Страховку они оформили в иностранной компании, — задумчиво произнес Влад. — Я выяснил, что эмир неизлечимо болен раком. Вероятно, умереть в бою с сибирским мишкой для него действительно счастьем станет. И гордостью… посмертно.

— Ладно, учтем. А с остальными как? — поторопила Василика. — А то потеряем сразу всех клиентов в тайге — потом хлопот не оберемся, доказывая, что не виноваты. Лишнее внимание нам ни к чему.

Мы дружно молчаливо согласились: любое внимание для нас чревато слишком нежелательными последствиями.

— Второй рисунок для молодого, которого зовут Рагибом. Но он свое счастье встретит не на просторах Сибири. Видите, ковры и красотка в абайе…

— Значит, проблемы только с одним будут, — подвел итог Влад.

Я пожала плечами, мой дар слишком специфичный и, по-моему, абсолютно бесполезный. Рисовать я полюбила с детства, и временами мое увлечение походило на одержимость. И только со временем, когда подросла и научилась работать карандашом и кистью более-менее прилично, совершенно случайно начала прослеживать закономерность.

Иногда, после встречи с кем-либо знакомым или нет, у меня возникали видения, которые нестерпимо тянуло запечатлеть. Выходили странные рисунки, ненормальные для ребенка, видевшего в жизни, на экране и в книгах еще не так много, даже с учетом воображения. А на клочках бумаги, салфетках и альбомных листах карандашами, мелками и красками, буквально попавшимися под руку, я изображала незнакомые места, городские улочки, комнаты, чужие лица, мужские или женские. И всегда фиксировалось время — на наручных часах, на городской ратуше. В общем, я «видела» место, время и действие или обстоятельство, когда человек мог встретить свое счастье. Не каждый же способен распознать в другом свою идеальную половинку: внешность не та, город чужой, а может и целый континент…

Вот так я и предсказала парочке наших знакомых удачную минуту и место встречи со своим счастьем. Как ни удивительно, чудо свершилось — пары обрели избранников. Слухи обо мне быстро поползли по городу, потянулись страждущие одинокие люди, но вскоре я стала посмешищем. Сам по себе запечатленный момент не давал полной картины, потому что не известно, в какой день, какого месяца и года произойдет сие долгожданное событие. И где конкретно вожделенная квартира, улица или снежная вершина, предназначенная для встречи влюбленных — пеших ли, конных, на горных лыжах. Или где заядлый игрок получит заветный куш, а тщеславный обретет славу. Я не знала, куда конкретно или хотя бы приблизительно им бежать за своим счастьем.

И ярким примером тому «рисунок персонального счастья», что пылится у Анфисы уже год, увидев который, она испуганно вздрогнула. И было от чего: заштрихованный черным углем альбомный лист с парой желтых, яростно горящих огоньков. Хотя счастье каждый понимает по-своему, в частности, пожилой эмирец, вероятно, найдет его в смертельной схватке со зверем. И лишь подсвеченный циферблат в уголке того самого рисунка радовал мою любимую тетушку. В два часа ночи она точно на улицу нос не высовывает. А теперь и подавно.

— Родная, выход за тобой, я пошел, — Влад шлепнул жену чуть пониже спины и легкой упругой походкой направился к вертушке. Никто и никогда не дал бы этому молодому, крепкому мужчине сто восемьдесят семь лет, даже в шутку.

Все пассажиры уже разместились внутри, их сопровождающий помахал нам рукой из люка, мы втроем привычно сели в машину, где Василика быстро разделась перед трансформацией.

Влад зычно крикнул:

— Васька, ко мне!

— Раскомандовался, — буркнула недовольная «собачьим» сокращением своего имени Василика и сменила ипостась.

Аня выпустила из автомобиля мать, принявшую облик темной, почти черной волчицы, и та потрусила к вертолету.

Да, в нашем современном прогрессивном мире живут оборотни, и я, и моя семья имеем к ним прямое отношение. Влад и Василика — мои дед и бабушка, а выглядят ненамного старше внучки. Они всегда работают вместе, потому что неразлучны. Оборотень, обретший пару, и дед, конечно же, в том числе, в принципе не способен оставить ее больше чем на день, а влюбленный — и подавно.