За краем небес

Глава 14. Разговоры вести, не лапти плести

Взяла я веревку эльфийскую поудобнее, а она словно живая в руках и повинуется мне будто стебельки и веточки в лесу. Натравишь такую на человека, недоброе задумавшего, и кинется настоящей змеей. Хороша веревочка, не простая совсем. Не зря Тальраир ее оставил. В чарах эльфийских король, видать, не смыслит. Не смог же корзинку открыть, принесли-то ее в комнату запечатанной. И придушить такой веревочкой ничего не стоит, даже шибко силы прилагать не нужно, пальчиками токмо пошевелить. Как еще интересно синие нити действуют?

Взглянула искоса на короля, лежит. Веревка по воле моей вокруг руки обмоталась, ни дать, ни взять, змеюка истинная, а сама я к Тинару метнулась. Вот уж кому худо пришлось бедному, все члены на теле обласканы, места живого не осталось.

Присела рядышком с ним, сперва сердце послушала, потом давай как матушка учила, переломы в теле искать. Коли где хрустнула косточка, то надо ее в лубок и не тревожить, так быстрее зарастет. Щупала, щупала, а ничего не нащупала. Ушибов, тех сколько хош, выбирай по размеру иль по цвету. Шишек, ссадин, царапин — тех еще больше. А вот, чтобы косточка где сместилась, с привычного места в сторону ушла, такого не отыскала вовсе.

Ух! Дух перевела, отлегло от сердца. Прислонилась устало к кровати, снова на короля глянула да подорвалась на ноги. Веревка на руке, точно живая шевельнулась, токмо что не зашипела.

Сидит злодеюка, к стене привалился, что руки, ноги связаны и бровью не ведет, с интересом посматривает, чего я тут с воином делаю.

Эх, надо снова в Мирку обращаться, а то ж ни звука не слышу, да только тело шибко уставшее, так и ноет, так и ноет «Не обращайся». Шагнула я к прутьям решительно, с обликом иным повременить надумала. Выяснить стоит, что хитромудрому этому надобно. Ох, чую, не зря дал себя за решетку упихнуть. Повела ладонью, и слетела повязка со рта королевского на лавочку.

— Не лежится тебе, душегубище?

— Ладони затекают, — отмолвил. И дальше сидит, как ни в чем не бывало. — Братья твои портал не откроют, кроме меня зеркало никому не подвластно.

— На что тебе зеркало это? — подошла я поближе к решетке, веревочка моя всеми шерстинками ощетинилась, король на нее взгляд кинул, усмехнулся.

— Грозная какая. И копия ее также на твою магию откликается. — Кивнул на путы свои, — крепко сжимается, сейчас совсем без рук и ног оставит.

А сам вдруг потянулся пальцами и погладил веревку, нежно так, заботливо, и зашептал: «Не сжимайся, я себя хорошо вести буду, слово даю». Слова его ласково звучали, и тон мягкий так и плыл, так и плыл по воздуху, теплее солнышка согревал.

Моя змеюка ручная тут же растеклась по телу, точно это ее погладили, а подруги ее и вовсе с запястий и щиколоток королевских спали, на лавочку скользнули и обычной веревкой притворились. Будто не вязали тут никого. Король поднялся, потер следы красные на руках, а после к решетке шагнул, где я застыла. Положил ладони на прутья, на меня смотрит и опять улыбается. А я чувствую, как от взгляда этого сердце заходиться начинает.

— Я тебя предупредила, — строго так сказала, — будешь своей магией баловаться, заместо Тинара в корзине очутишься. Побрехун этакий!

— А в чем же я соврал?

— Притворился, что магия покинула, а теперь сам веревки скинул?

— Это не я, ты меня развязала. Твоя магия с ними связана, ласку к ним и ты чувствуешь. А я на тебя чары не наводил, о том уже прежде говорил.

— Брешешь и все тут, и краснеть даже не думаешь. Ты девиц невинных околдовываешь, в соблазн вводишь, не даром всякая глядит на тебя и дар речи теряет.

— Зачем мне их зачаровывать? Вместо нормальной женщины цепную собачку рядом иметь? В первый момент магия их опьяняет, потом все проходит, привыкают. Я выбираю лишь тех, кому и правда понравился. Тебе вот понравился.

И дальше улыбается злыдень.

— Чего ж не выбрал?

— Выяснить хотел, с какой целью явились. Вы смело на берегу озера дрались, особенно ты, лучница.

И с выражением особенным сказал и посмотрел так, что сердце опять заекало.

— Не знал тогда, что ты эльфийка, еще и облик меняешь.

— Так то ты нас в озеро заманил? — решила все из него вытянуть, коли говорит.

— Я предложил вам спасение.

— Ты на нас волкодлаков натравил?

— Нет. Их к вам порталом перенесли. Зеркало перенос отразило. Оно такой же портал, но работает лишь по моему желанию.

— Это сколько ж народу ты сюда затянул, душегуб окаянный!

— Сами приходили, — ухмыльнулся, — кто-то топиться, кто другого топить, кто просто искупаться хотел.

— Ты ж себе с людями целое королевство выстроил.

Пожал плечами.

— Отчего не выстроить? Одному скучно на озерном дне вечность коротать.

— А с девами веселее? Смотрины, глядишь ты, устраивает! А надоела, так прочь отсылаешь. Одну то выбрать не с руки? Пользоваться бы вам только, сердца девичьи топтать.

— Ты за чужую невинность переживаешь или за себя говоришь?

— Да хоть за кого! Это картину в целом не меняет.

И обидно так стало, и Лик вспомнился и девица та черноволосая с ним, еще девки в зале, драгоценностями увешанные. Понравился он мне, как же! Да я от таких любодеев за тридцать полетов стрелы держаться буду.

— Я не просто так выбираю, Мира. А хочешь узнать, почему?

— Больно надо! Я узнать хочу, чего ночью было.

Смотрю на него пристально, чтобы, стало быть, ни слова не упустить, а он в ответ также смотрит и молчит. Вот как значит? Обернулась к плетенке, поманила ее к себе и на прутья указала. Король даже назад отступил, от удивления. Корзинка моя дошагала до решетки, сплющилась и протиснулась между прутьями. У властителя в этот момент такое выражение лица приключилось, что сразу понятно, теперь уж вовсе ему не до скуки. И не пугается, главное, стоит себе и ждет, чего дальше будет.

— Ешь его! — натравила я плетенку свою. Та мигом снова прежней формы стала, и потянулась веточками к сиятельному этому. Поползли, извиваясь, отросточки, короля за ноги обняли.

Я руки в бока уперла, жду, пока пощады просить начнет, а этот ладонь ко рту прижал и… смеется злодеюка лютый. В беззвучном хохоте заходится, токмо что на лавку не падает.

— Щекочешь ты его что ли? — я на плетенку строго зыркнула, — а ну ешь!

Та и откинула крышку, рот пошишре раззявила. Обхватила властителя за все, куда дотянулась, и давай тащить к нутру своему безразмерному. Тот, кажись, от смеха уже и сопротивляться не может. Руки в ответ выпростал и также корзинку обнял, еще и за бока ее щекотать принялся. У меня глаза на лоб полезли, потому как плетеночка затряслась мелко и вроде как подхихикивать начала, ну точно девица скромная. Только и осталось, что отросточками стыдливо прикрыться.

Я в решетку вцепилась, указания ей выкрикиваю:

— А ну хватай покрепче, затягивай, затягивай и крышкой его сверху! Да что за дурында такая?

Эти двое уж на полу лежат, король от смеха за живот держится, плетенка рядом с бока на бок поворачивается. Еще и змеюкам веревочным веселья захотелось, поползли с лавки на пол, давай к властителю ластиться, подмышками пощекотывать, в лицо ему заглядывать. Видать, тоже объятий пожелали. Люди добрые, это что творится такое? Моя веревочка, которая прежде на руке висела, все шерстинки пригладила, прихорошилась, и тоже давай вниз ползти.

— Куда? — я на нее шикнула. Она в ответ затихла, кончик грустно повесила, никак на жалость давит.

Только я на это царство растительное, в буйство вошедшее, взъяриться надумала, только прикрикнуть хотела: «Кончай веселье!», — как король руки перед собой выставил и, кажись, застонал:

— Все, все, Мира, хватит.

— А я чего? Я что ли тебя щекочу? А ну там все, тихо! К ноге! Кому сказала? Разошлись они! Служить!

Корзинка с веревками по стойке смирно встали, даже моя, на руке, и то вытянулась вся.

— Понял теперь силу грозную? — я на короля прищурилась, а он о колени локтем оперся, слезу с глаз утирает.

— Проникся, спрашиваю?

Кивнул, а плечи все равно трясутся.

— А ну рассказывай, давай. Чего такого произошло, что я не помню?

Оттолкнулся от пола, поднялся легко, за решетку одной ладонью взялся и смотрит на меня сверху вниз. Вмиг серьезным сделался, на лице ни один мускул не дрогнет.

— А что было? Чем же еще злодеи занимаются, как не невинных дев совращают? Я сперва тебя зачаровал, любовной магией опутал, после сознания лишил, ну и воспользовался, как же без этого.

— Чем воспользовался? — я даже на цыпочки привстала, повыше подтянуться, чтобы в глаза его вглядеться как следует. А он и бровью не ведет.

— Телом девичьим, чем же еще?

— Это как так? Моим телом девичьим?

— Да какое было на тот момент. Я ж на всех невинных кидаюсь, кто порог спальни переступит.

— То-то ясно теперь, хлядень подозерный, чего фавориток на каждый раз по цвету покоев подбираешь. Бревном ведь лежат, не шевелятся. Тут и различия только в том, невинная дева али нет.

— А что поделать? Сам не хочу, предсказание обязывает.

— Какое такое предсказание?

— Найти одну единственную, — вздохнул, — которая путь на землю откроет. Должна она быть девой невинной, мне понравиться и сама чувствами взаимными проникнуться. Будут те чувства расти, пока однажды не смогу я пересечь границы зеркала с этой стороны и покинуть озеро.

Стою, слушаю сиятельного, а у самой в голове уж мутится. И непонятно теперь вовсе, что из всего он напридумывал, а в чем правду молвил. И как с королями этими разговоры вести?

Глянула тогда на корзинку, а она хорошо так стоит, прямо позади властителя этого. Вот и не стала я шибко размышлять, тут же руками повела. Плетуны в ответ распрямились, развернулись и просвистели в воздухе, метя королю пониже спины. И красивый замах получился, но ловкач этот в последний миг в сторону ушел. У плетенки моей заместо зада королевского, веточки вокруг прутьев обвились и завязались, за раз не распутаешь.

— У меня еще веревки есть, — пригрозила я ухмыльщику этому, — сейчас погоняем тебя по кругу, чтобы не думал больше на честь девичью покушаться.

— И пойми вас женщин, — ответствовал. — То сами в покои приходите, возражений не высказываете, а после еще и недовольны.

— Это коли не шевелюсь, то возражений не высказываю?

— Сперва не шевелилась, а потом-то… сама смотри, — вытянул ладонь сквозь решетку, лба моего коснулся, и увидела я всю картину: как обмякла сперва в королевских объятиях от поцелуя, как после в себя пришла и на короля аки зверь лютый накинулась. Он через окно сбежать пытался, а я обратно утянула. И такое вытворяла, да в таком виде…

— Вот же нелюдь! — я глаза распахнула, — да я ни в жисть так не извернусь, пиявка ты водяная.

Махнула на него, а он снова от кары заслуженной уклонился, и расхохотался в ответ. А до меня только доходить начало, на что король намек сделал.

— Ты как это, — спрашиваю, — мне показать умудрился? Укушенный ведь, магию призвать не можешь.

— Пока не могу, только слабая сила и откликается. Видишь, какие образы ненатуральные вышли. Поэтому подождать надо.

— Чего подождать?

— Пока тело с отравой справится.

— Как… как так справится? Не будешь волкодлаком? Других отрава обращает, а тебя что же?