За краем небес

Глава 12. А на горе дворец хрустальный

Повела рукой, чтобы ветку отвести, а она сама качнулась, отогнулась подале, проход мне открывая. Остановилась за спиной путников моих, а рот широко раскрылся, чуть не до земли. О таких дворцах даже отшельник не сказывал. Что за чудо диковинное? Красота невозможная? Камни не камни, а словно вода застыла кубами прозрачными, а из них сложились стены и башни высоченные.

— Хрустальный, — отмерла я, эльфа за плечо подергав.

Лучи, с сине-зеленого неба светящие, по гладким стенам этим скользили, стекали, собирались в плескающейся речушке у подножия. Через нее мост перекинут был к самым воротам.

— Как в чуде таком жить? Опочивальня насквозь не просвечивает?

— Главное, чтобы уборная не просвечивала, остальное пережить можно, — диор ответствовал. Ему мой восторг точно детским казался, зато Тальраир улыбнулся, тронул ладонью по макушке, заправил локоны растрепавшиеся.

— Красиво и необычно, — сказал он. — Теперь еще больше охота с хозяином здешних мест познакомиться.

— Так пошли, — потянула я эльфа за рукав, чтобы скорее сбежать, слететь с высокого пригорка. Чуть вскачь не пустилась. Ухватили за шкирку, остановили.

— Куда? Об опочивальне мечтаешь хрустальной, а переодеться для хозяина?

И сунул мне Эртен под нос мешок с платьем эльфийским. Все бы радость людям портить.

— Чем только кормили тебя в детстве? Уксусом с квашеной капустой? Что кислый такой?

Диор брови поднял, а ответ дать не удосужился.

— Мирка, Мирка, — Тальраир хмыкнул.

— Что?

— Пошли к тем кустам, переоденешься.

И пока я за полог зеленый нырнула, голос его слышала.

— Вот сколько вместе идем, Мира, а ты ни разу не спросила, кем Эртен является.

— А на что мне?

— Хотя бы на то, чтобы про капусту не поминать, — и снова засмеялся.

— Ну а что с капустой? Лицо у него вечно такое, — тут я сама себе изобразила, какое, — видать перекормили в детстве.

— Во дворце про квашеную капусту отродясь не слышали. Не королевская это пища.

— Эльфы слышали, а эти нет?

— Это я знаю, поскольку поскитался среди людей, и пока до дворца добирался, и пока обратно спешил. А Эртену положение не позволяет. Его отец, Альтар дар Астелло, воспитанник короля. Наследник престола объединенных королевств, сын принцессы, еще слишком мал, а король уже состарился. Сейчас в королевстве Небесного света фактическим правителем является Альтар, на его плечи взвалена большая часть обязанностей, ну а Эртен, считай, почти что принц.

— Ну знаешь, — я из кустов выбралась, платье от прилипших листочков отряхивая, — эка невидаль, принц! Про них я не в первый раз слышу. А вот про эльфов вовсе не верила, что существуете. Отшельник говорил, за краем небес ваша волшебная страна. А она вон где, совсем недалеко, почти рукой подать. И ты, диковинка невиданная, загадка немыслимая, даже в капусте толк знаешь. А принцы что? Только нос задирают, того и гляди о ветви и корешки спотыкаться начнут.

— Если ты поможешь, то и начнут, — засмеялся Тальраир и так на меня глянул, даже расцеловать захотелось за то, что мысли у нас с ним схожи. Ведь если корешок подножку черноволосому подставит, то Эртен с пригорка быстрее спустится. Кубарем.

Похихикала про себя, попредставляла, но не стала, конечно, пакости диору чинить. Пусть себе таким ходит, а мне еще ворота миновать предстоит. Я же корзинку с собой по-прежнему тащила, а тут ни Тальраир, ни Эртен мне помощь оказывать не спешили. Против моей задумки оба высказались, но хоть силой вырывать из рук плетенку не взялись.

Остановились мы чуть поодаль от дворца, понаблюдать. Люди в ворота заходили и выходили, спешили куда-то, делами обремененные, а у стражи одна забота — знай себе, проверяй.

— Ну-с? — Эртен на меня поглядел. — За пазуху корзину спрячем, фаворитка?

— А ты меня раньше времени не оскорбляй (И что за слово проскользнуло? Прежде молвила бы, "не черни"). И с корзиной я сейчас управлюсь.

Огляделась вокруг, а среди зеленой травки много-много мелких цветов. И ведь удивительно, там наверху все только распускается, почки набухают, а здесь уж и листочки, и цветочки.

Пошевелила я пальчиками, и потянулись травка и тонкие стебельки к корзинке моей, оплели, обвили, на самую крышку взобрались, и вышел у меня цветущий кустище формы чудной.

— Вот. А теперь, — я на саму крышку уселась, а плетенка веточками под днищем зашуршала, — я ей идти велю, а вы по бокам возьмитесь, будто сами несете. Идем к воротам.

На путников нарочно не смотрела, а ну мне их взгляды, только от дела отвлекать. Они в спор со мной не вступали, ждали спокойно, пока с треском провалюсь. Подхватили с двух сторон за отросточки и пошагали наравне с плетенкой.

— Это кто к нам пожаловал?

У стражи на воротах очи шире чайных блюдец сделались. А я что? Сижу, глаза только скосила чуток, глянула вниз: платье эльфийское на груди натянулось, коса родная через плечо перекинута, любо-дорого посмотреть. У эльфа вон тоже уши за волосами спрятали.

— Чего застыли, отворяйте ворота. Я новая фаворитка короля.

— Да ну! Новая?

— А на чем ты таком, новая фаворитка, едешь?

— Не пристало будущей избраннице пешком во дворец ковылять. Это носилки праздничные, а здесь вот караульщики, братья мои родные. Пропускайте живей, пока король на опоздание не прогневался.

— Гляди ка, то ли взаправду правитель себе новое развлечение пригласил, то ли блаженная какая? Слышишь, избранница, девок всех велено пускать, а об охране речи не шло.

— А я без них не пойду. А ну как ваш король до избрания всех девиц пробовать норовит, а я на такое не соглашалась.

Заухмылялися похабненько, точно кони ржач подняли.

— Попробовать то может, только девки это дело сами обычно предлагают, чтобы на место тепленькое выбиться, а тут, ты гляди, правильная отыскалась.

Второй первого локтем в бок пихнул:

— Будет нашему правителю развлечение, а то заскучал в последнее время.

— И то правда.

И снова загоготали.

— Слушай, девка, а чего носилки такие странные?

— А затем, что нужно где-то отдыхать в дороге. Все время сверху сидеть спина устает.

— А мож мы корзинку твою проверим?

— А проверяйте, но королю пожалуюсь, что после пути долгого не дозволили, как избраннице положено, в ворота въехать, на землю согнали.

— Не, ну точно блаженная. — Старший охранник приложил ладони ко рту и погромче, чтобы я точно разобрала, — ты когда с королем говорить будешь, упомяни, что по всей форме тебя здесь приветствовали, — зашелся в хохоте, насилу продолжил, — на носилках впустили, еще и охрану твою следом.

А потом снова пихнул того, который рядом глотку рвал, и на полтона ниже, но тоже громко.

— Нашему королю ее охрана…

После взяли и ворота отворили, пропустили нас всех.

— Проезжай. Во дворе распорядителя кликните, чтобы на место провел.

— Фух, боялась не пройдем, — перевела я дух, пока меня с ’носилками’ на землю ставили.

— Пройти бы прошли, — пошевелил светящимися пальцами Эртен, — но может не так весело.

— А чего ты сделать удумал?

— Да ничего, — диор сияние погасил, — усыпили бы и вся забота.

— Они вон сказали, королю их охрана нипочем. Зачем тогда ворота охраняются?

— Может для вида, а может из-за занятости королевской. Если в этом месте все его силами создано, то с заезжими магами как-нибудь совладает. Особенно, если магия у них, — диор сжал ладонь в кулак, — нестабильна. Все, лучница, — а это он снова ко мне поворотился, — ты хотела дворцовых опросить, самое время начинать, нам здесь нельзя долго задерживаться.

— Во дворе что ли начинать? Дай во дворец хоть зайти.

— Сперва к распорядителю, — слегка толкнул меня Тальраир, взглядом указывая на толстого коротышку, облепленного точно мухами шумливыми претендентками.

— Нести что ли или сама? — толкнул с другого бока Эртен.

Я взялась за края корзины.

— Несите к той толпе и рядом ставьте.

Когда почтенные ’братья’ мои водрузили корзину недалече от спорящих дев, чей треск только с сорочьим сравнить, я ухватилась за плечи личных своих караульщиков и поднялась на ноги. Возвысилась над толпой и склонилась чуток точно по центру, крикнула звонко, перекрыв гомонящих сорок:

— Любезный! Мне бы в комнату пожаловать! И охрану мою разместите. Отчего медлите тут?

Молвила и думаю, а чего такое молвила? Однако любезный голову на голос мой задрал, даже, по-первости приосанился, фаворитский тон распознав, а потом стушевался разом, меня оглядывая. Девы-то те посторонились немного, потому как ’братья’ разом шагнули в толпу вместе со мной. Еще бы плечи широкие, что под пальцами, мелко не подрагивали. Пришлось снова глазами косить, уверяться, что не смеются. Однако лицо аки каменное держали.

— Так все тут устраиваются, вот вношу в список со свободными комнатами.

Я склонилась еще чуток и быстренько тот список из рук его ухватила, а пока распорядитель мысли вместе собирал, ткнула пальцем куда пришлось:

— Вот, триста пятнадцатые (Батюшки, сколько в замке покоев то!) за мной оставьте, а недалече триста тринадцатый — это на братьев запишите. Боле не задерживаю, о дальнейшем уведомите в свое время. Мне еще перед смотринами готовиться и поспешать! Поехали! — то я своим безмолвным путникам приказала, они и понесли меня так, на корзине стоя, я ж от волнения позабыла и про магию и про все, а слова, которыми говорила, и подавно в жизни прежде не произносила. Вот и поехала во хрустальный дворец на корзине цветущей.

Комната красивая оказалась, вещи все и стены ну точно стеклянные. Снаружи хрусталем смотрелись, а изнутри стеклом замутненным. Даже если лицом прижаться ничего по ту сторону не увидишь, туманно только перед глазами. Мои покои янтарные оказались, все здесь: и кровать, и сундуки, и шкафы, и стол из этого хрусталя странного, по окрасу точно на затвердевшую живицу сосны похожего. Двери со стеной сливались, одна в коридор дворцовый вела, вторая в уборную их, непрозрачную, зря диор переживал. На полу ковер пушистый, на кровати перина, в креслах подушки. Вот как здесь фаворитки живут.

Во дворец мне с путниками не дозволили в одиночестве пройти, на входе служанки подскочили, одна меня повела, другая ’братьев’ моих. Хоть и рядом опочивальни, а сопроводили нас до самого порога. Я теперь в своей сидела, ждала, пока путники ко мне заглянут, а ну вдруг деве не положено до смотра никуда выходить. Чего подозрения зря вызывать?

В комнате личину быстро сменила, потому как накатила усталость, но все же не смертельная. Сколько Шеаллин лицо чужое держать могла? Тальраира спросить или самой?

Прилегла на всякий случай на кровать, глаза закрыла и вспомнить попробовала.

Ух! Закружило, разом утянуло куда-то, заболтало. Замелькало перед глазами, заштормило в воспоминаниях до холодного пота и озноба вдоль хребта. Насилу вырвалась из чужой памяти, кое-как в раздолье этом ухватила нужное мне.

Потихоньку в себя приходила, дышалось даже с трудом, зато важное узнала — могла эльфийка много дольше нескольких минут в чужой личине ходить, часа на три-четыре хватало, а дальше боль головная накатывала, все тяжелее и тяжелее приходилось и силы начинали стремительно таять. Стало быть, сегодняшний вечер продержусь.