Моя дурацкая гордость

Глава 8

Мне показалось, будто Елизарова засыпает на ходу, и я с трудом отогнал от себя мысль, что она всю ночь, раз за разом, кончала под каким-нибудь Корсаковым, или Пашковым, или еще под кем-нибудь таким же мерзким, и не успела вздремнуть.

Злость толкала к действию, и я уже занес палочку, чтобы наградить Меркулова и Ветроградова гнойниками на яйцах, но дверь тяжело отворилась и замерла, явив нам Залесского и его усы.

— Что здесь происходит, молодые люди? — как всегда радушно попенял профессор. — Не теряйте времени на войны, лучше потратьте его на любовь, — хихикнул он и пригласил всех в аудиторию.

— Я бы тебе рассказал, что происходит, с цитатами, — бормотал я, стараясь унять дрожь в руках. — Но я тебя, идиота, уважаю. — Палочка упала на стол.

— Хм, а почему Меркулов сказал, что девки с Каэрмунка дают в рот? — как бы между прочим спросил Леха, пока мы гремели посудой и доставали ингредиенты. — Мне не дают.

— Дают-дают, — кивнул Псарь.

— Ты не считаешься, тебе не только в рот дают, — нудно пробухтел тот.

— Слушай, Прогноз, начнем с того, что Меркулов дерьмо и сочинил дикую чушь, — я внезапно вспомнил славных девчонок с Каэрмунка и расценил свой порыв как приступ благородства. — Хорошие там девки и лишнего себе не позволяют.

Хьюстон молчал-молчал, а когда разложил вещи и спокойно сел, выдал:

— Если девушку имеют только в рот, формально она остается девственницей, разве не ясно?

— Чего? — я даже колбу выронил. Рома, похоже, двинулся. — Целкой остается? Да какая целка, если…

— Да такая, — у Хьюстона сделалось такое же выражение, как у отца, когда тот объяснял мне основы контрацепции, — когда будет первый раз трахаться как надо, будут вопли, кровища и все, что полагается.

— М-м, ну да.

Хорошо объяснил, доходчиво. Я раньше не задумывался над этим. Как много вещей, которые не приходили мне в голову!

После обеда народ утопал на свою латынь, Хьюстон, само собой, тоже, и мы втроем слонялись по усадьбе в поисках новых тайников. В последнее время мы находили их все меньше, даже подумали, неужто нашли все? Но потом Псарь сказал, что это не Виридар весь вышел, это мы как-то закончились.

И вот мы слонялись, чтобы доказать самим себе, что еще живы.

Из-за угла послышался шум, Гордей подобрался, но показались всего лишь первокурсники, наши.

— Пошли быстрее, пока их не растащили, тут два этажа! — прокричал один другому. Так оглушительно даже я на стадионе не ору.

— Потише давай, и так башка болит. — Перваков надо ставить на место, пока не выросли. Мы — яркий тому пример.

— Да блин, — парень подпрыгивал на месте от нетерпения, — там девчонки дерутся, такой прикол, мне Болотов сказал!

Его друг, наоборот, притух и скукожился, как намокшая тетрадь с домашним сочинением.

— Может, там помощь нужна, а, Марк?

Он, естественно, знал, как меня зовут, но я на это не купился:

— Из вас помощники, как из дерьма бомба.

— Взрыв-дерьмо очень даже ничего, — ухмыльнулся Псарь. — Где сцепились-то?

— В Южном флигеле! Ну два шага же, не выдавайте нас Селиверстову, мы от него смотались, чтобы…

Мы переглянулись. В Южном флигеле было только два учебных кабинета — латыни и ворожбы, особо туда никто не ходил, там даже портреты не висели.

— Ведите, — приказал я.

Подоспели мы к шапочному разбору.

Маркова отдувалась, как после пробежки, Елизарова щеголяла двумя глубокими царапинами на лице, Сева выглядел оглушенным, а Чумакова грязно ругалась во весь голос. Судя по восторженному выражению морды Псаря, он готов был изменить принципам и вставить ей, не медля ни секунды.

Оказалось, что перед латынью Свиззаровский уселся рядом с Елизаровой и то ли полапал, то ли положил голову на плечо, то ли залез в трусы (но что-то там точно было). Ну и не заметил, как на ворожбу приперлись пятикурсники, а среди них — его девка.

Девка не стала слушать детский лепет типа «мы просто общались» и оттаскала Елизарову за волосы. Та в долгу не осталась и при поддержке подружек наваляла дуре.

Да обе они дуры, Елизарова даже большая дура, чем девка Свиззаровского.

— Ну почему из-за меня телки не дерутся? — громко спросил Псарь, хлопая Севу по плечу. — Делись секретом, Свиззаровский, как заставить пташек кукарекать?

— Отвали, — буркнул тот и побежал за своей. Досталось парню, такой геморрой объяснять, что ты не верблюд.

— О, Елизарова, — я не заметил, как она прошла мимо, и прокомментировал в спину: — Ты это… надевай чулок на голову, пока не вылечишься, договорились? О-о-очень страшная.

Она не ответила, даже не остановилась, прежде чем зайти в аудиторию.

Остаток времени до обеда мы обсуждали случившееся, а на чарологии до меня дошло, кто именно не позволил Елизаровой выспаться этой ночью.

***

— Может, не так уж Меркулов и ошибся?

Я воспользовался тем, что Гордей пошел за семенами к Тропининой, и общим гамом, чтобы наконец-то сказать это вслух.

— Ошибся в чем? — Рома стянул с морды защитную маску и непонимающе уставился на меня. Наверное, просадил все мозги еще до обеда — на чарологии и боевой магии. Шереметьев опять устроил парные дуэли, и Хьюстону в пару достался Меркулов, который, что бы я о нем ни думал, шарил в темной магии получше самого Шереметьева.

— Да в том, что наши девочки уже не девочки.

— Ну, это и так известно, — он попытался отшутиться, но я в кои-то веки шутить был не намерен. — Ты же сам участвовал в процессе избавления наших девочек от этого жуткого недостатка.

— Какого?

Теперь настала очередь Хьюстона считать меня идиотом.

— Девственности, тупица.

— Я не об этом.

— Да понял я, — буркнул Хьюстон и стянул маску на самый подбородок, специально, чтобы я видел его кислую физиономию целиком, а не наполовину. — А вот ты, кажется, не понимаешь, что я не хочу слушать еще и от тебя, что наши девчонки шлюхи. Мне Меркулова хватило.

Сказать, что я удивился, все равно, что ничего не говорить. Опешил. Охуел точнее. Хьюстон злился. Нет, не так. Такими глазами смотрят на ненавистного человека. Так всякий раз смотрел на нас с Псарем Харя.

— Я знаю, что ты сам в это не веришь. — Ненависть исчезла, появилась усталость. — Просто бесишься из-за Елизаровой.

— Да мне нет дела до Елизаровой, сколько раз тебе повто… — я едва не надел ему на башку горшок с навозом, уже даже палочку достал.

— Сколько ни повторяй, ничего не изменится, — припечатал Хьюстон и напялил маску, давая понять, что не хочет разговаривать.

— Такое ощущение, что Наталья за семена из своего кармана платит. — Псарь вернулся от Тропининой. — Отсчитывает строго по четыре штуки. А вдруг я потеряю по дороге, очередь-то как за автографом рок-звезды, и все норовят дать друг другу по морде.

— Дикий вязиль, который получится из этих семян, используется для изготовления чуть ли не половины ядов, — объяснил Рома. — Мало ли кому в голову взбредет вырастить его у себя под кроватью и избавиться от соседей по спальни.

Мне почему-то послышалась угроза в его голосе, а может, воображение разыгралось.

— Ха, да я легче потерплю вас еще полтора года, чем буду заниматься домашним садоводством, — Псарь пихнул Хьюстона в плечо и обнял нас с Прогнозом.

Я через силу поржал.

Сразу после флороведения, не пожрав, я всегда бежал на тренировку, потому что двух часов нам не хватало, а забронировать стадион на три или четыре часа не позволяла Ольга Буренко, наш главный тренер и судья, мол, другим тоже тренироваться надо. С Буренко, в отличие от Устава Виридара, спорить было бесполезно, поэтому я требовал, чтобы парни приходили раньше. Жратва может подождать.

Сгоняв в кампус за спортивной формой, я спускался к полю тем же путем, почти миновал оранжереи, когда услышал какое-то копошение и шепот. Первокурсники почему-то считали, что в усадьбе нет другого места, где можно вдоволь полапать друг друга и полизаться. Что за средневековые представления.

— …я никому не скажу, если ты не хочешь, делов-то. Слушай, Ева, я не шучу, я не могу уже терпеть.

Я резко остановился.

— Подрочи, — сказала Елизарова. Значит, первый точно был Пашков. — Правда, Дим, я-то здесь при чем? Дай мне пройти, иначе мы пропустим ужин. Дима.

Судя по звукам, этот слизень попытался сунуть в рот Елизаровой свой мерзкий язык. Я заставил себя шагнуть вперед и как раз собрался прибавить ходу, но Пашков довольно громко, с надрывом спросил:

— Ты целка, то ли?! Ну ртом хотя бы приласкай, а?

— Отвали, — прошипела Елизарова, — я не буду с тобой трахаться, и не подходи больше ко мне, — наверное, она достала палочку, потому что Пашков явно струхнул:

— Эй, Ева, ты что? Правда, ты меня заводишь, я о тебе постоянно думаю, ничего с собой поделать не могу. Я просто был уверен, что Исаев своего добился, пол-академии про это говорит…

— И ты решил, что раз Елизарову уже кто-то откупорил, все, гуляем, можно звать парней? — Я оставался на месте, эти двое сами выскочили из-за теплицы.

Позже, уже в спальне, я понял, почему вмешался. Потому что этот червяк почти прямым текстом обозвал меня треплом. Откуда, бля, пол-академии могут знать? Елизарова наверняка особо не распространялась, а я сказал только парням. И то не уверен, что Прогноз до конца врубился.

Пашков сунул руки в карманы, Елизарова прищурилась.

— Иди куда шел, Исаев, тебя это не касается, — после недолгого молчания выдала Елизарова, и я уже пожалел, что не прошел мимо. Сколько раз за последнее время я выставлял себя лузером и неудачником? А сколько раз — из-за Елизаровой?

— О, значит, я помешал вам.

Пашков, который допер, что ему ничего не светит, ядовито выплюнул:

— Так вы долбились?

— Еще раз спросишь, и я сделаю так, чтобы ты вообще не смог долбиться. Никогда.

И я, не посмотрев на Елизарову, пошел на поле.

— Долго тебя ждать, Исаев? — проорал, завидев меня издалека, Ваня Бакурин, один из нападающих. — Кажется, это не мы настаивали на том, чтобы тренироваться на голодный желудок.

— Завали, — привычно отмахнулся я, направляясь в раздевалку. — Седлайте пегасов! Буду через две минуты. — Кто здесь, в конце концов, капитан?

— Злой, — обреченно резюмировал Баженов, помахивая битой.

Команда отлично знала, что я могу загонять до смерти, если не в настроении. А настроение Елизарова с Пашковым (и Хьюстон) мне сегодня испортили.

К тому же, парни летали из рук вон плохо, как первый раз на пегаса сели или обзавелись парой чирьев на заднице. Так или иначе, я не выбирал выражения, когда объяснял, какие они все неудачники, и с каким треском мы продуем предстоящую игру.

— Баженов, возьми биту крепче, она у тебя болтается, как сопля, аккуратничать будешь с девками. Володь, осторожнее с финтами, не убей кого-нибудь из нас. Вы все — все! — ни на что не годитесь. В таком виде — нет! Нет. Нет, это все не то, Вить, ты играешь в лоб, так не пойдет. Они, конечно, остолопы, но все равно поймут, куда ты метишь огнеболом.

— Да ничего они не поймут, Марк! Вон Тимур не понял, — Вова прыснул, ткнув пальцем в нашего вратаря. Тимур попытался удушить того голыми руками в перчатках:

— Да пошел ты…

— Мне не до шуток, игра через три дня! — я подлетел к Ласточкину и схватил его за рукав. — Если по вашей вине мы проиграем, я вас всех в жопу отымею, понял?