Зеркала. Дилогия

* * *

Звонок настиг ее в обеденный перерыв.

— Мотя, проблемы.

Тетя Варя времени на приветствия и разговоры о погоде не тратила.

— Что случилось?

— Тут сейчас весь кагал, твоя мамаша, Параша с сыном, участковый…

— И чего им надо?

— Требуют вскрыть квартиру.

— ЧТО?! — вскипела Матильда.

Малена тут же перехватила контроль, не давая подруге сорваться в откровенную брань.

— Якобы она твоя мать, была здесь прописана, сейчас что-то там наследует… приехать можешь?

Малена прикусила губу. Подумала пару минут…

— Тетя Варя, вы не могли бы дать трубку участковому?

— Сейчас, детка…

Девушки вслушивались в шум, несущийся из телефонной трубки.

Шаги.

Щелчок замка.

Гвалт голосов, которые сложно различить, и один резкий, тети-Варин:

— Семен Семенович, подойдите к телефону, пожалуйста. Поговорите перед вскрытием замка с законной владелицей квартиры.

Шум скакнул сразу на сотню-другую децибел.

Плаксивый голос — мамашин. Визгливый и пронзительный — Парашин. Басок — это Петюня. Твари!

— Мы им не спустим, — успокоила подругу Малена. — Обещаю. Но выиграет лишь хладнокровный.

— И в кого ты такая умная? — буркнула Матильда.

— В принципе.

В трубке послышался голос участкового. Семен Семенович опекал их двор уж лет десять и Малену знал. А уж ее бабушку-то…

— Добрый день, Матильда.

— Добрый.

— Что ж ты мать-то домой не пускаешь?

Матильда ощетинилась.

Малена сообразила, что в голосе мужчины звучат иронические нотки, и чуть успокоилась.

— А вы мне хотите дверь сломать?

— Я что — на дурака похож?

— Нет…

— Мотя, сломать тебе дверь можно. Но! Твоя мать не прописана в этой квартире. Она только наследница…

— Нет.

— Почему?

— На квартиру бабушка оформила договор ренты. На все остальное имущество написала на меня дарственные. Вплоть до сковородок.

— То есть?

— Еще при жизни все подарила мне. У нее же Паркинсон нашли, когда мне было лет пятнадцать…

— Ну да. Я помню…

— Вот тогда она и пошла по адвокатам. Когда мне исполнилось шестнадцать, она меня прямо в день рождения потащила к нотариусу, там была комиссия какая-то… я плохо помню, но бабушку признали психически здоровой.

— Вот даже как…

— Да. Это все есть, и у меня какие-то бумаги, и у нотариуса должны быть копии…. Наверное. Я точнее не знаю. Но бабушка все оформляла очень дотошно.

— Это хорошо… А квартира у вас приватизирована?

— Да. Вот как бабушка заболела, ей пришлось уволиться, она и занялась.

— То есть твоя мать…

— Когда шла первая волна приватизации, меня еще на свете не было, а бабушка потеряла все доверие к правительству. Сказала, что она по их правилам играть не будет и ничего не делала. Да и некогда было, выжить бы…

— Понятно. Юридически твоя мать — никто?

— Она моя мать. Биологически. И все. Если это она, конечно…

— Ты ее…

— Пятнадцать лет не видела. И сейчас в шоке. Как можно было себя так довести?

— Да вот так. И не такое видывать приходилось.

Матильде не приходилось. А для Малены, напротив, это было логично. В ее мире женщины и помоложе могли хуже выглядеть.

Плохая пища, тяжелые условия, пара плюх от супруга…

— А мне сейчас что делать?

— Ну, дверь вскрывать никто не будет, сама понимаешь.

— А вы…

— Я? С чего бы? Ни у кого таких прав нет. Но ты вечером бери копии документов и подходи ко мне?

— Куда?

— На Новосельскую. Где мы сидим, представляешь?

— Нет.

— Новосельская, шестнадцать. Скажешь, что ко мне. Тебя во сколько ждать?

Малена прикинула.

— Не раньше семи.

— Вот на семь я эту компанию и приглашу. И… Матильда, я, конечно, знать не хочу ничего. Так что не отвечай. Но если у тебя все оригиналы документов дома, стоит их куда-нибудь перенести. Хотя бы и в банковскую ячейку. И ключ хранить у сердца.

— Спасибо, Семен Семенович, — искренне поблагодарила Матильда.

А ведь и правда…

Вот так придут, сломают дверь… доказывай потом.

А с бабушкиной смерти еще и полугода не прошло. Как же гадко!