Кассиопея

5

Сонная доза пива делает свое дело, и Мингю, у которого едва ли вышло поспать несколько часов прошлой ночью, засыпает полусидя на диване в гостиной, не до конца понимая, в какой именно момент это происходит. Ему снится темноволосый Тэён и пустая аудитория, в которой у них было первое занятие. Снится, как этот Тэён медленно подходит к нему, шаг за шагом, и начинает говорить что-то. Мингю не слышит слов – только видит, как открывается и закрывается чужой рот. Как на лице напротив проступают признаки отчаяния, которое даже не пытаются скрыть. Видит и хочет сам сказать хоть что-нибудь, чтобы пустить трещину на тишине-вакууме, которая поглотила голос Тэёна, лишая права быть услышанным, но не успевает.

Мингю просыпается в кромешной темноте. Лежит так минуту или две. Шевелит ногами, и на пол с глухим стуком падает пустая банка из-под пива. Почему так темно? Где он? Мингю ворочается сильнее, когда осознает, что глаза не привыкают к темноте. Он резко садится прямо и морщится от неприятной боли в затекших ногах. Вертит головой, душит внутри себя разрастающуюся панику. Ему все приснилось? Ему приснилось, да?

– Чонхо? – зовет он неуверенно, но ответа нет.

Мингю не знает, что хуже: выяснить вдруг, что он находится в неизвестной квартире на отшибе города, где ни разу не был, или что прошедшие два дня ему действительно привиделись. Что хуже?

– Чонхо! – зовет он громче, уже не пытаясь скрыть панику в голосе.

Темноту разрезает полоса света, которая через секунду разрастается и вытесняет тьму до того резко, что Мингю зажмуривается. Прикрывает лицо ладонью, пытается приоткрыть глаза, но замирает, когда слышит тихие шаги, за которыми следует щелчок. Свет вытесняет свет и заполняет собой уже не только комнату, но и самого Мингю в придачу.

– Чего кричишь?

Он яростно щурится, борясь с желанием потереть глаза, в уголках которых собрались слезы, и смотрит чуть вверх – Чонхо стоит возле дивана, закрывая головой люстру. Его подсвеченные волосы выглядят на пару оттенков светлее, и смотрится это немного забавно. Мингю моргает несколько раз, окончательно привыкая к освещению, и видит на чужом лице огромные круглые очки в черной оправе.

– Я думал… – Он смотрит по сторонам.

Перед ним уже знакомая гостиная. За спиной Чонхо – кухонный уголок. На обеденном столе стоят три пустые банки из-под пива, рядом – вскрытая пачка чипсов. Мингю цепляется взглядом за каждую деталь, переваривает увиденное как-то слишком медленно. Просто у него спросонья заторможенные реакции, да. Не до конца проснулся еще, да.

– Ты уснул, – говорит Чонхо, – я ушел к себе заниматься.

Паника, которая так и не успела буйно расцвести, схлынула назад. Мингю трет глаза и хмуро смотрит на спинку дивана, за которую Чонхо держится одной рукой.

– Очки у тебя дурацкие, – выдает он хриплым после сна голосом.

– Это подарок, – пожимают плечами ему в ответ и отходят на пару шагов.

Мингю смотрит, как Чонхо уходит обратно в свою комнату. Как замирает на пороге, оглядывается мельком и заходит внутрь, оставив дверь открытой. Мингю глядит на белый шкаф, окно, задернутое занавесками, которые достают до самого пола, и часть кровати – все, что виднеется через открытую дверь. Глядит и не может не задаваться вопросом: значит ли это, что он может пойти следом.

Нужно ли ему это?

Мингю переводит взгляд на часы, которые показывают начало двенадцатого ночи. Сна больше ни в одном глазу. Шел ли дождь, пока он спал?..

Диван едва слышно скрипит, когда он поднимается на ноги, опираясь рукой на обивку. Мингю подходит к открытой двери и застывает в шаге от. Всегда в шаге от нее, а кажется, словно за несколько миль. Куки, который все это время лежал на кровати, поднимает голову и смотрит на него, неуверенно дернув хвостом пару раз.

Из-за косяка вдруг выныривает Чонхо все в тех же смешных очках:

– Заходи уже.

И Мингю заходит. Нехотя подмечает, что пахнет в этой комнате совсем иначе, чем в гостиной, – похоже на миндаль, но не настолько сладко. Он шумно втягивает воздух носом и переводит взгляд вбок – на рабочий стол, за которым сидит Чонхо, яростно печатая что-то на ноутбуке. Перед ним открыта тетрадь с конспектами, рядом – полупустая кружка кофе и телефон, экран которого не перестает гореть из-за приходящих друг за другом оповещений.

И становится как-то дико неловко. Будто он вторгся в чье-то настолько личное пространство, что дальше уже некуда. Что руку протяни – и все.

«Истина размыта так же, как наши с тобой параллели».

Мингю глядит на Чонхо и не видит на плоскости чужого лица ни истины, ни размытой истины. Ни параллелей, которые можно было бы провести между ними. Они сами – параллели. Которые пересеклись по чистой случайности.

Но случайность эта плюнула в лицо всем законам.

– Может, сядешь? – Чонхо тоже смотрит на него и чуть улыбается. Он точно улыбается – Мингю видел, как дернулись уголки его губ. Будто все происходящее кажется забавным.

Мингю садится. И никак – никак, блядь, – не может понять, почему с Чонхо настолько сложно разговаривать в некоторые моменты. Как сейчас, к примеру. Жутко неловко. Мингю даже не знал, что ему может быть неловко настолько. Чонхо не печатает больше – смотрит на него сквозь свои блестящие и бесконечно дурацкие очки и задумчиво молчит. Словно пытается вспомнить фразу, которую хотел сказать еще пару секунд назад.

– Дождь… был? – спрашивает Мингю первым.

– Вроде нет, – Чонхо опускает взгляд на мигающий телефон, – но я какое-то время в наушниках сидел, так что не могу сказать точно.

Самое время задать беспокоящий обоих вопрос. Самое время, Мингю, вперед.

– А если дождя не будет?

Чонхо снимает очки и кладет их рядом с ноутбуком, потягивается лениво и смотрит Мингю за спину – на задернутое шторами окно.

– Если сегодня не будет, значит, будет завтра. Или послезавтра.

– Так говоришь, словно тебя это не особо волнует, – вырывается у Мингю прежде, чем он вообще успевает осознать наличие этой фразы в своих мыслях.

– Волнует, – Чонхо улыбается – не обиженно, не раздраженно, а просто так, – но что еще мы можем сделать? Только ждать.

Он прав. Они ничего не могут больше. Только терпеть друг друга и ждать дождя, как блядской манны небесной. Мингю никогда не любил дождь, но сейчас нелюбовь эта стала самой настоящей ненавистью. Дождь топит улицы, топит город, топит сердца чужие – почему не утопил и его заодно? Так бы было куда проще. Не нужно бы было метаться сейчас внутри себя птицей с подрезанными крыльями и чувствовать себя лишним пазлом на давно полной картине.

– Мингю, – зовут его по имени, а он даже не сразу понимает, что обращаются именно к нему, – можно посмотреть? Фотографии.

Он хмурится сначала, не понимая, о каких фото речь, но когда до него доходит, его руки, лежащие на покрывале кровати, сжимаются в кулаки.

– Если ты не хочешь показывать, то не нужно. – Чонхо глядит на его крепко сжатые ладони.

– Просто не понимаю, зачем тебе это.

– Через несколько часов ты, возможно, вернешься в свой мир, а я так и не узнаю ничего. – Он дергает одним плечом, будто сказанное далось ему с трудом. – О тебе не узнаю ничего.

– Зачем? – Мингю разжимает руки.

– Простое человеческое любопытство. Разве тебе самому не интересно?

– Что? Ты?

– Почему нет?

Мингю садится прямо, а потом наклоняется вниз, опираясь локтями о колени. Складывает руки в замок, смотрит в пол. Он не думал серьезно о том, что спросил Чонхо, – как-то времени не было, честно говоря. Как впустить в свою голову подобные мысли, когда эта самая голова занята лишь болезненными всполохами с пульсирующим «тебе все снится»? В Мингю и до произошедшего страхов было запредельно много, а теперь – теперь в них запросто небоскреб утопить можно. Признаться в этом себе еще сложнее, чем сказать вслух, после делая вид, что оно случайно и все это дерьмо – не твое вовсе.

Хочется ли ему узнать об этом мире больше? Да. Хочется ли ему узнать другого Чонхо? Возможно. Дать ему рассмотреть себя поближе? Без понятия. Понять впоследствии, что все происходящее – мираж? Нет.

Не попробуешь – не узнаешь.

Мингю поднимается с кровати и достает из заднего кармана телефон. Включает его, с недовольством подмечая, что батарея почти села, и открывает папку с фотографиями – именно ту, где все самое дорогое. Именно ту, где он сам разбросан фрагментами, которые можно сшить в одну целую картину, если захотеть.

И протягивает телефон Чонхо, который берет его с легким неверием в глазах, но бесконечно осторожно – обеими руками. Зачем, зачем ты сделал это, бьет надсадно в голове. Мингю на этот внутренний крик ответить нечего. Он не знает.

Он встает рядом – словно боится, что Чонхо решит выйти из этой папки фотографий и заглянуть в другую, хоть и уверен, что тот не станет так делать. Откуда такая уверенность? В тот же склад вопросов, на которые у Мингю нет ответов. И сейчас, честно говоря, внезапно так захотелось прошвырнуться по складу этому и провести учет, но вместо этого он смотрит на фотографии, которые листает Чонхо – слишком медленно листает, – и теряется. Терять, конечно, нечего уже, но Мингю теряется все равно – будто сам впервые все эти фото видит.

На одной фотографии они с Санхёном сидят на диване в квартире Тэёна и о чем-то спорят, крепко держа в руках диванные подушки. Мингю помнит, что мгновением после они начали на этих подушках драться, даже случайно порвав одну, но Тэён, который умыкнул чужой телефон, даже не ругался – просто хохотал, абсолютно точно своим смехом перебудив половину района. На другом фото Мингю видит спящего Тэёна: он лежит в море кукурузных хлопьев, а на его лице нарисованы усы как у Гитлера. Сбоку фотки маячит физиономия мелкого Чонхо с откровенно пакостной улыбкой.

Фотографий в папке не то чтобы много, но Мингю вдруг кажется, что они не закончатся никогда – так и будут мелькать перед взором яркими пятнами, которые обжигают сетчатку глаз. Кажется, но…

Чонхо останавливается на последней фотографии – убирает палец с экрана и подносит его ближе к лицу. Мингю смотрит тоже: на себя и мелкого Чонхо. Он сидит на диване, а Чонхо стоит позади, упирается подбородком в его макушку, свесив руки на плечи, и смеется до того ярко, что чувство такое, словно все предыдущие фотографии меркнут. Мингю на фото улыбается тоже. И пусть он якобы сложил руки на груди в недовольном жесте и смотрит в сторону – на его лице слишком хорошо видно улыбку. Искреннюю, добрую. Не его как будто.

Мингю видит боковым зрением, что Чонхо переводит взгляд с фото на него. Видит, но кожей почему-то ощущает куда явственнее – мазками горячими в районе щеки. Он выпрямляется, отвернуться хочет по инерции, но тело отвечает на чужой взгляд быстрее.

Чонхо улыбается. Смотрит на него неуместно тепло и улыбается. И все это нелепо настолько, насколько обескураживающе, потому что Мингю не выдерживает и улыбается в ответ. В воздухе повисает нечто такое, чему нельзя подобрать названия, сколько бы ты ни старался. А Мингю и не пытается – просто тянет губы в улыбке, от которой внутри начинает что-то ныть.