Кассиопея

10

Мингю просыпается оттого, что ему дико жарко. Он переворачивается на другой бок и случайно забрасывает ногу на корги, который, судя по всему, всю ночь подпирал своим теплым боком его спину. Куки поднимает голову и высовывает язык, а Мингю смотрит на огромное мокрое пятно на пледе – пес залил слюнями кровать.

Из-за приоткрытой двери в комнату слышится уже знакомая возня – Чонхо гремит чашками. Мингю встает с кровати сразу же, как в голове мелькает слово «кофе». Ему удалось поспать часа четыре от силы.

Чонхо выглядит невыспавшимся (наверное, так же, как и сам Мингю) и каким-то дерганным. Он два раза мажет пальцем мимо нужной кнопки на кофеварке, а потом чуть не роняет чашку. Мингю стоит чуть позади и сонно трет глаза. Думает, что, кажется, впервые видит Чонхо настолько несобранным утром. Если так вообще можно выразиться. К тому времени, как он вылезает из ванной, тот перестает драться с кофеваркой и ставит перед Мингю кружку. Он делает первый глоток и морщится – вкус зубной пасты отвратительно контрастирует с кофе.

В университете они расходятся по своим факультетам. Мингю какое-то время смотрит Чонхо вслед, а кончики пальцев жжет от желания бросить что-нибудь ему в спину. А лучше в затылок. Просто так, чтобы жизнь сказкой не казалась.

– У тебя такой вид, словно ты всю ночь бегал по колесу, как мой хомяк, – Сонёль заглядывает ему в лицо.

– У меня всегда такой вид, – отмахивается Мингю, а сам думает, что да. Что угодно бы сделал, чтобы остаться в кровати и просто проспать следующие три недели. – И как твой хомяк еще не сдох? – бросает в конце – просто так, для отвода глаз. Чтоб он еще знал, что у Сонёля есть хомяк.

– Фу, Мингю, – возмущается тот, – ты такой противный стал. Сходил бы развеялся, что ли, а то от напряжения лыжи протянешь.

Сегодня Тэён с Юбином на парах присутствуют – Мингю честно не собирался искать их взглядом, оно вышло непроизвольно, и он находит их на привычных для них местах в третьем ряду. Тэён выглядит помятым жизнью, обнимается со стаканом кофе из Старбакса, а Юбин рядом с ним, напротив, сидит с круглыми глазами и смотрится до того неадекватно среди общего потока студентов, что Мингю бы даже рассмеялся, если бы ему сейчас не требовалось слишком много энергии на каждое действие.

Заметив его, Юбин начинает круглить глаза еще сильнее и даже почти поднимается с места, как Тэён со внезапно проснувшейся в нем прыткостью не дергает его обратно. Мингю на эту сцену хмурит брови и просто идет следом за Сонёлем на последний ряд.

Ну и что приключилось с этими двумя за день их отсутствия? Каков шанс, что Тэён все разболтал Юбину? Мингю усмехается, доставая из рюкзака тетрадь с конспектами. Кажется, весьма высокий. Ну и черт бы с ним.

На третьей паре им дают какое-то откровенно тупое (на суперличный взгляд Мингю) задание и предлагают разделиться на группы по четверо. Все бы было куда проще, если бы в группах требовалось по два человека, так как у Мингю есть Сонёль, который его маленькая путеводная звезда в стенах университета, но преподаватель будто хочет поиздеваться над всеми пришедшими не из мира сего (читайте – Мингю), поэтому делит студентов так, как делить их просто бессмысленно, ведь для задания больше двух голов не требуется.

Мингю видит, как в его сторону шагает Тэён, в которого крепко вцепился Юбин, и беспомощно смотрит на Сонёля. Сонёль его взгляд не сразу замечает – только спустя пару долгих секунд – и вопреки ожиданиям самого Мингю взгляд этот расценивает совсем неправильно.

– Профессор! – кричит он. – Мы с Мингю будем вместе с Тэёном и Юбином!

Блядь.

Гори в аду, Кан Сонёль.

Нет, Мингю ничего не имеет против Тэёна. Ему все равно, если честно. Ему нет дела до того, кто является отражением самого близкого ему человека. Ему нет дела, ему нормально, ему даже больше, чем просто нормально, но присутствие Юбина по неизвестной причине напрягает. В том ли дело, что Тэён мог ему все рассказать? В этом ли дело или в том, что похоронено в недрах его памяти?

Внутри дергается что-то. Мингю не может понять, что это. Слышит смутно знакомый голос внутри своей головы, но не может разобрать, что он говорит. Голос знакомый, слова – тоже, но Мингю не может. Он не помнит. Или не хочет.

– Ладно, ребят, – начинает Сонёль, когда Тэён садится напротив него, – давайте покончим с этим побыстрее, чтобы разойтись до конца пары.

– Полностью поддерживаю. – Тэён шлепает тетрадью на стол и достает из-за уха карандаш, а сам смотрит на Мингю взглядом таким… до абсурда многозначительным. Свернуть бы его в клубок да швырнуть в окно.

Юбин садится напротив Мингю, рассеянно улыбаясь. Избегает прямых взглядов. Мингю же его лицо сверлит так, словно до самых мозгов досверлиться хочет, но в ответ не получает ничего. Черт бы тебя побрал, Хан Тэён. Ты все-таки сделал это.

Они действительно расправляются с заданием быстро – но лишь по той причине, что Мингю уже делал нечто подобное. Много, много лет назад. Еще тогда, когда другим совсем был. Странно помнить это, но не помнить другие вещи. Вроде того, что…

– У меня слов нет, – Сонёль забрасывает рюкзак на плечо, – ты чертов гений, не иначе.

– Просто повезло, – отмахивается Мингю.

– Эй, – окликает его Тэён, – можно тебя на пару слов?

Он смотрит на Сонёля сначала, потом зачем-то на Юбина, который все еще стоит возле стола преподавателя, а затем кивает. Они с Тэёном выходят из аудитории и заворачивают за угол.

– Ты ему рассказал, да? – в лоб спрашивает Мингю, не дав Тэёну и рта раскрыть.

Тот поджимает губы, потом нервно смотрит по сторонам; явно собирается с духом перед ответом.

– Да.

– Зачем?

– На то есть причины, – быстро заверяет его Тэён. – Дело в том, что мы нашли кое-что. Но мне все еще нужно увидеть ваше зеркало. Я давно его не видел и… Мы… можно зайти к вам завтра? После занятий?

Мингю цокает языком, достает из кармана пачку сигарет, смотрит на нее. Вспоминает, как упаковка прошлой ночью почти вся промокла. Сигарет внутри лишь две осталось – как раз на обратный путь.

– Хорошо.

– Чонхо не будет против?

– Поскорее вернуть своего друга в его же интересах, – бросает Мингю прежде, чем развернуться к Тэёну спиной. Хочет царапнуть пальцами свою рубашку в районе груди – просто для того, чтобы избавиться от непрошенных чувств. А они здесь – именно тогда, когда не звали. И как-то много их слишком.

Едва сделав несколько шагов, Мингю останавливается. Оборачивается на Тэёна и спрашивает прежде, чем успевает до конца сформировать в своей голове задаваемый вопрос:

– Как давно ты знаешь Юбина?

– Почему ты спрашиваешь?

– Так сложно сразу ответить?

– Мы с ним знаем друг друга с детства, – хмурится Тэён, – в начальной школе познакомились.

– То есть разделение на два фронта все-таки имеет место быть, – кривит губы в усмешке Мингю.

– О чем ты?

– Мингю и Чонхо, ты и Юбин. С самого начала между вами была… граница? Теперь я понимаю, почему Юбин занял твою сторону.

– Дело совсем не в этом. – Тэён делает шаг в его сторону, крепко сжимая лямку рюкзака.

– Возможно. – Мингю возводит взгляд к потолку. – Но как бы там ни было, – он смотрит на Тэёна, – что сделано, то сделано. Давайте не будем об этом.

– Но ты…

– Я влез, да, – кивает Мингю. – Сказал бы, что меня втянули, но дело скорее в том, что, если бы посторонний идиот вроде меня не вмешался, вы бы так и ненавидели друг друга.

– Почему это так важно для тебя? – осторожно спрашивает Тэён.

Мингю открывает рот, чтобы ответить, но когда на языке чувствуется привкус слов, еще не успевших стать озвученными, он захлопывает рот. Закрывает так плотно, что губы белеют.

– До завтра, – говорит он и исчезает за поворотом.

Он ждет Чонхо у ворот почти полчаса. Выкуривает две оставшиеся сигареты в первые десять минут, а после смотрит себе под ноги, изредка поднимая голову в попытках рассмотреть среди студентов знакомое лицо. Знакомого лица все нет и нет, и Мингю все больше погружается в себя, путается мыслями в звучании голоса в своей голове. Голоса, который не слышал много-много лет.

Он похож на что-то, голос этот. На цветы гибискуса, что все еще ярко цветут на пути к мосту Шелкопряда, но в то же время стремительно увядают. На небо голубое похож, которое теперь сиреневое и тонет в лаванде, как и сам Мингю. Мингю, честно, вверх страшно смотреть прямо сейчас. Там пяти звезд без имени не видно, но видно его самого. Потерянного до самой сути.

– Эй.

Мингю вздрагивает, когда на его плечо ложится тяжелая рука; смотрит на Чонхо, который протягивает ему маленькую коробку.

– Прости, что пришлось так долго ждать. Я бегал за этим.

– Что это? – Он берет в руки коробку и смотрит на изображение телефона на поверхности. – А.

– Я подумал, что нам нужно какое-то средство связи. Твой телефон здесь не работает. Только зарядка к нему, – улыбается Чонхо.

– Ясно, – кивает Мингю, – спасибо. Я тоже думал об этом.

Они едут в метро почти молча. Почти – потому что Мингю всю дорогу сидит, а Чонхо стоит перед ним, держась за поручень, и не сводит с его лица глаз. Смотрит все и смотрит, будто пытаясь рассмотреть в чужом облике ответы на какие-то свои вопросы. Мингю на этого взгляд отвечает иногда – мельком, коротко, – но почти сразу отворачивается. Он не знает, что сказать. Не знает, что пытаются рассмотреть в выражении его лица.

Кажется, молчанием они разговаривают куда больше, чем словами.

Дома Чонхо надевает поводок на Куки и, коротко посмотрев в сторону Мингю, выходит из квартиры. Тот смотрит ему вслед, а потом со вздохом идет мыть кружки, которые все еще стоят на кухонном столе после утреннего кофе. Изнутри почему-то печет желанием извиниться – снова. Осознав это, он замирает с кружкой в руках, а после ставит ее вниз. Опирается руками о раковину, голову склоняет. Это странно – понимать подобное. Мингю ведь редко извиняется. Еще реже – искренне хочет сделать это.

Почему он чувствует себя настолько виноватым сейчас, хотя ничего особенного не произошло?

(Для него.)

(Но, видимо, не для Чонхо.)

Через пару минут он заходит в его комнату. Наверное, нагло пользуется отсутствием хозяина дома. Обводит взглядом интерьер, подходит к кровати и машинально заправляет ее. Такое чувство, что Чонхо и Мин – оба неряхи. Оба ленятся делать такие простые вещи вроде мытья посуды сразу после еды. Ленятся делать простые вещи, но в то же время всегда в первых рядах, когда речь идет о вещах сложных. Мингю не по этой части. Мингю лучше будет мыть посуду и заправлять чужие кровати, собирать фантики и выгуливать собаку, чем пытаться в эмоции, ему чуждые. Чем пытаться быть похожим на того, кем его хотели бы видеть.

Пол на балконе ужасно холодный и местами все еще влажный. Мингю бросает короткий взгляд в сторону Сеульской башни и отворачивается от окна, подпирает спиной оконную раму. Закуривает на автомате, забывает даже подумать о том, что не дело как-то вот так – заходить сюда без спросу и дымить. Внутри серым по черному размазывается что-то очень важное. Опрокидывается банками бурой краски на испорченное полотно. И не рассмотреть толком ничего. Не понять никак.