Кассиопея

14

– Вот это охренеть у тебя скукоженное лицо, конечно.

Мингю поднимает голову, отрываясь от созерцания поверхности стола, и видит Сонёля. Кисло поджимает губы в ответ и пожимает плечами. Не говорить же, что не спал всю ночь, разворотив постель своим ерзаньем. Сонёль садится рядом, продолжая вкрадчиво поглядывать на него. Явно спросить хочет что-то, но не решается – видимо, хорошо понимает, что вразумительного ничего не услышит.

А ведь действительно не услышит. И даже невразумительного. Потому что Мингю нечего сказать – у него в голове полный штиль, паруса спущены, корабль застыл посреди моря. А сам он стоит на корме с глупым лицом, но даже не смотрит на горизонт – глаза закрыты.

Когда утром Мингю выскользнул из полудремы, а потом – из комнаты, в квартире было пусто. Чонхо не было. Ушел. Просто взял и ушел, оставив Мингю одного. Не разбудив, не сказав ни слова, даже записки не оставив. Ничего. Полный штиль, как у Мингю в голове. Он стоял на пороге чужой комнаты, смотрел на заправленную кровать и не реагировал на Куки, который пытался ухватиться зубами за его штанину. Судя по всему, кто-то даже пса с утра не выгулял. Потрясающе просто, Мингю думал, восхитительно.

Чонхо сбегает из квартиры, оставляя его позади, хотя в университет они всегда ездили вместе. И пусть Мингю не пять лет и он в состоянии самостоятельно добраться до кампуса, это похоже на то, что его бросили на произвол судьбы. И как реагировать на это, Мингю ни единым закоулком своей души не ведает.

«Не уходи», – просит Чонхо, а в итоге уходит сам.

Он выгуливает Куки, позволяя псу гонять себя по всему двору, ибо в ступоре пребывает, после пьет кофе. Идет к метро, у турникета обнаруживая, что денег на проездном осталось только в одну сторону, кривит лицо, поняв вдруг, что обратно одному уже никак. Материальная зависимость от кого-то в таком возрасте нещадно бьет по самооценке и раздутой гордости, какая чаще в период юности с хлещущим изо всех щелей максимализмом бывает. Мингю свою юность уже давно пережил, перешагнул семимильным шагом, но от абсурдных замашек избавиться так и не смог. Печально.

Он бессовестно пропускает мимо ушей две лекции, таращась в окно, на третьей заваливает какой-то тест, даже не пытаясь списать у Сонёля, который настырно двигал к нему свой лист, и продолжает тыкаться пустым взглядом во все поверхности. На пятую пару Мингю не идет – курит с Сонёлем в их привычном месте за кустами, ссылается на плохое самочувствие и сливается. Думает сесть на скамейку возле выхода с территории университета и проторчать там добрые пару часов, но не успевает даже на пешеходную дорожку выйти.

Он Чонхо со спины узнает – тот идет рядом с каким-то парнем и заливисто смеется, то и дело поглядывая на своего собеседника. Мингю вспыхивает настолько стремительно, что этим залпом хватило бы весь кампус спалить и на пепелище потом задорно станцевать, его накрывает до того сильно, что начинают подрагивать руки от желания подлететь и вмазать со всей дури.

Потому что какого хрена. Потому что это что вообще было. Вчера, сегодня утром – не важно уже. У Мингю, честно, желание разбираться по нулю стреляет из пушки, попадая точно в центр, ему откровенно насрать в этот самый момент, что в чужой башке творится, раз финты ушами подобные генерирует, ему бы только подойти и всю дурь вытрясти, чтобы даже мысли больше не возникло повторить нечто такое еще раз.

И Мингю действительно подлетает – птицей подбитой, – даже руку заносит, чтобы в плечо толкнуть. И замирает, потому что Чонхо замечает его раньше, и улыбка с его губ пропадает настолько резко, будто ее и не было вовсе. А Мингю все свои пулеметные очереди палит не вперед, в лицо напротив, а в самого себя изнутри. Они смотрят друг на друга с каменными лицами и молчат – прямо как в старые добрые времена.

– Мингю, привет! – восклицает незнакомый парень. – С летних курсов тебя не видел. Как жизнь?

– Лучше не бывает. – Он улыбается так широко, что едва скулы не сводит.

– Во, другое дело, а то мрачный ходил, – смеется незнакомец. – Ладно, я пойду, ребят, скоро следующая пара начинается. Бывайте! – И исчезает.

Мингю комкает свою улыбку, перекрывает ее горькой усмешкой, а после смотрит так же мрачно, как и пару мгновений назад. Чонхо нервно трет затылок и идет дальше в сторону выхода. Он действительно нервничает – это заметно по тому, как он теребит лямку рюкзака, постоянно перевешивая его с одного плеча на другое. Мингю идет рядом и кожей чувствует чужую нарастающую настороженность – будто Чонхо с каждой последующей секундой все больше убеждается в том, что ему начнут задавать вопросы. И пытается подготовиться. Выходит так себе, ибо глазки бегают, ручки подрагивают. Мингю злорадно улыбается, прекрасно понимая, что у него сейчас поперек лица неоновым выведено «живым не уйдешь».

– Значит, ты улизнул из дома, бросив меня одного, а потом решил и с последней пары сбежать, чтобы со мной не пересекаться? Тебе лет сколько, Чонхо?

И правда – сбежал. Мингю знает, что у него тоже пять пар сегодня. Опустим тот момент, что он и сам с пятой лекции ушел.

– К твоему сведению, мне бы пришлось идти обратно пешком, потому что деньги на проездном закончились.

Чонхо мажет по нему быстрым взглядом и поджимает губы. Вздыхает обреченно.

– Извини. Не подумал. Просто…

– Ну-ка? Просто что? – Мингю показательно прикладывает ладонь к уху и приближается. – Если ты хотел побыть один, то мог бы так и сказать. Нечего было устраивать эту игру в прятки, мне подобная ерунда в хуй не уперлась в моем возрасте.

– Хорошо. – Чонхо снова вздыхает, смотря себе под ноги. – Я хотел побыть один. Ты прав, я должен был предупредить. Но мне как-то… я не знаю. Не могу сейчас.

– Что не можешь?

– На тебя смотреть.

– Здорово, – только и говорит Мингю, отворачиваясь, чтобы не светить своим кислым лицом.

Его обида накрывает, если честно. Ему обидно настолько, что в любой другой ситуации он бы просто развернулся и ушел куда глаза глядят. И плевать, что это совершенно не по-взрослому. Плевать, что все той же глупой юностью попахивает, которая вообще-то в нем сдохла давно. Плевать откровенно. Мингю обидно до жути: за то, что поддался, за то, что дал слабину и позволил себе показать чувства, которые сам до конца так и не понял. За то, что его оставили – после того как разворотили выплеснутыми эмоциями собственную душу, которая вот прямо на Мингю нараспашку смотрела. Смотрела и надтреснутым точно в сердце долбилась, разгоняла собою кровь по телу вместо него.

Чонхо ушел. Чонхо избегает. Чонхо говорит, что не может на него смотреть. А Мингю понятия не имеет, что ему со всем этим делать. У него и у самого внутри пиздец какой-то вихрем заворачивается, змеей по внутренностям скользит и царапается чешуей.

Они доезжают до дома в напряженном молчании, а за порогом квартиры расходятся по своим комнатам, так и не сказав друг другу ни слова. Мингю лежит на кровати, скребет взглядом потолок и прислушивается к тишине, которую нарушают лишь осторожные шаги Куки по кухне. Он и сам на эту кухню выходит пару раз, пьет кофе, курит в окно, зачем-то специально топает как можно громче – словно хочет дать знать о своем присутствии.

Чонхо так и не выходит ни разу – или он просто не слышал. Около семи вечера Мингю сдается. Решает неожиданно, что, если человеку нужно пространство, он запросто может его дать – в конце концов, он никто и звать его никак, он бессовестно занял место в этой квартире, хотя прав толком не имел. Имеет ли сейчас? Вряд ли. И если Чонхо вдруг стало настолько некомфортно в его обществе по непонятной (разве?) причине, Мингю даст ему время, чтобы побыть одному.

Он пихает в рюкзак тетради с завтрашними лекциями, рубашку и плеер. Засовывает телефон в задний карман джинсов и подходит к двери в чужую комнату. Честно хочет постучаться, но упрямо не делает этого – тихо приоткрывает дверь, щурится, разглядывая в потемках фигуру Чонхо на кровати. Спит. Судя по одежде – упал сразу, как пришел. Мингю смотрит какое-то время в его спину, взглядом ведет вдоль руки, которая вытянута вперед – на то место, где спал он сам четыре ночи подряд. Тихо вздыхает и прикрывает глаза на пару секунд.

(Чувства все испортили, Ли Мингю.)

Он добрые пять минут отгоняет от себя Куки, которого стоит отвести на кухню, как тот снова бежит обратно в коридор. Дверь Мингю закрывает тихо и осторожно. Аж руку сводит от того, насколько медленно он это делает – вплоть до того момента, когда слышит характерное пиликанье, извещающее о том, что квартира заперта. Уже на улице он в нерешительности останавливается возле одной из тех скамеек позади дома, где они часто выгуливали Куки, и просто смотрит перед собой, вдруг осознав идиотизм своего поступка. Но, может, не такой уж и идиотизм? Разве так плохо дать человеку пространство? Ему и самому неплохо бы проветриться. Вот только… куда идти? Побродить по окрестностям пару часов? А потом что?..

Мингю взвешивает все за и против – слишком долго на свой взгляд – и достает телефон. Набирает номер Тэёна, несколько раз хочет сбросить, но все равно ждет до победного. Тэён трубку не берет, поэтому он со вздохом ищет контакт Сонёля, но не успевает – ему перезванивают, и он на автомате принимает вызов.

– Мингю? Чего звонил? – чужой голос немного охрипший, будто еще тридцать секунд назад Тэён спал.

– А, привет, слушай… – он нервно облизывает губы, – ты занят сейчас?

– Пел с сестрой в караоке, а так нет.

– У тебя есть сестра? – искренне удивляется Мингю.

Тэён смеется и мямлит что-то не совсем понятное в ответ.

– Я свободен. Ты что-то хотел?

– Тут такое дело, – Мингю смущается вдруг настолько сильно, что щекам больно, – скажи, я могу у тебя переночевать сегодня? Если нет, я Сонёлю позвоню, все в порядке.

Тэён молчит так долго, что он начинает думать, что связь прервалась, и отнимает от уха телефон, чтобы взглянуть на экран и убедиться наверняка, но Тэён на месте.

– Ты где? – спрашивают у него.

– Недалеко от дома.

– Сам доедешь до станции Садан? Тебе по прямой.

– Я сейчас, конечно, в другом мире, но метро у нас одинаковое, – кривит лицо Мингю, – доеду.

– Встречу тебя у десятого выхода.

Тэён действительно встречает его – в нелепых пижамных штанах и безразмерной полосатой рубашке. Мингю оторопело смотрит на небольшой хвостик на чужой макушке, скрепленный розовой резинкой с цветочком, и попросту не знает, как это все прокомментировать.

– Пижамная вечеринка с младшей сестрой, – объясняет Тэён, верно прочитав замешательство в глазах напротив, – лень было переодеваться. Я живу совсем рядом.

– Я точно не помешал? – уточняет Мингю на всякий случай.

– Не, – отмахивается тот, – мама с сестрой только рады будут, если ты зайдешь.

– Боюсь, рады они будут не мне конкретно, – слабо улыбается он в ответ.

Тэён на это не говорит уже ничего – кивком головы просит следовать за ним. Они проходят мимо Старбакса и сворачивают на небольшую улочку, пару минут идут в тишине. Мингю молчать как-то не нравится – чем дольше это продолжается, тем выше вероятность, что его все-таки спросят, что случилось и почему он на ночь глядя попросился перекантоваться.