Блаженная

— Никогда бы не подумала, что про наш медвежий угол можно написать диссертацию.

— Ну, не скажи. Город старый. Но моя тема — усадьба. Я много чего накопал. Даже имел счастье поработать на вашего Каргопольского.

— Вот как?

Мишка кивнул.

— Ему нужны были чертежи зданий усадьбы. И он пригласил меня консультантом.

— То есть ты пробрался в святая святых!

— Да, повезло. Каргопольский столько знает об усадьбе все, будто жил здесь. Но только до восемнадцатого года. А после восемнадцатого — ничего. Странно.

Я пожала плечами.

— Знает то, что ему предки рассказали. А они уехали… когда?

— В восемнадцатом. Я слышал, что последнего владельца утопили красноармейцы. В пруду, в усадьбе.

— Ужас какой. Но видимо это не так, раз Каргопольский появился на свет. — усмехнулась я.

— Ну да. Раз появился… Каргопольский…

Мишка вдруг умолк, удивленно глядя в свою чашку, словно там плавала неожиданная мысль.

— Миш…

— С восемнадцатого года он знает только то, что в инете написано… — задумчиво продолжал он, — А особенно его интересовало, велись ли раскопки на территории усадьбы и в каком состоянии были стены после войны. Странно, да?

— Слушай, давай еще по кофейку, раз пошла такая тема. Тебя дома не хватятся?

— Я сейчас один. Мои девчонки к теще укатили. К бабушке, то есть. Так что могу тебя обедом угостить.

— Я сама тебя могу угостить! Ты давай рассказывай!

Мишка внимательно на меня прищурился.

— Что тебе рассказывать? У тебя какой-то конкретный вопрос? Что-то беспокоит?

Он прямо как доктор спросил. Надо же, рыжий хулиган стал таким важным.

— С чего ты взял?

— Да глаза у тебя блестят нездорово. С такими глазами ты меня подбивала на поиски сокровищ в усадьбе.

— Не, Миш. Тут другое. Но ты почти угадал. Я прямо спрошу — во время раскопок какие-нибудь кости находили?

Мишка возвел глаза к потолку.

— Каргопольский тоже все приставал ко мне с костями. С этим призраком прямо с ума все посходили. Не было никаких костей. Мы все обыскали. Даже тайные переходы между зданиями обнаружили. Борис Палыч платил немалые деньги, чтобы простучать все стены в театре и в подвалах… — Мишка так горячился, что даже покраснел.

— В подвалах? — насторожилась я.

— Да. Там под театром огромные подвалы. Стены чуть ли не рентгеном просветили. Ничего там нет. Борис Палыч очень был расстроен, когда ничего не нашли. Очень ему хотелось быть счастливым обладателем фамильного приведения. Увы и ах. Нет у вас никакого призрака.

Я была в замешательстве. Борис Павлович говорил мне, что не ставил себе цели отыскать останки Марфы. А Мишка говорит совсем другое, причем он явно не врет. Эта мысль стоит того, чтобы как следует ее обдумать. Но без Мишкиной помощи мне не обойтись.

Подошел официант с новым чайником для Мишки, кофе для меня и тарелкой с плюшками для нас обоих. Пока он выгружал все это добро на стол, я обдумывала следующий ход. Мишка меня опередил.

— Ты поселилась… в доме? — спросил он, как только официант отошел.

Он застал меня врасплох. Я не ждала этого вопроса. Я вообще не хотела об этом говорить.

— Нет. Я не была там с тех пор как…

— Я знаю. Прими соболезнования.

Мы помолчали. Мишка сосредоточенно размешивал сахар.

— Бабушка присматривает за домом… — сказал он, не отрывая глаз от ложечки. — стрижет траву… Иногда заходит протопить печку.

— Здорово! Спасибо ей большое. Я с ней обязательно встречусь.

Мне показалось, что как-то слишком холодно в этом кафе и не так уютно, как мне показалось вначале. Мишка уловил мое настроение.

— Так как же ты вновь прилетела в Воронье гнездо?

— Ой, это почти мистическая история…

Мишка внимательно выслушал меня и принялся барабанить пальцами по столу. Я хорошо знала эту его дурацкую привычку. Он так делал, когда его распирала какая-то информация, которую ему запрещено было раскрывать. Эта привычка делала его ненадежным сообщником — сразу было понятно, что он либо врет, либо о чем-то умалчивает.

— В чем дело? Что не так? — строго спросила я.

— Не очень мне нравится эта история. Учитывая личность Каргопольского. И странности смерти твоей бабушки.

— Какие еще странности? — опешила я, — У нее был инфаркт. У меня на руках заключение о смерти.

— Если бы только инфаркт, вопросов бы не было. Но там не все гладко. Ее ведьнашла моя бабка. Они дружили, если ты помнишь. Она говорила… — он вдруг замолчал.

— Что, Миш, говори!

— Дурак я. Завел тему… Не уверен, что тебе стоит знать подробности. Дело давнишнее.

— То есть как это не стоит! Это же моя бабушка. Какие еще подробности? Я получила только заключение о смерти.

— Ну, в общем, бабка говорила…

— Ну!

— Когда она вошла, то… там был беспорядок, вещи разбросаны по полу, но главное… на углу печки была кровь и… рана у Серафимы Андреевны на голове. Небольшая, но…

— Я этого не знала. — с трудом проговорила я, — но у меня на руках заключение о смерти. Там сказано — инфаркт. Больше ничего. Может быть она пыталась…

Я не могла продолжать. Горло перехватило.

— Да, так и в полиции решили. И дело закрыли. Вернее, не открыли. Ты же не подавала заявления?

Я помотала головой.

— Мне даже в голову не пришло.

— А я как раз диплом защищал. В Москве был. Мы с тобой так и не увиделись.

— Я не знала, что можно подать заявление. Мне выдали заключение. Там было написано — инфаркт. — тупо повторяла я.

Моя голова отказывалась принять вероятность того, что бабушка могла умереть не своей смертью.

— Инфаркт может и был. Но что было его причиной… Кто делал вскрытие?

— Доктор Герцын. Вадим Алексеевич. Я его видела тогда, но не знала. Я тогда вообще мало что вокруг себя видела. Не до того было.

— Знаю его. Хороший доктор.

— Как думаешь, можно поднять это дело? Если бабушка… если ее… то это самое малое, что я могу сделать.

— Я попробую, но… понимаешь, нельзя просто взять и открыть. Нужны какие-то обстоятельства, всплывшие улики.

— Где же их взять? — вздохнула я.

— Тут еще такое дело… — Мишка снова побарабанил пальцами по столу, — В тот день возле вашего забора видели машину Каргопольского.

— Бориса Палыча?!

— Не факт, что именно он был у нее в тот день. Его машиной пользовались и другие. Там было полно народа и он давал свою машину разным людям. Тем более, машину видели днем. И даже если был он, то не факт, что это связано с ее смертью. Может, там и правда все чисто. Но если сложить все вместе…

Я была как в тумане. Если предположить, что Борис Палыч имеет отношение к бабушкиной смерти, а теперь, спустя годы он нашел меня… Зачем? Что ему с меня? кто я такая? Можно сказать никто. Ну почему, почему бабушка была такой скрытной?

— Миш. Если есть какая-то возможность хоть одним глазком заглянуть в то дело… Неофициально. Может через твоего отца… А твоя бабушка? Может она сможет что-то вспомнить?

— Попробую с ней поговорить. И мы могли бы поискать свидетелей. Уверен, кто-нибудь что-нибудь да видел. Ты хочешь, чтобы открыли дело?

— Н-не знаю… Понимаешь, эта работа в Вороньем гнезде очень много для меня значит. Я только что нашла ее. Вернее, она нашла меня. А вдруг это все только домыслы? Я поссорюсь с Каргопольским, а он окажется ни при чем. Но если бабушку…

Я не смогла закончить фразу.

Мишка усиленно тер лоб. Этот жест тоже был мне очень хорошо знаком.

— Что? Мишка, говори!

— Когда я тебе сказал, что последнего Каргопольского утопили в пруду… а ты ответила, что нет, раз Борис Палыч появился на свет… — теперь Мишка принялся тереть свой нос.

— Ну!

— А если его все-таки утопили? — Мишка даже побледнел немного.

Мне стало жутко от его слов.

— Ты намекаешь, что Каргопольский… на самом деле не Каргопольский? — прошептала я. — А кто он тогда?

— Вот и мне интересно — кто? Тинка, считай меня параноиком, но мне не нравится эта твоя история с театром. С приглашением в “Вороний приют”. Все, что ты рассказала, мне не нравится.

И Мишка туда же. Мало мне этого зануды — внутреннего голоса. Я вдруг почувствовала себя маленькой девочкой, потерявшейся в мега-маркете.

— Миш, а что мне делать?

Мишка хлопнул ладонями по столу, уронив ложечку.

— Ладно. Я попробую раздобыть дело. Через отца. Неофициально.

— Мишка… спасибо. Ты настоящий друг. — Я подняла ложечку, аккуратно положила ему на блюдце.

— Я пока ничего не сделал. Говори свой телефон.

— Говорю. Только он пока не доступен. Под сиденьем застрял.

— С этим-то легко справиться. — вздохнул Мишка с улыбкой.

— Помнишь, мы с тобой в Холмса и Ватсона играли? — спросила я, когда мы обменялись телефонами.

— Да. Ты всегда была Холмс, а я у тебя на побегушках.

— А теперь ты Холмс, а я… по-прежнему играю.

***

Мишка отвез меня в усадьбу. Мы распрощались и я уже входила в калитку, когда Мишка окликнул меня:

— Тин! А дом твой… ты не собираешься его продавать?

Я не ждала этого вопроса.

— Хочешь купить?

Мишка виновато улыбнулся.

— Две дочки… Третья на подходе. Тесновато в квартире стало.

— Пока не думала. Но подумаю обязательно.

Мне удалось ни с кем не столкнуться на лестнице, з амок продолжал прикидываться паинькой и мне удалось справиться с ним с первой попытки. Это было очень кстати — я не хотела пока обнаруживать свое возвращение.

Под дверью меня ждала записка от Лики. “ Все купили, отнесли ко мне. Вернешься — заходи.”

Успеется, подумала я, налила себе чаю, вытащила из ящика стола бабушкину колоду и засела в спальне. Мне нужно было хоть полчаса, чтобы переварить информацию, которую Мишка на меня обрушил.

На ее фоне история с призраком казалась мне милой детской сказочкой.

Я ужасно злилась на себя.

Почему у меня ни разу сердце не екнуло, почему не возникло даже малюсенького подозрения? У бабушки было отличное здоровье, она выглядела лет на двадцать моложе своего возраста, никогда ни на что не жаловалась. Откуда мог взяться инфаркт?

Меня немножко оправдывало только то, что я была раздавлена ее смертью и голова у меня не работала. А потом я с головой окунулась в работу, слишком больно было думать о бабушке. А сейчас, когда упущено время, можно ли как-то исправить результат моего легкомыслия?

Кто может нам с Мишкой помочь? Его отец, его бабушка. Тоже уже старенькая. Борис Павлович? Угу, только как догадаться, свидетель он или подозреваемый. А может он и не Каргопольский. Тогда все совсем прекрасно.

Он утверждает, что хорошо знал бабушку, а она между тем ни разу о нем не упоминала. Почему? Он был ей неприятен? Или их связывали какие-то дела, в которые бабушка не хотела меня посвящать?

Я зарыла глаза и представила себе бабушку. Густая шапка темных с проседью волос, тяжелые серьги, правая бровь насмешливо приподнята — так она смотрела на меня, когда занималась со мной математикой, и я тупила в сантиметре от верного решения.

“Что ты скрывала от меня? Подскажи, намекни!” — мысленно твердила я, перебирая бабушкину колоду.

Я открыла глаза и, не формулируя вопроса, разложила карты.