Лето без милосердия

— Я не думаю, я слышу. Любой бы услышал.

Женя не ответила: спорить было бы глупо, а соглашаться — стыдно. Ну да, нервничает… немного. Совсем чуть-чуть. Варрен крепче сжал её руки и начал поглаживать запястья большими пальцами. Отчего-то это и правда успокаивало, почти как его объятия в карете.

Плеснула в борт вода, доски скрежетнули о гальку, взметнув со дна облачка мутного ила. Варрен тут же выпрыгнул, вытащил лодку почти полностью на поросший низкой травой берег и подал руку Жене:

— Осторожно, не поскользнись.

Юбку пришлось подобрать повыше, иначе точно намочила бы подол. Но нарядным туфелькам повстречаться с мокрой травой не довелось: едва выбралась из лодки, Варрен подхватил на руки и в несколько шагов перенёс выше, в густую тень дубов. Над головой зашуршала под порывом ветра листва, за рекой заголосил и смолк дурной петух. Поставив Женю на ноги, Варрен вернулся за корзиной, и Женя невольно улыбнулась: как на пикник выбрались. Твёрдая земля под ногами придала уверенности. Наверное, что-то было в лодке, то ли воздействующее на сознание или эмоции, то ли просто ощутимое и тревожащее.

— В этой роще находится старейший магический источник Андара, — Варрен подал ей руку и повёл по оказавшейся вдруг под ногами тропинке. — Фактически, столица выросла вокруг него, а не на удобном для речного порта месте. Когда-то все Переломы праздновались именно здесь. Двести восемь, кажется, лет назад прадед нынешнего короля по прошению Гильдии закрыл сюда доступ.

— Стратегический резерв?

— Разве что на самый крайний случай. Заповедная роща, — взявшись за руки, они медленно шли вглубь, между дубами, погружаясь в предвечерний сумрак. — Чувствуешь что-нибудь необычное?

— Я чувствую, как здесь тихо, — Женя и сама невольно понизила голос. — Кажется, можно услышать, как по стволам сок течёт. Как листья падают, если бы они падали сейчас. Даже ветра нет, даже комары не зудят, а должны бы, река рядом.

— А мне спокойно. Впервые, пожалуй, с Весеннего перелома не зудит служба в голове. Как будто время остановилось и ничего не произойдёт, пока мы здесь. И ведь знаю, насколько это глупо…

— Это правильно, — быстро возразила Женя. — Потому что мы в любом случае здесь до утра пробудем, и в любом случае ты не узнаешь ни о чем, пока не вернёмся. Значит, лучшее, что можно сделать — не накручивать себя. Притвориться хотя бы, что так оно и есть, что мы до утра одни во всем мире и ничего нигде не случится.

Они остановились одновременно, и Варрен сказал, нежно проведя рукой по её щеке:

— Мне досталась очень мудрая жена. Давай пройдём ещё немного, там впереди поляна.

— Откуда ты знаешь? Бывал? Но роща ведь закрыта?

Варрен обнял её за талию и увлёк вперёд.

— Мудрая и очень любопытная. Хотя у тебя это выглядит скорее достоинством, чем пороком. — Сумрак переходил в почти ночную темень слишком быстро, летние вечера должны быть длиннее. Ноги путались в густой траве, и никакого просвета впереди не угадывалось. — Бывал, разумеется. Случались здесь любопытные происшествия, требующие моего участия в расследовании. А ты думала, такое удобное место, уединённое и насыщенное магией, и в самом деле все забудут?

— Но… — Женя поёжилась: стало не то чтобы зябко, но как-то не по себе. — Мы точно здесь одни?

— Точно, родная. Обряд нас защищает. До утра роща закрыта от всех и от всего.

— «От всего» это как?

— Так, что даже магический поиск нас не найдёт. Даже его величество со всей мощью королевского ментального дара сюда не пробьётся. В каком-то смысле мы и впрямь одни во всем мире. Идеальная свадьба, правда?

Поляна открылась неожиданно: расступились и без того не теснившиеся дубы, мелькнул над головой закатный отблеск на кружеве облаков. Почудилось вдруг, что они вновь в том самом зале, только вместо мага с его книгой — зыбкие вечерние тени и упавший прямо на соединённые руки дубовый лист, вместо едва видных в темноте стен — вековые стволы, и вместо свечей — далёкие, но отчего-то невероятно яркие звезды.

— Идеальная свадьба, — эхом повторила Женя. Она не заметила, как Варрен избавился от корзины, но сейчас он обнимал её за талию, и все эти его тёплые плащи и плед, и вино с закусками или что там он ещё прихватил с собой, показались пустой и дурацкой блажью. Впереди была их первая ночь, они были одни, их никто не мог потревожить. И дышалось легко, будто разжались тиски, которых Женя не замечала очень долго. И темнота была не опасной, а уютной и ласковой. Но главное — руки Варрена на талии, его плечи под её ладонями, взгляд — глаза в глаза, общие на двоих тепло и нежность. Очень странное чувство, на самом деле: нет, сама нежность Женю не удивляла, но ощущение общности, единства, почти слияния… «Магия».

— Смотрел бы на тебя и смотрел.

— Темно уже, — глупый ответ, они ведь так близко, да и глаза уже привыкли к темноте. Женя очень ясно видела лицо мужа — уже ведь мужа? Или нет, ведь брак ещё не подтверждён и обряд не закончен? Вот теперь у неё точно самое настоящее девичье смущение!

— Предлагаешь… ещё ближе?

— Наверное.

Господи, два взрослых человека! У Варрена наверняка куча женщин была, она не первый раз замужем, так почему кажется, что и смущение сейчас одно на двоих? Будто школьники, которых вот-вот застукают!

— Ты можешь мне объяснить, что с нами? Варрен?

Он обвёл пальцами её полураскрытый рот, скользнул по щекам, по волосам под венком, придержал затылок, не давая отстраниться — как будто она собиралась вырываться, что за глупости! Спросил в ответ:

— Может быть, любовь? Иди кo мне, родная моя. Джелль дальше стало совсем не до разговоров…

— Иди ко мне, — пробормотала сквозь сон Джелль. Прижалась крепче, обняла, поёрзала, устраивая голову у Варрена на плече, закинула ногу ему на бедро. Тяжёлые складки платья смялись, обвертелись вокруг ног; случись что, Варрен бы не смог сейчас вскочить, потерял бы необходимые для защиты мгновения. Но ничего не могло случиться, пока они здесь, пока не встанет солнце. А рассвет едва занимался, окрашивая небо лиловым и густо-синим, играя алыми отблесками в облаках.

Ночью он не рискнул раздеть невесту — все же не дома. Лишь стянул нижнюю юбку и панталончики, и это, к слову сказать, послужило весьма занимательной прелюдией к любовной игре. Джелль оказалась страстной и раскованной, близости не боялась, одного лишь Варрен понять не мог: отчего, при своей раскованности, с полным знанием того, что бывает между мужчиной и женщиной, она так сильно смущается? Но смущение шло ей. И Варрен уже не мог дождаться следующей ночи, когда они займут, наконец, супружескую спальню, и его жена разденется перед ним полностью.

Она снова будет так же смущаться?

Зашумела и стихла листва под порывом ветра, подала голос какая-то птица, оттенив царившую вокруг тишину. Варрен отвёл с лица жены пушистую прядь — коса растрепалась за ночь, а под утро и вовсе расплелась, скреплявшая её лента затерялась в густой траве, и это было доброй приметой. Невольное подношение роще, залог счастья.

— Просыпайся, родная моя, скоро утро.

— М-м-м… пять минуточек ещё…

Так приятно оказалось гладить и перебирать повлажневшие от утренней росы пряди волос, ожидая, пока пройдут её «пять минуточек», и вспоминая, какой была Джелль ночью. Так хотелось остановить время ещё хоть ненадолго, продлить охватившее его чувство покоя, счастья и нежности, столь редкое в его жизни. Забыть хотя бы до рассвета о делах. Но привычка неумолимо брала своё, ровными строчками, по-военному чёткими рядами выстраивались в голове списки неотложных дел и проблем. А Джелль, милая, тёплая, сонно сопела в шею, и Варрен был благодарен ей за эту возможность, за бесценный дар — побыть ещё немного не начальником Тайной Канцелярии, не графом фор Циррентом, а просто Варреном. Мужчиной, которого любит чудесная женщина. Жена.

Нет, это совершенно невозможно и невыносимо, так лежать и о таком думать!

— Джелль, если ты сейчас же не встанешь, я за себя не ручаюсь, честное слово.

— М-м-м?

Святое древо, как же сладко её целовать сонную — куда придётся, в глаза и нос, в горячие щеки и приоткрытые губы, и зарываться пальцами в волосы, и чувствовать, как она, ещё не проснувшись толком, обнимает крепче.

— Варрен? С добрым утром? М-м-м, продолжай, любимый, мне нравятся такие провокации с утра.

Та-ак, это ещё вопрос, кто тут за себя не ручается. Но как же красят её, и без того очень даже милую, сияющие глаза и счастливая улыбка!

— Ты помнишь, что у нас времени до рассвета?

— Я не умею определять время по небу, ты уж сам реши, пора вставать или можно ещё немного поваляться.

— И кто здесь кого провоцирует?

Но время, пожалуй, и впрямь позволяет не торопиться. Да и глупо отказываться от такого приятного начала семейной жизни.

— Хочу тебе сказать, милая моя Джелль, мне очень повезло с женой. Ты умеешь очень быстро собираться, я помню, — и целовать, целовать, распаляясь и распаляя её, сменяя сонную негу ярким и свежим, как скорый рассвет, желанием.

— А мне… очень повезло… с мужем, — Джелль умудрялась отвечать на поцелуи, целовать сама, распутывать спеленавшую их обоих широкую юбку и что-то ещё говорить при этом. — Вот, так, да… Варрен.