Последние стражи Аарона

Глава 13. Мешок с костями

Ранее. Дагмерская гряда

Аарон тосковал по дому. Это чувство пронзило его кости и отравило кровь. Но тоска виделась не столь опасной, в сравнении со скорбью – та бесцеремонно вцепилась в его душу своими когтистыми лапами. День за днем она оглушала его, унося весь мир под толщу воспоминаний, сожалений и страхов. Он мечтал вернуться в Эстелрос, в место, где вырос, но жизнь там теперь стала бы невообразимо горькой.

Прячась от чужого сочувствия на горном выступе у костра, Аарон наблюдал за новым разбитым поселением. Свет факелов грубо вырывал из темноты сколоченные наспех лачуги, шатры, первые признаки каменных стен будущего города. Это место – ни что иное как главный трофей его отца, награда за долгий тяжелый бой, который он вел, едва взяв в руки меч и до самой смерти.

Смерть.

Она волочилась за Кейроном попятам из двора во двор, из города в город, из битвы в битву, и вот настигла его, а он так и не смог ее обдурить. Аарон с малых лет знал, что отец однажды не вернется домой – такова участь воина. Он знал, но не был готов. Ведь Кейрон был любимцем Создателя – он берег его, отводя стрелы и злые помыслы. Лишь достигнув всего, о чем мечтал, старший из Брандов потерял эту милость. Младший же теперь старался согреть над огнем продрогшие пальцы в разящем одиночестве и благословенной тишине.

Холод спутал все его мысли и захватил плоть. Аарон закрывал глаза и видел перед собой облик матери, слышал ее голос. Время, безжалостное и неотвратимое, сотрет эти воспоминания. Он знал, что это неминуемо. Через пару десятков зим он не вспомнит лиц родителей – они подернутся пеленой, призрачной дымкой, невесомой паутиной времени.

Стала бы легче утрата, останься кто-то из них живым?

Кейрон учил своих сыновей твердости стали – Бранд не должен показывать свою слабость, смятение, испуг. Оттого Аарон свыкался со своей болью, забравшись повыше в горы. Здесь он мог проливать слезы, кричать, кусать губы до крови, лишь бы не издавать и звука, задыхаться, злиться и клясть весь мир – делать все, что ему было постыдно. Он полюбил это место, где мог оставаться один, устроившись на укутанном мхом дереве и бездумно наблюдая за новым городом. Он хотел бы запеть, но забыл все мелодии, в особенности те северные, грустные и тягучие, что так любила мать. Он хотел бы заговорить, но тишина стала хрупкой, прекрасной, и было жестоко разбивать ее очарование собственной волей. И солнце уже не раз сменилось луной, прежде чем Аарон опустел внутри, как старый заброшенный дом.

– Я не потревожу тебя?

Он увидел девушку издалека. Она остановилась прямо на горной тропинке за валунами, ожидая его позволения подойти ближе. Ульвхильда. Она понимала все, каждое его желание и сомнение, не затаивая злобы. Ее голос был мягче дуновения летнего ветра. Вожделенное беззвучие, оберегавшее Аарона, податливо отступило перед ней. Она не умела таить обиды, и он полюбил ее за это.

– Нисколько, – отозвался он, не обманув никого.

Ульвхильда откинула на плечи капюшон, прежде чем устроиться рядом. Аарон приоткрыл полы своего плаща, она присела и тут же прильнула к его груди. Он склонился, укрыл любимую, и оба оказались в темноте, слушая размеренное дыхание друг друга. Весь мир, пусть и ненадолго, благосклонно оставил их в покое. Аарон уткнулся лицом в ее длинные волосы цвета самой темной ночи, она робко погладила его по щеке.

– Кольчуга? – едва слышно спросила девушка, когда пальцы почти неощутимо заскользили по его спине, укрытой переплетением черненной стали.

– Расстаюсь с ней лишь отправляясь ко сну. Слишком опасно жить так, как мне было дозволено прежде. Страх захватил нас всех, Ульвэ, – это было непросто признавать, и незамысловатая истина встряла поперек его горла. – Что твой отец? Он всполошится, не увидев тебя в шатре.

– Брось, – прошептала девушка, покрепче прижимаясь к нему. – В этом месте давно никто не спит. Он даже не моргнет, не застав меня. Он слишком занят судьбой Дагмера. Ему нет до меня дела. Должно быть, Принц Айриндора опустошил целый бочонок вина с тех пор, как твой брат не вернулся к оговоренному дню, и мало кто…

– …теперь может его урезонить. Подумай, кто из нас в более отчаянном положении: мы или он? – произнес Аарон, силясь представить все опасения принца, несущего через весь свой путь непоколебимую веру в нелепые идеалы, казалось вынесенные из старых сказок.

Бервин порой становился капризен и непробиваем как избалованный мальчишка, каким и занял трон отца, едва тот стал слишком слаб, чтобы удерживать в своих руках Северные земли. В эти времена от принца пахло вином, и редкий безумец хотел бы попасться ему на глаза. Выразив Аарону свою скорбь, он больше не обмолвился с ним и словом. Но по колючему взгляду становилось ясно, как тот измучен ожиданием. Снег на Дагмерской гряде грозил запереть Бервина и его людей в изнурительном заключении, таившем в себе немало опасности. Более всего его волновала судьба столицы. Дагмер должен был попасть в руки отважному Кейрону Бранду, прослужившему его дому не один десяток зим. Его участь была решена еще на Совете Королевств, однако теперь принц должен передать часть своей земли совсем молодому мужчине, не успевшему проявить себя преданным другом Айриндора.

– Морган вернется и вместе мы сможем выбрать верный путь. Вот увидишь! – сказал он своей невесте, измученной сомнениями и неизвестностью.

Она высвободилась из-под плаща Аарона и обратила на него свои пытливые, очень внимательные черные глаза. Он осторожно поправил фибулу на ее груди – изящную змейку, поблескивавшую изумрудами.

– Ты – истинный наследник Брандов, – она заговорила так спокойно, что его вновь обдало холодом.

– Где ты это услышала? – тихо спросил он, будто она могла подобрать эти слова как камни на обочине у дороги.

Оторопело он погладил ее по шее и все не верил, что его нежная, отзывчивая Ульвэ могла быть среди тех безумцев, виновных в расколе и без того неокрепших магов. Блики огня гуляли по ее лицу, делая его черты незнакомыми и далекими. Подобно тому, как вода стачивает камень, она могла быть уперта и неумолима. И он часто забывал об этом.

– Я это сказала, – проговорила она, коснувшись губами его ладони. – Ты мог бы стать королем, которого ждали все мы. Даже если бы это значило, что я потеряю тебя.

Ульвэ приняла серебряный браслет, обещавший им союз, несколько зим назад. Их любовь расцвела слишком рано, но уже по весне, как дозволили родители, ей предстояло окрепнуть. Ее отец был лишь хранителем казны Эстелроса и род их не восходил к великим прародителям, но леди Эдина убедила Кейрона принять девочку. Матери нравились ее изящные черты, сообразительность и манеры и, пожалуй, она любила Ульвэ как дочь. Она была рядом всегда сколько себя помнил Аарон, но теперь он видел ее другой, незнакомой ему прежде. Аарону было любопытно узнать тех магов, кого не прельщала боевая слава Моргана и уважение соратников Кейрона. И вот теперь один из них был перед ним, под его плащом.

Морган рос наследником Кейрона и отчего-то Аарон воображал, что будущий лорд Эстелроса овеян всеобщей любовью. Ему было уютно в тени славы брата, но Дагмер и смерть отца изменили все. Стоя по колено в стылой грязи, маги шептались и Аарону были не по душе эти голоса. Очевидно, они оставались в Эстелросе в то время, как Кейрон бился за их свободу. Аарон силился не уступать отцу, однако прислушивался к матери и ему думалось, что он оказался любим магами именно по этой причине. Морган учился искусству войны, Аарон – искусству мира. Но теперь, когда Кейрон и Эдина были мертвы, мастерство их детей могло рассыпаться в прах.

– Неужели ты готова заплатить такую цену? – только и смог произнести он, пока его мысли летели быстрее птицы куда-то в далекое будущее, где рядом с ним окажется другая женщина, нелюбимая и чужая, но способная укрепить тот мир, который будет построен в негостеприимных горах Дагмера.

Ульвэ не ответила ничего, но вскочила и легким взмахом руки потушила гревший их прежде костер. Короткое дуновение ветра обдало выступ, взметнув в воздух колючие снежинки, и они погрузились в темноту. Аарон ощутил злость на самого себя – она не понимала, а он не мог признаться, что не знает, способен ли принести ей и всему Дагмеру мир, не слыша голоса матери. Он почувствовал себя пустым, но там, где-то на дне этой пустоты теплилось еще одно чувство.

– Я люблю тебя, Ульвэ, – проговорил Аарон, глядя на темный силуэт девушки. – И никогда не оставлю тебя. Но ни за что не пойду против воли отца. Скажи так всем, кто услышит твой громкий голос.

Он увидел, как она взметнула взгляд в небо и сжала губы, прежде чем его слуха коснулся звук, которого он ждал и боялся. Он значил, что стоит заглушить боль своим долгом.

– Уооооооо-о-о! Уооо-о-о!

– Это они! – вскрикнула девушка, хотя он уже крепко ухватил ее за руку, чтобы первым пробираться по опасной горной тропинке.

– Уоооооо-о-о!! – настойчиво трубил чей-то охотничий рог.

Мелкие камни, снег и лед под ногами не давали бежать, но их дыхание и без того становилось частым.

– Я боюсь, Аарон. Что будет со всеми нами? – проговорила Ульвэ, стараясь изо всех сил поспевать за принцем.

Он не ответил. Только бросил короткий взгляд вниз на заметавшийся город – вспыхивали факелы, суетились дозорные, лаяли собаки. Дагмер был вырван из безмолвия, которое, с первого взгляда, можно было принять за сон.

Когда они оказались у наспех сколоченных ворот, от него не осталось и следа. Воины в кольчугах и мехах, их кони, повозки… Аарон метался по месту, которое уже теперь, звалось городской площадью, хотя еще ничем не напоминало ее. Проклятая грязь под ногами предательски скользила, едкий факельный дым забивал горло и глаза. Ульвэ не бросилась за ним в толпу, оставшись ждать у большого шатра, но Аарон тут же заметил, как ее отец, очевидно разгневанный, уводил ее прочь.

Одного из спешившихся всадников Аарон принял за брата и бесцеремонно дернул за плечо, отступил назад, уперся спиной в конюшего, ведущего уставшую пегую лошадку к воде. Еще через шаг на него огрызнулся большой мохнатый пес, через два – какая-то заплаканная женщина отшатнулась прочь.

– Морган! – не выдержав крикнул Аарон. – Морган!!

Он беспрестанно вертелся, вглядывался в чужие лица, но ни в ком не узнавал брата.

– Где Морган? – он наконец увидел мечника, показавшегося ему отдаленно знакомым – тот жил в Эстелросе, но чаще бывал с Кейроном в чужих землях, чем с собственной семьей. Но тот лишь покачал головой в неясном жесте.

Наконец чья-то рука в шипастой перчатке легла на плечо Аарона.

Обернувшись, он увидел Стейна.

– Ты должен знать, что я пытался его образумить, – громко выпалил он, отринув все приветствия. – А теперь иди! У тебя мало времени! Он написал два письма – тебе и принцу Бервину.

Аарон схватил запечатанный свиток, которым Стейн уткнулся в его грудь.

– Иди! – снова поторопил он. – Я найду тебя позже.

Шатер, приготовленный для останков родителей, был совсем близко. В воздух уже взметался дым от костров, разведенных теми, кто считал своим долгом стать частью ночного бдения, и Аарон отправился бы туда вместе с Морганом, но теперь он метнулся к какой-то лачуге подальше от толпы.