Последние стражи Аарона

Глава 22. Отныне и навеки

Дом семьи Локхарт, Дагмер

Стебли – на мазь от шрамов, цветы – на настой от головной боли. Вой-трава с ее плотными красными листьями оставляла много соков, замиравших на коже темными отметинами. Одна из них осталась на щеке Роллэна. Не краше была и сама Анна, и ее одежда – закатанные до щиколоток штаны и домотканая рубаха брата, – перемазались в глине. Она опоясалась широким синим шарфом с бахромой и думала, что так не стоит показываться на глаза никому, кроме брата. Леди Лив говорила, что теперь она слишком взрослая, чтобы сидеть по-мужски в седле и бродить с ним по горам в поисках трав, но всегда знала, что Анна поступает по-своему.

– Дол блатхэн а’люмэс! – выпалила она, подражая Роллэну, убежденному, что чем древнее язык, тем вернее чары. Она много раз слышала, как он говорит на каком-то древнетировском языке, немыслимой тарабарщине, неведомым образом прирученной им.

Роллэн высыпал в миску, поставленную у ног, горсть мелких белых цветов, когда Анна заметила его смущенную улыбку. Через мгновение он тихо смеялся.

– Аа’люмэс, – поправил он, а она была готова сделать множество новых ошибок, если бы знала, что это вновь его развеселит.

Анна с удивлением наблюдала, как брат терял былую отчужденность, будто выбирался из сковавшей его скорлупы. День за днем он оживал и становился похожим на обычного юношу, и было видно, что он сам тому рад. В его жизни появились первые друзья, не посчитавшие его задумчивость и отстраненность чем-то нестерпимым и зазорным.

– Должно быть, я сказала что-то очень неприличное? – заговорщицки спросила Анна. – Мне следовало давно смириться с тем, что я не чародейка.

– Что ты такое говоришь, сестра? – Роллэн ошарашено уставился на нее, прекратив обрывать цветки.

Помогая брату, Анна выучила множество растирок и настоев, научилась сшивать раны, но в своих знаниях не могла превзойти обычную деревенскую знахарку. Все женщины рода ее матери были чародейками, но дар, припасенный для нее, очевидно достался Роллэну.

– Неужели ты никогда не хотел быть кем-то другим? – очередной вопрос еще больше удивил юношу, и Анне показалось, что он так и не ответит на него, спрятавшись в своих мыслях от неудобного разговора.

– Я всегда мечтал быть магом, – все-таки заговорил он. – Думаешь, отец был бы счастливее, стань я таким, как он? Если бы кто-то из его сыновей, захотел бы продолжить его путь, так было бы вернее?

Анна грустно улыбнулась. Они оба терзались похожими сомнениями, и ничего с ними не могли поделать.

– Хорошо, что у нас есть младший брат, готовый оправдать его надежды, – коротко выдохнула она, вспоминая сколько его ссадин и синяков ей пришлось залечить. Маленький Эйб больше всего на свете любил махать мечом, и с этим было сложно поспорить.

– Пока мы даже не знаем, маг ли он, – Роллэн попытался прогнать со лба прядь волос, упавшую на глаза, но лишь оставил на своем лице очередную темную полосу сока вой-травы.

Он был прав, но Анне хотелось верить, что мальчик вырастет магом огня, как он и мечтал. В день, когда она поняла, что ей не стать чародейкой, она заперлась на конюшне и рыдала, пока за ней не пришла мать, перепуганная пропажей дочери. Анна не желала младшему брату ужаса, пережитого тогда. Роллэн же принял свой дар со смирением. Быть может оттого, что тогда не мог выразить иного.

Их младший брат был легок на помине. В доме Локхартов всегда было много детей, но шаги Эйба можно было различить из тысячи других – он всегда был слишком громким. И теперь, когда он несся вверх по лестнице, они узнали о его приближении. Дверь распахнулась и ударилась о стену с невыносимым грохотом. Мальчик пронесся прямо к Анне, чуть было не сбив расставленные на полу миски. Он споткнулся у самых ног сестры, но успел ухватиться за ее колени.

– За тобой идет сам король! – задыхаясь от быстрого бега, выпалил он.

– Скорее, – первым от новости, принесенной Эйбом, очнулся Роллэн. – Беги. Скажи матери и другим девочкам.

Из рук Анны выпали собранные стебельки, на глаза навернулись слезы. Она знала, что ждет ее теперь. Даже Роллэн так привык к веренице женихов перед их домом, что быстро понял, чем помочь сестре. Но теперь все было иначе. Анна чувствовала, что больше не поедет с братом в горы – ее детство и в самом деле ушло. Будущее пугало неизвестностью, но и влекло – Ивэн был первым женихом, которому она была рада. Она вскочила и судорожно обняла Роллэна, когда по дому разнеслись восторженные возгласы девчонок.

– Лучше уж наш король, чем какой-нибудь принц из-за Великого моря, – сдавлено проговорил тот.

Высвободившись из объятий сестры, он распахнул окна. Дагмер собрал на своих землях обычаи со всех стран Договора, однако оба поняли, что Ивэн пожелал прийти за Анной так, как сделал бы это в Эстелросе – Бранды и Локхарты были северянами, и им было не избежать шумного сватовства.

– Кто станет просить за тебя? – задумчиво спросил Роллэн. – Морган или же Эрло? Я посмеялся бы и над тем, и над другим.

Семьи в Дагмере не часто были полными и несколько поколений одной семьи редко жили под одной крышей, оттого прежде строгие обряды стали гибкими и податливыми. Просить о свадьбе к дому невесты приходил старший родственник или же старший товарищ – оба, и Морган, и Эрлоис, могли оказаться на пороге дома Локхартов, но то, что было интересно Роллэну, Анну вовсе не заботило. Она стояла посреди комнаты брата мертвенно бледная и растерянная.

– Бесстыдница! – леди Лив вошла к ним грозная и раскрасневшаяся. Вместе с ней – стайка девчонок. Те, что поменьше, хихикая, бросились к окнам, другие – обступили Анну.

Лив стремительно высвободила края длинного платка на поясе Анны и дернула – девушке пришлось закружиться по комнате.

– И не говори, что Ивэн идет к нам не по твоей воле!

Роллэн, привычно оставшийся незамеченным, отвернулся, не желая смущать сестру – ловкие руки девчонок стянули с нее рубаху. Все они знали, что следует делать, пока Анна обратилась в куклу, которую им вздумалось нарядить.

Лив держала в руках синее платье, которое появилось в их доме после первого сватовства. Анна надевала его снова и снова, но ни один мужчина прежде не видел ее в этом наряде. Это было платье северянки с вышивкой на груди и замысловатым поясом с кистями. Только оказавшись в нем очередной раз, Анна подумала, как была права мать, пошив его именно таким.

– Скорее, воды! – потребовала Лив, надевая на шею дочери серебряное ожерелье с множеством лепестков, напоминающих новенькие монеты.

Кто-то из девочек уже расчесывал спутанные волосы Анны, и девушке пришлось опуститься на колени, когда они заплясали вокруг нее на цыпочках. Приняв таз с водой, Лив тоже опустилась на пол, и принялась оттирать руки дочери, быстро и уверенно избавляясь от темных следов.

– Отец ведь не погонит его прочь, мамочка? – спросила Анна, чувствуя, как по ее лицу катятся слезы. Она не могла понять их причину, но и остановиться была не в силах. Знала лишь, что в них не было боли.

– Значит, любишь его? – Лив больше не казалась возмущенной, скорее взволнованной и сосредоточенной.

– Больше жизни люблю! – выпалила Анна, но тут же смутилась, подумав, как смешны могут быть эти слова – девчонки, сгрудившиеся у окна, захихикали.

Лив вдруг охнула, протянула к дочери руки и поцеловала ее в лоб.

– Замок Дагмера – скверное место, душа моя. Он не терпит женщин.

– Но я не королева Ульвхильда из Эстелроса и не королева Ингритт из дальних предгорий Корсии. Я Анна из гордого рода Локхарт, окрепшего у его стен. Разве он не признает меня? – девушка сжала пальцы матери, словно она могла решить ее судьбу.

– Идут! Идут! – внизу раздался возглас Эйба, а весь дом ходил ходуном в нетерпении.

Роллэн, наблюдавший за происходящим из окна, видел, что по холму взбиралась длинная процессия под флагами Брандов, а следом – добрая половина города. Музыка, ликующие возгласы, вспышки огня, извергаемые уличными артистами – он вообразил, что при такой шумихе даже торговцы побросали свои лавки незапертыми.

– Что ты скажешь про Ивэна, милый мой? Вы ведь дружны, – голос матери донесся до него сквозь девчачью кутерьму. – Доверил бы ты ему сестру?

Роллэн кивнул, но потом понял, что мать не могла приметить этого жеста, увлеченная косами Анны. Ему не хотелось говорить, но он был должен. Обернувшись и окинув взглядом свои покои, он увидел отца, замершего у двери. Очевидно, Стейн заглянул в это самое мгновение оттого, что никто не заметил, как он наблюдает за приготовлениями.

– Да, матушка. Лишь ему бы и доверил, – ответил он, глядя прямо на отца. Эти слова, впрочем, сказанные от чистого сердца, были всем, что он мог сделать для своего друга и сестры.

Он удивлялся, почему все вокруг так слепы и не могут приметить, что эти двое разделят одну судьбу на двоих и это ясно, как день. Ничья воля не в силах их остановить, и он готов был поклясться в этом всем Пророкам, если бы в нем жила вера.

Отец сдержано улыбнулся. Роллэн приметил, что на нем была простая рубаха с рукавами, засученными до локтей, и в ней было в пору идти в кузню, но не встречать сватов королевской крови. Он готов был спорить, что отец намерено не надел парадного дублета или вышитых северных одежд. Как только он отвернулся, Роллэн знал, что ринется за ним и сделает немыслимое прежде – будет просить.

– Да, сын? – Стейн немало удивился, когда он поймал его за рукав прямо на лестнице.

Роллэн понял это лишь по голосу. Взглянуть в прямо в лицо отцу он не решился. Его просьба была и без того невообразимо смелой.

– Не прогоняй Брандов прочь, – едва слышно проговорил он. – Желаешь ты того или нет, Анна будет с Ивэном.

– Не перечь, отец, пока он спрашивает твоего дозволения. Это ты хотел сказать? – неожиданно продолжил Стейн, когда Роллэн запнулся, почувствовав, как слова сдавливают горло.

Он кивнул. Отказ отца мог сломать в этот раз не только две судьбы, дружбу, взрощенную между семьями, но и нечто большее – судьбу множества магов и чародеев, так и не дождавшихся достойной королевы. Роллэн дивился всеобщей слепоте и, в этот раз, не мог молчать. Ему было страшно. Одно слово отца могло уничтожить слишком многое. Он думал, что тот разозлится, услышав непрошенный совет.

– Сегодня ты встанешь рядом со мной? – рука отца легла на плечо Роллэна, и он вновь кивнул, не раздумывая.

Райс непременно пошел бы за Стейном, но его не было рядом. Прежде Роллэн никогда не выходил к сватам, опасаясь множества любопытствующих взглядов. Но теперь он подумал, что станет смотреть лишь на друга и пересилит себя.

Спохватившись, Роллэн бросился в кухню, смекнув, что негоже появляться перед толпой, пока лицо его вымазано соком дикой травы. Он привел себя в порядок как смог, наспех сбив пыль с темного жилета и штанов. Сапоги, доходящие до колен, остались грязны, но он успел оттереть щеки и лоб, высматривая свое отражение в медном тазу. Он выбежал на улицу, едва не споткнувшись на пороге, когда отец уже был перед Морганом и Эрло. За ними стоял Ивэн и все остальные горожане. В северных обрядах жениху не дозволялось открывать рта – за него говорили прежние заслуги.