Цветок вампира - аконит

Глава 7. Хэллоуин

Поминки прошли хорошо, насколько можно так сказать о застолье массы плохо знакомых между собой людей, которые пришли почтить память общего знакомого. Во всяком случае, никто не поссорился. Мама и папа расселись по противоположные стороны стола, настолько далеко друг от друга, что, казалось, специально. Отчим много шутил, то и дело отпивая от бокала с виной, стараясь припомнить как можно больше забавных случаев, связанных с бабушкой. Это несколько разбавляло скорбную атмосферу. Благодаря этим историям казалось, что бабушка здесь, всё ещё рядом с нами. Наблюдает из-за поворота в коридор на разношёрстную компанию и просто, как и всегда, суетится на кухне, стараясь изображать хорошую хозяйку дома.

Когда уже совсем стемнело, Костя поднялся из-за стола, извинился перед всеми, ссылаясь на ранний вылет, и подал мне знак рукой, призывая поступить так же. Бегло распрощавшись с гостями, я поспешила за отцом в коридор и принялась выуживать свою куртку из-под груды чужих.

— Не могу найти шарф, — с грустью сказала я, понимая, что продолжать его поиски могло легко приравняться к попытке достать иголку из стога сена: так много чужих вещей лежало на комоде. Костя уверенно принялся разгребать бесчисленное число шапок, перчаток и шарфов, ища нужный.

— Напомни, какого цвета он был?

— Вот, — я не заметила, как в коридоре показалась мама, держа в руках мои вещи.

Улыбаясь, я приняла из её рук шарф и перчатки, о которых совсем позабыла и быстро одела всё на себя.

— Когда только ты успела их отложить?

Мама повела плечами, словно это была какая-то очевидная мелочь. Она обняла меня на прощание так крепко, что бегунок на не застёгнутой до конца куртке больно впился рядом с ключицами.

— Береги себя, — тихо проговорила мама, прижимаясь к моему уху.

— Конечно, мама.

***

У дома нас уже поджидало такси. Отец распахнул передо мной дверь на заднее сиденье, и я послушно села. Сам Костя расположился рядом с водителем на переднем. Пока мы добирались до отеля, я смотрела из окна на родной город. Несмотря на то что я не родилась в Ростове, именно здесь был мой дом и большая часть семьи. За долгие годы жизни здесь мне знаком был каждый район и почти каждая улица. Разные детские и юношеские воспоминания всплывали в голове. Почти каждое неизбежно было связано с бабушкой. Должно быть, это нормально – вспоминать о покойной как можно больше, после похорон.

Казалось, вместе с ней ушло и моё детство. Конечно, я и раньше знала о таком явлении, как смерть, но никогда не задумывалось о нём по-настоящему, до этого момента. Я могла быть мертва, как и бабушка, стоило безумной официантке и её подручному немного поспешить. Не приди брат и сестра Эдуарда, меня бы уже не было.

В этом новом мире, полном тайн и магических существ, я чувствовала себя хрупкой и беззащитной. За последние девять дней я видела боль утраты своих родных. Она казалась такой яркой и всепоглощающей, что моё сердце было готово разорваться на части, лишь бы помочь залечить матери ту часть, которая ушла вместе с бабушкой. Заполнить пустоту, которая оставила после себя Смерть, забирая любимых.

Я вспомнила, как у Ника покраснели глаза. Одна ошибка, одна неосторожная фраза рядом с ним могла поставить меня под удар, который я не способна отразить. Эдуард и его семья возможно спасали меня уже дважды, но я не была уверена, что удача или же чужое вмешательство, всегда окажутся рядом в нужный час. Что бы я не чувствовала к Никите, это было опасно. Как бы мне ни было больно, я должна принять решение, ради себя и своей семьи. Ради будущего. Больше никаких вампиров, никаких фантастических вмешательств в мою жизнь. Хватит.

Я выудила из кармана телефон, открыла приложение мессенджера и почти сразу нашла Никиту. Нажав на диалог, я пролистнула все восемнадцать непрочитанных сообщений. Стоило усилия не узнать, что в них было написано. Я боялась прочесть хотя бы одно и передумать. Набрав грудью побольше воздуха, я собралась с силами и набрала сообщение:

А: Ник, привет. Прости, но нам лучше расстаться.

— Кто вообще расстаётся с другим человеком по телефону? Это так некрасиво! — отчитывала меня Татьяна на следующий день в спортивном зале школы. Костя настоял, чтобы я не оставалась дома одна. Сразу же после рейса мы вернулись домой и, сбросив вещи, отец выпроводил меня в учёбу приговаривая, что так будет лучше.

Вот только вместо уроков по расписанию наш класс вызвался помогать родительскому комитету. Девочки из нашего класса с самого утра украшали спортивный зал, где уже в пятницу должно было пройти долгожданное мероприятие. Таня и Даша оказались ответственны за всевозможные гирлянды, которые кто-то из родителей любовно и со знанием дело, изготовил. Целых три доверху набитых коробки пестрели хэллоунской палитрой из оранжевых, белых и чёрных цветов. Последние оказались наиболее искусными. Помимо угольно-чёрной бумаги, фигурно вырезанные пауки и летучие мыши, имели акценты: одни из фольгированной бумаги того же оттенка, что просто обязаны были красиво мерцать в свете софитов; на других же виднелись фрагменты из бархатной бумаги, задающие фигурам объёмный вид. Я выудила из коробки гирлянду с множеством летучих мышей и, вооружившись скотчем, забралась на стремянку. Даша у нас выступала чем-то вроде поддержки. Стоило одной из нас оказаться на стремянке, как Дарья тут же хваталась за лестницу по обе стороны руками, придерживая.

— На всякий случай, — смущённо добавила она, когда в первый раз схватилась за опоры. Это произошло настолько резко, что я успела испугать.

— Ну и чего ты молчишь? — не унималась Татьяна: — Вот тебе бы самой приятно было, если с тобой расстались через сообщение?

— Тань, что ты хочешь услышать? Уже сделано как сделано. Придержи лучше гирлянду, ни то порвём нечаянно.

Ростова подобрала, размотанную по полу длину и подняла повыше.

— Ты его не видела ещё, да?

— Кого, Тань?

— Никиту! Как кого?! — грубо отозвалась она.

— Пока нет. И, надеюсь, нескоро увижу.

Лицо Тани раскраснелось. Широко раскрытыми глазами она смотрела на меня полная возмущения и гнева, точно я не с Каримовым рассталась по телефону, а с ней самой.

— Что за человек ты такой, в конце-то концов, — с осуждением приговаривала она.

— Таня, ты лезешь сейчас не в своё дело, — твёрдо сказала, ища подходящие слова, но их просто не существовало: — Ты не понимаешь.

— Я? Это я-то не понимаю? — завопила Ростова, и по всему залу эхом отозвался её голос: — Я ещё как понимаю, а вот ты, похоже, нисколько! Знаешь, какого это: думать, что ты наконец встретил пару? Своего человека, который будет любить тебя вопреки всему, а затем оказаться выброшенным на обочину из авто на полном ходу, без какого-либо объяснения? — она на мгновение запнулась, а взгляд замер, точно Таня припоминала что-то малоприятное, и я задумалась, не поступал ли кто также с Ростовой.

— Тань, всё сложно. Очень. Я поступила как поступила и не горжусь этим. Это правда. В моменте мне показалось сообщение лучшей идеей. Я не была готова смотреть ему в глаза, обсуждать своё решение. Никита бы его не принял, начал убеждать, — объясняя всё Татьяне, я почувствовала, как запылали щёки. — А я… я бы не выстояла. И всё бы вернулось к тому, на чём остановилось.

— Погода-погоди, — Татьяна подала мне край гирлянды, который единственный оставался незакреплённым: — Хочешь сказать, ты всё ещё к нему что-то чувствуешь?

— Тань, конечно. Мы просто не можем быть вместе. — ограничилась я коротким объяснением и в тысячный раз пожалела, что не могу рассказать хотя бы кому-нибудь всё. Я не чувствовала близости к Тане. Большую часть времени её поведение скорее раздражала меня: слишком громкая, слишком навязчивая Ростова казалась полной противоположностью всему, что хранилось внутри меня и, быть может, по-своему, я бы хотела небольшой частью походить на Татьяну, но не могла. Даша молча слушала наш разговор, и, подала новую гирлянду с пушистыми призраками из тонких лоскутов бумаги. Я приняла её, не слезая со стремянки, а Татьяна вновь подхватила большую часть ноши, чтобы мне удобнее было закреплять края скотчем на стенах.

— Слушай, а что у вас произошло? Не хочешь, не говори конечно, но если он тебя, скажем, бил, об этом лучше всем узнать…

— Нет-нет, что ты! — без промедления заверила я, боясь, что по школе поползут ненужные слухи: — Просто… не знаю, как даже объяснить. В семье сейчас не всё ладно. После похорон бабушки всё стало очень сложно. Отчим некрасиво себя показал, родители ругались, как собаки. К тому же нужно к экзаменам начинать готовиться, а для этого хорошо бы понимать что вообще сдавать: я же с институтом до сих пор не определилась.

— А чего тут определяться? Поступаешь в Ксертоньский государственные и дело в шляпе.

— Да, но на кого?

— Вот тут я тебе не подсказчик.

— То-то же. И никто не подсказчик. Как вообще можно в нашем возрасте решить, чем хочешь занимать всю оставшуюся жизнь, если ничего ещё не попробовал?

Даша пожала плечами и как ни в чём не бывало, вступила в разговор.

— Не знаю. Для меня всё просто – филологический факультет.

Мы с Таней обе посмотрели на Дашу с удивлением.

— Филологический? С твоей-то расположенностью к наукам. – раскритиковала её Таню и прыснула.

— Хорошие оценки ещё не говорят о том, что предметы мне нравятся. — робко ответила Даша и снова притихла, как и все мы.

Последующие гирлянды мы развешивали, продолжая каждая играть свою роль: Даша подавала новые и придерживала стремянку, в то время как Таня сохранялся цельность полотна, пока я закрепляла линии на скотч. Увлечённая каждая своими мыслями, мы слаженно работали, иногда обмениваясь небольшими комментариями о том, где лучше что разместить и решали прочие мелкие вопросы, как кто пойдёт за скотчем или в столовую.

За перекусом на всех решили отправить меня. Поинтересовавшись у девочек, что бы им взять, я достала из рюкзака кошелёк и пошла в столовую, пока не прозвенел звонок с урока и не возникла длинная очередь. Уже на подходе к дверям, я увидела его. Никита шёл мне навстречу с противоположной стороны холла и, казалось, тоже направлялся в столовую. Когда наши взгляды пересеклись, я поняла, что бежать некуда и почувствовала, как к горлу у меня подступил тяжёлый ком.

— Привет, — тихо поздоровался он, оказавшись напротив меня и отвел взгляд. Лицо Ника казалось бледнее, чем обычно, а руки оказались убраны в карманы джинсов.

— Привет. Ты в джинсах? — удивлённо спросила я, когда почувствовала, что пауза затянулась.

Каримов возвёл брови и бросил взгляд вниз, как бы осматривая себя, точно он забыл во что был одет. Стоило ему вспомнить, как губы его растянулись в такой привычной и родной улыбке, но лишь на мгновение:

— А, да. Мы с ребятами собираем парты с первого этажа и таскаем наверх. Учительница разрешила нам прийти в чём-нибудь домашнем, что не жалко испачкать.

— А, понятно, — коротко ответила я и под силой его взгляда, почувствовала себя неловко. Как легко ещё недавно родной человек превратился в чужого: — Ладно, я пойду, пока звонка нет. Нужно девочкам купить поесть.