Благодать и величие

— Прошло шесть дней, четыре часа и примерно двадцать минут с тех пор, как я смог по-настоящему поговорить с тобой и увидеть тебя своими глазами. Всё ушло дальше. Недели. Месяцы. Годы. Но эти дни, часы и минуты показались мне вечностью. Я даже представить себе не могу, каково тебе было.

Я положила руки на тёплую кожу его груди.

— Я всегда думала, что потеря зрения это самое страшное, что может со мной случиться, но потом я… я потеряла свою маму, и это было ещё хуже. Я справилась с этим, но потом потеряла Мишу, и я подумала, что всё, что он сделал, было худшим, что я могла испытать. Я ошибалась. Каждая из этих вещей была ужасной, или тяжёлой, или изменяющей жизнь по-своему, но потеря тебя, я чувствовала, что каждый вдох, который мне нужно было сделать, был украден, прежде чем я смогла вдохнуть, — у меня снова обожгло горло. — Это было хуже, чем в аду, и это даже не было частью исцеления. Это было отстойно, но бодрствовать было ещё хуже. Осознание того, что ты… ты ушёл, было худшей частью, и ты знаешь, я не знала, как я смогу жить дальше, и я планировала это сделать…

— Что ты планировала?

Он осторожно провёл большими пальцами под моими глазами, и только тогда я поняла, что плачу. Снова. Мне действительно нужно было прекратить это делать. Иисус.

Я наложила швы. Как бы.

— Я собиралась пойти к Гриму, к Ангелу Смерти и заставить его вернуть тебя.

— Что ты собирался сделать?

— Пойти к Гриму и заставить его вернуть тебя. Я не знала, как я это сделаю, но потом я… я не знала, правильно ли это, понимаешь? Например, что, если бы ты обрёл покой, а я оторвала бы тебя от этого? Вернула бы тебя к жизни и для чего? Чтобы сразиться с Гавриилом. Чтобы, возможно, снова умереть?

Эти чувства, эта растерянность всё ещё скапливались у меня в горле, как аккумуляторная кислота.

— Но я знала, что если бы я пережила Гавриила, то не думаю… Я не думаю, что пережил бы потерю тебя. Часть меня навсегда ушла бы, часть, которая принадлежит тебе. И в ту ночь ты вернулся? Я была в том парке, пытаясь понять, что было бы правильным, и смогу ли я жить сама с собой, независимо от того, что я решу.

Прошептав моё имя, он наклонил голову и поцеловал меня в лоб, а затем в кончик носа.

— Я рад, что тебе не пришлось делать этот выбор, — он притянул меня к своей груди, обхватив руками. — Я бы не нашёл покоя, Трин. Ты бы знала. Ты бы увидела меня призраком или духом. Я бы вернулся к тебе.

Я обвила руками его талию, зная, что он прав. Я должна была знать, когда проснулась, и в последующие дни, что что-то происходит, потому что я не видела его как призрака или духа.

— Думаю, я боялась, что Гавриил сумел что-то сделать с твоей душой, — призналась я, и Зейн напрягся, прижавшись ко мне. — Я знаю, что это, вероятно, звучит странно, но я просто этого боялась.

— Это не странно, — Зейн откинул мою голову назад и отодвинулся ровно настолько, чтобы видеть меня. — Ты же знаешь, я всегда буду здесь. Помнишь? Я всегда буду здесь, чтобы убедиться, что ты сможешь увидеть звёзды. Я всего лишь твой Проводник… Падший Ангел.

Дрожащий смех покинул меня, когда я наклонилась. Зейн встретил меня на полпути, и в тот момент, когда наши губы соприкоснулись, я позволила себе, наконец, почувствовать некоторое облегчение. Его запах зимней мяты окружил меня. Я могла бы целовать его целую вечность…

Дёрнувшись назад, мои глаза распахнулись, когда это ударило по мне. Моя грудь опустилась, когда я смотрела на поразительные плоскости и углы его лица, и я подумала о своём отце и всех других ангелах, которых я когда-либо видела. Никто из них не выглядел старше двадцати пяти. Чёрт, большинство демонов не выглядели намного старше. Я не знала, то ли они просто стареют невероятно медленно, то ли достигли определённой зрелости и перестали стареть. С замирающим чувством я внутренне знала, что Падшие были такими же.

Я буду стареть с каждым годом.

Зейн останется прежним.