Последние стражи Аарона

– Согласие командующего обороной? Какое же пресное слово! – скривился Бранд. – Они у меня в кулаке и принц Бервин решит их судьбу. Я не стал бы называть это обороной. Ты говоришь об этой руалийской девке – Аэрин, будто бы она и правда особенная, а не дочь своего тугоумного отца. Если бы он вновь не напал на северные земли, она могла бы править Ангерраном на пару с Артуром. Я никогда не верил в обещание Леонара отдать ее в жены магу. Для него это бы был позор…

– Совет счел, что их брак станет достойной гарантией мира. Вы забываете, что на юге слово короля не всегда остается последним.

– Класть он хотел на собственный Совет, раз его войска умирают здесь.

Кейрон откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза, давая понять шпиону, что их разговор, похожий на перебранку, не будет иметь продолжения. Он сделал это скорее из сочувствия к уставшему путнику, чем из бесцеремонности. Тейс не оказался бы в этом зале, будь при нем хоть какое-то оружие – Кейрон знал, что сын позаботился о всех спрятанных ножах. Шпион не выглядел опасным, оттого не было ничего предрассудительного в том, чтобы ослабить бдительность.

– Пусть боги будут милостивы к вам, лорд Бранд, и вы не увидите пепелище в месте, где был Ваш дом, – тихо проговорил он, когда оба услышали за дверями звук приближающихся шагов.

Когда дверь распахнулась, и вошедший с Морганом мужчина приблизился к столу, освещенному светом свечей, стало видно, что он стар и покрыт морщинами, чем Кейрон оказался немало удивлен. Он предполагал, что посол молод и крепок, когда шпион говорил о его бесстрашии, но загоревший седовласый мужчина выглядел как видавший виды торговец, все еще не спешивший на покой. Его черный камзол с вышитой на груди золотой саламандрой мог бы претендовать на роскошь, если бы его не испортили дорожная пыль и зола. Небольшие уставшие глаза были опасно зелеными – Кейрон никогда не доверял зеленоглазым людям.

– Я готов был поспорить с Фернаном Тейсом, что не увижу вас здесь, – признался он, встав для приветствия. – Восхищен вашей смелостью, посол.

– Если бы моя госпожа пожелала восхитить защитников Ангеррана, то направила бы сюда гордость Руаля – прекрасных юных женщин и молодое вино, – голос старика оказался на удивление мелодичен. Едва улыбнувшись, он склонил голову, но не более, чем подобали приличия – в этом жесте было достаточно почтения и нельзя было разглядеть пресмыкания.

– Разделите со мной кувшин воды? Ангерран когда-то славился своими горными источниками. Вода в них чище слезы невинного младенца, – Кейрон жестом пригласил посла усесться в пустующее кресло рядом со шпионом. – Я бы предложил вам нечто большее, если бы своевременно узнал о вашем визите.

Спиной он чувствовал присутствие сына, знал, что тот стоит как статуя – мрачный и безмолвный.

– О, я не ставлю под сомнение северное гостеприимство, – проговорил посол без всякой насмешки в голосе. – Моя госпожа была полна верой в благоразумие защитников Ангеррана.

– Саламандра останется саламандрой, даже если сбросит старую кожу, – голос Моргана прозвучал глухо, но твердо.

Кейрон замер, раздумывая не почудилось ли ему, ведь сын лишь наблюдал, слушал, запоминал – так было всегда. Сызмальства Морган и Аарон оказывались вместе с ним за закрытыми дверями, где ему доводилось приминать самые сложные решения и выбирать непростые пути. Но никто из них не смел произвести и звука там, где говорил лорд Эстелроса.

Глаза шпиона лихорадочно блеснули и стало ясно, что Морган впервые осмелился нарушить тишину.

– Вы правы, молодой Бранд, – мягко отозвался старик. – Но я позволю заметить, что меняется время, и теперь оно требует перемен. Мы, люди поддержавшие принцессу Аэрин, нуждаемся в новом Руале.

– Отчего вы рассчитываете, что даже если Леонар пойдет на поводу у дочери, он не казнит ее вместе с парой десятков аристократов, как только вернется на юг? История не единожды доказывала, что измена может стереть самое тесное родство, – Кейрон растер уставшие глаза.

– Король Корсии поддержал нашу принцессу с величайшим благодушием в надежде скрепить великие семьи узами. Теперь ее одну охраняют лучше, чем весь королевский дворец.

– Мецца заполонена корсианцами, лорд Кейрон, – вмешался шпион. – Руаль на грани гражданской войны.

Кейрон расхохотался до слез. Ему представилось вдруг, что эти люди лишь сон и через миг он пробудится, и еще долго будет смеяться над своими грезами. Корсия сохраняла нейтралитет. И это можно было выгравировать на гербе правящей династии – так прочен он был. Кейрон называл нежелание Корсии вмешиваться в распри преступлением и, конечно же, считал, что поддержки в виде отменно вооруженных пехотинцев был достоин лишь Север.

– Кто в этот раз вздумал торговать невинностью руалийской принцессы, Тейс? Вновь Совет? Или же она сама? Знает ли король Леонар, какую прыткую девчушку он вырастил? И ведь он не будет в силах противиться этому браку, если она вывесит из своего окошка красную простыню! А иначе – позор! Ха-ха-ха! Хитра, чудо как хитра!

На лице посла появилась едва заметная улыбка, и Кейрон мысленно подивился его самообладанию.

– Девушка, должно быть, до одури боится своего незаконнорожденного брата? – вкрадчиво рассуждал он. – Престолонаследие на Юге терпит бастардову кровь, и Тадде – для нее прямая угроза. Вот только он и король у стен Ангеррана, а у нее в руках целая страна, бурлящая негодованием от их тирании и налогов. Нужно было лишь выказать благосклонность сыну короля Корсии и вооружиться светлыми идеалами терпимости, процветания и достатка. Кот из дома – мыши в пляс. Отчего вы не дождались принца Бервина? Он, несомненно, пожелал бы разгромить армию. Аэрин могла стать королевой Руаля как единственная наследница, если бы король и Тадде погибли. Этот исход оказался бы для нее не таким опасным.

– Я не стану отрицать, что принцесса опасается брата, – заявил посол, сверля магов открытым прямым взглядом. – Стоит признаться, не она одна. Ум – не самая сильная сторона принца, но он скор на жестокие выходки, тщеславен и, к разочарованию, близок с королем. Однако, ни Совет, ни принцесса не желают их смерти. Мы добирались до Ангеррана без сна в надежде, что династия этой семьи останется такой же крепкой, как и до битвы.

Кейрон заскрипел зубами. Ему не было и малейшего дела до судьбы юной принцессы. Руалийцы, напав на Ангерран, добились своего – маг король Артур никогда не станет королем станы бескрайних хвойных лесов, серебряных шахт, плодородных земель и удачных торговых путей. Все было уничтожено. От его будущих владений остался обоженный скелет. Многолетние сосны, подпирающие макушку неба, выжжены, шахты в разорении, земля погублена магами и мародерами. Король Мелор, старый добрый друг, был мертв, и темная сущность Кейрона требовала равновесия. Смерть Тадде и короля Леонара – то, чего она желала. На его руках остался последний из Толдманнов, напуганный ребенок с ясными глазами удивительной синевы, и он размышлял о том, что станет для него важным в возрасте погибшего брата – мир или месть.

– Понимаю, – тихо проговорил Кейрон. – Ваш Совет боится потерять куклу, которой играет. Так расскажите мне, достопочтимый посол, что предлагает ваша госпожа в обмен на жизни людей, которых я желаю убить. Уверяю вас, что мы с принцем Айриндора едины в своих стремлениях.

– Принцесса Аэрин обещает выплатить контрибуции королевствам, пострадавшим от руалийской агрессии в последние десятки лет. Король Леонар навсегда откажется от притязаний на Дагмерскую гряду, признав эту землю суверенной территорией королевства Айриндор. А также впредь никто из правителей Руаля не выступит против магов северных земель.

Кейрон поднялся из-за стола. Под его руками оставались карты границ трех государств, одно из которых много веков не соглашалось с существующим порядком. Руалийцы упорно стремились вытеснить северян с Дагмерской гряды, а его дом, его Эстелрос, неизменно первым вставал на их пути. Слова, сказанные послом, обещали покой его земле, а Айриндору сулили немалую прибыль. Дагмерская гряда хранила в себе немало богатств и Ангерран, где простерлась ее малая часть, всегда был тому напоминанием.

– Щедро, – Кейрон кивнул, рассматривая границу Ангеррана там, где раньше стояли самые богатые шахты. – Ясно, отчего принцесса Аэрин приказала вам получить согласие северян на переговоры прежде, чем вы отправитесь к ее отцу.

Горы виделись ему даром, неспособным заставить его забыть о смерти Толдманнов и сотен их людей, но его принц мог видеть все иначе. Оттого он силился сохранять здравомыслие.

– Он может приказать казнить вас, услышав об этих условиях, – продолжил он. – Они и в правду могут помочь сохранить ему жизнь, но уничтожат его гордость.

– Отказавшись вернуться в Руаль по велению дочери, король Леонар рискует потерять все, что создал. Между потерей гордости и смертью, что выбрали бы вы? У принцессы достаточно сил, чтобы растянуть страну на лоскуты.

Посол наконец испробовал воды, предложенной ему. Он не был очевидно раздражен присутствием магов, как сопроводивший его шпион. Его глаза не светились надеждой, когда он произносил имя своей госпожи, но то, что он осмелился войти в Ангерран, кричало о его непоколебимости.

– На рассвете принц Бервин встанет лагерем у входа в долину, – Кейрон заговорил медленно, все еще размышляя о том, что будет услышано. – Отправляйтесь немедля к королю Леонару. Если он сохранит вам жизнь и согласится на мир – я сопровожу вас на переговоры с принцем. Лишь вас, Реган Бартле. Верю, что вы не будете смущены этим обстоятельством. Если вы не явитесь, мы будем знать, что вы мертвы и дадим бой. А ты, Тейс, должен будешь присоединиться к нему. У тебя есть время подумать, на чьей ты стороне.

– Я останусь верен своей стране, милорд. Тому, что от нее осталось, – шпион с трудом поднялся из кресла, морщась и закусывая губу, демонстрируя, что возвращение домой для него вылилось не только в кровоточащую ссадину на лице.

– Вы подарили нам надежду, лорд Бранд, – посол выпрямился и кивнул, выказывая свою признательность. – Темные времена закончатся, когда судьбы мира перестанут решаться кровью.

– Темные времена не закончатся никогда, – прошептал Кейрон, когда оба гостя вышли из освещенной части зала, понимая, что его не услышит никто, кроме сына, оставшегося рядом.

– Значит, ты ничуть не поверил им, отец? – как только тяжелые двери затворились, Морган уселся в кресло напротив, где раньше беспокойно ерзал шпион.

– Реган Бартле не выйдет к нам на рассвете, – Кейрон меланхолично уставился на колеблющееся пламя свечи, в котором уже мог разглядеть предстоящий бой. – Старый дурак верит в светлые сказки, не щадя своих благородных седин. Леонар прикажет отрубить ему голову, проклянет свою изворотливую дочь, а потом умрет под стенами города.

Морган устало усмехнулся, растер покрасневшие глаза, отчего пепел измарал и щеку, искаженную старым шрамом, полученным в ту ночь, когда он бросился защищать кровного сына Кейрона от напавших на Эстелрос руалийцев. В этом жесте еще можно было разглядеть бойкого неугомонного мальчишку, но Морган уже успел доказать, что тот остался далеко в прошлом.