Полузвери

* * *

Вилли отсутствовал. Я постучала осторожно, послушала тишину и полезла за ключом в тайник. Открыла дверь, запустила девушек внутрь и включила свет, нащупав выключатель рядом со входом.

— Бункеры обычно под землей строят.

— А этот на верхотуре. Хозяин объявится, не выгонит, он наш человек. А чтобы переночевать без проблем — самое надежное место.

Лёна вдруг басовито хмыкнула:

— Это он что ли — хозяин?

Я сначала вскинулась — неужели проглядела, что Вилли спит или в углу засел, но едва заглянула за массивную фигуру девушки, поняла — фотография была на своем месте, на стене. Злата тоже сунула нос и ойкнула от неожиданности.

— Да, но здесь он в образе, а по жизни ходит одетым. Сейчас посмотрю, что есть в запасе, и, может, кофе сварю. Будете?

— Лучше чай. Злата, хватит пялиться, ты еще козявка на такое смотреть.

Если я рядом с Лёной казалась по габаритам подростком, то златовласка, едва выше локтя доставала — кнопочка. Злата задрала голову и раздраженно фыркнула:

— Не младше тебя, башня! Выглядишь как бабища, но я знаю, что ровесницы! И вообще, хватит! Все меня за дуру держите и за малолетку! Да я голых мужиков перевидала больше, чем вы обе за всю жизнь, и на себе перетаскала каждого с их драгоценными писюнами.

— Что значит «перетаскала»?

— На горбу! И пошли они все куда подальше…

Огрызнулась и погрустнела.

— Кто обидел-то? Ты только скажи, я любому обидчику писюн оторву в миг.

Злата всерьез задумалась, глядя на Лёну опухшими глазами, а потом так же серьезно выдохнула:

— Не надо. Жалко.

Я поджала губы, боясь, что не к месту улыбнусь. Даже тревоги развеялись. Речь не о насильнике, явно, — случись такое со Златой, она бы иначе выглядела и иначе себя вела. А сердце ей разбить мог только один мужчина:

— Ян?

Лёна обернулась всей массой:

— Ян? Один Ян?

Я кивнула, а Злата всхлипнула:

— Отец сказал — нареченный… а он… с этой. И не притворяясь, как вы тогда, чтобы меня заманить, а по-настоящему целовались. Сама видела. Караулила у дома, поговорить хотела, к вам прийти… все предатели.

И чай, и кофе подождут. Усадила девушку на диван, обняла, а та стала рассказывать сразу все и сбивчиво. Лёна устроилась на полу без церемоний, даже стул не заняла. Слушали не перебивая, а я из разбитых по времени кусочков складывала в голове общую картину — невероятную и во многом циничную.

Великий Морс Злате тоже представился Парисом, когда выловил ее прямо в парке два года назад. В лоб о величии сразу не говорил, заманивал на встречи обещаниями, что сможет научить девочку по-настоящему быть некроманткой. Сверхсильной, исконной, какими все были на заре перворожденных. Пока не деградировали. Злате было чему поверить, потому что ни один урок даром не прошел, способности крепли, проявлялись новые, а дельные советы с экстрактом бессмертника помогли и Троице продвинуться в создании сывороток на основе крови — вплоть до мнимой смерти.

Мне жутко было услышать, что Злата в таком возрасте получила опыт призвания мертвых — для психики взрослого это не просто и чревато последствиями, а для нее, еще ребенка, — буквально с ума можно сойти. Парис проводил в закрытые морги… Учил упокаивать как свежих, так и давних, под землей. Нарочно выискивал в городе, и «приводил ее на урок». Жестоко, но так некромантка научилась задействовать частицы праха, что потом помогло создавать пустышки тел.

Морс-Парис говорил о будущем, новой эре для их рода, что она — Спасительница и для обычных людей, дарующая новую жизнь и здоровье тем, кто отчаялся и не видит иного пути, кроме смерти. Злата преуспела настолько, что стала чувствовать призывающих. Телом не мертвых, а душой жаждущих. А еще он предрек девочке личную судьбу, — избранника. Мужчину, в союзе с которым на свет появятся…

— Кто?

Лёна не выдержала и переспросила. Злата рассказывала вперемешку своими словами, а вперемешку чужими, — явно не ей пришли в голову пафосные «душой жаждущих» и «новая эра», пра-папочку цитировала. И сейчас выговорила, старательно повторив сипловатым голосом:

— Потомки исконных некроманта и полузверя, симбиоты. Это только мы можем — я, его, Великого Пра-Отца, прямая наследница, и Ян — наследник Великой Пра-Матери. Только Ян пока не проснувшийся, он настолько сильно может контролировать зверя, что еще в детстве… — Девушка схмурила брови, припоминая точно: — придавил человеческой пяточкой мохнатую волчью лапку.

Лёна тоже нахмурилась и спросила то, что я бы не решилась:

— А до этого Великие Предки никого скрестить не пытались?

— Пытались. Свели, только у вашей женщины и нашего мужчины рождались обычные люди, совсем без дара. Отец рассказывал, — план удался, а результат нет. Наоборот тоже никак, говорит, у полузверей мужчин бешенство, дать потомство не могут. Но Ян же необычный, у него — получится.

— Твою же Великую Мать! — На бесхитростный ответ Златы Лёна заскрежетала зубами и чуть челюсть не вывихнула. — А ты что, согласилась не раздумывая? А самой выбрать, — с кем жить и от кого детей рожать?

Девушка покраснела:

— Ян красивый. Сильный и добрый. Я по-настоящему влюбилась! Это он дурак и ничего не понимает, потому что не объяснили предназначения! Предатель, привел лохудру какую-то к себе… — слезы опять потекли по щекам. — А я столько раз ему говорила, что мы поженимся… что он — мой.

— У него другое мнение, правильное.

— Не дави… — я тихонько попросила Лёну убавить злость.

Верила, — в Яна можно влюбиться, по всем статьям хорош, и чистый. Надеялась только, что сердце неопытной Златы залечится со временем, первая любовь перегорит, и кто-то другой сделает некромантку счастливой. Добавила успокаивающе:

— Не всем везет со взаимностью. Они оба — честные в чувствах, вот и все преступление. Претензии надо другим умникам предъявлять.

Лёна сникла, и на ее лице я прочитала явное — высказывать все с такой же храбростью Хельге Один она не сможет. Меня и другое поражало — с какой откровенностью Парис делился со Златой подобными вещами. Ладно, уроки, но вот так напрямую сводить людей, даже не скрывая цинизма эксперимента. Властители… замахнулись предки на сверхвеличие!

— Извини, златовласка. Я была еще младше тебя и дурнее, и тоже с первого взгляда влюбилась. — При этом она особо осмотрела меня с ног до головы. — В южанина… низенького, бронзового, горячего, как раскаленное солнце. Топите вы нас, северных айсбергов, так что я брата очень даже понимаю.

— Понимаешь? А я сижу и боюсь, что рано или поздно вцепишься из-за неприязни.

Злата по-хорошему затихла, переключив внимание, а Лёна согласно кивнула:

— Посмеешь Нольда обидеть, загрызу вообще насмерть. Не наша мать, а я истинная свекровь, запомни. Тебе такой ласковый зверь достался, потому что я воспитывала. Но неприязни у меня к тебе нет.

— А южанин твой где сейчас? Вы расстались?

— Все печально, златовласка. Не знаю я, где он.

— Так найди! Если любовь, то почему он тебя тоже не ищет?

Серые глаза девушки блеснули голубизной и тут же погасли, она вся как-то рослой фигурой поникла, уменьшившись:

— А я не уверена, что нужна ему была больше, чем на одну ночь.

— Ты чего, сдурела?! — Злата забыла о себе думать, отпихнулась от моих объятий и с праведным гневом ткнула северянку кулачком в плечо. Та сидела рядом с диваном, близко. — Такую как ты невозможно на одну ночь выбрать! Сказала бы «умер» — поверила, а что поиграл и бросил — ни в жизнь!

Получилось странно — и утешающе, и жестоко одновременно. За Алекс могло быть такое, удавить где-нибудь любовника дочери с помощью третьих лиц для подстраховки и не огласки. Не объявится паренек внезапно, не разрушит ее шантаж с омерзительным инцестом… Лёна про смерть не думала, но, услышав «умер» потемнела лицом.

— Расскажешь, как все было? Как его зовут?

— Кармин.

«Зовут», а не «звали», и я заслужила благодарную полуулыбку «свекрови» — на вид ровесницы, а на деле девушки, что младше меня на пятнадцать лет.

— Мать захотела в пустой части сада выстроить террасу и беседку с фонтаном. Заказала проект, наняла рабочих, — разномастная бригада, и западники и северяне были, большая часть — южане. Все под ней прогибались и слушались, звериным магнитом давила, ходила проверять и указывать раза по три за день. Наслаждалась обожанием… возвращалась довольная, сияла как слюнями обмазанная.

— Фу.

Злата выказала, а я про себя поморщилась. И про убитых детей подумала, — не только в обожании дело, наверняка контролировала, чтобы работники с лопатами по дури не сунулись в другую часть сада.

— Мне на все дни работы выходить запретила, не фиг самцов приманивать, я и послушалась, и нет. Гуляла тайком, наблюдала скрытно, и видела, что нет ничего более отвратительного, чем обычные мужчины. Когда работают — нормальные, а как мать нарисуется, кипятком ссутся, на цыпочки встают и из кожи вон лезут. Все, кроме одного. Явно, что родом с юга, так и приехал недавно — со смуглой кожи загар не сошел, как темное золото смотрелся. Чернявый, кареглазый, мускулистый, — тонкокостный только и ростом с тебя. — Лёна качнула подбородком в мою сторону, а ладонью себе чиркнула о край плеча. — Малек, а сила и энергия аж звенела… пялился на товарищей и не понимал, что с ними. А когда попадал за спину матери, дурачился, и неприличные жесты той показывал. Ну как на такого было не обратить внимание? Я и не знала раньше, что среди мужчин тоже вольные есть.

Злата перебила, попросив пояснить — что за магнит, и что за вольные? Как выслушала, на всю комнатку заорала:

— Великий Морс, гадость какая! У нас тоже нечистые есть, но что бы так!

— Нечистые?

Меня больше всего покоробило от «Великого Морса». Наверное, теперь буду вздрагивать, если сама по привычке упомяну или услышу. Пока Злата в свою очередь начала объяснять, встала с дивана и поставила чайник. Порылась на крохотной полке Вилли в поисках чая и заглянула в холодильник. Подсохшие бутерброды с сыром, вчерашний кефир и два пирожных — будет нам ужин.

— Был день разок, когда южанин демонстративно обедать ушел не к палаткам своим, а за территорию, к дороге. Тошнить, видно, стало от ненормального поведения тех, с кем работал. Я проверила, мать далеко, взяла и вышла к нему… как он подавился, вы бы видели!

Лёна засмеялась таким завораживающе грудным смехом, что меня проняло любованием. Даже лысая, даже в мужском костюме, плоская и широкая — красивая она была именно что как женщина. Моря грации мало, еще и смех как глубокая волна. Рассказ о южанине сам по себе взволновал, я и о своем Толле вспомнила, — типаж многих мужчин жаркого побережья…

— Узнал, что я дочь хозяйки, так и сказал — у такой ведьмы такая богиня? И глазищами своими карими всю обсмотрел, с ног до головы. По-настоящему с восхищением, а не потому что магнит, да я его и не задействовала. Это чувствуется. А на следующий день внезапно Нольд приехал, на выходные. Мать бесилась, что спрятать меня не успела, но выгнать его не могла, мы наболтались, часами вместе просиживали… он мне про будущее говорил, что дотерпеть только до совершеннолетия, в столицу заберет — там дело, там друзья, настоящая воля. Вытащит из плена, едва закон позволит. И уехал в воскресенье вечером. Рабочие вернулись в понедельник. Я три дня промаялась, так злость взяла, что жизнь мимо проходит, и свобода вместе с братом исчезла. Все теряю, до всего ждать надо, а как фонтан достроят — так и южанина больше не увижу. Единственного, с кем рядом можно воздухом подышать!