Жена для отщепенца, или Измены не будет

Глава 52

Вернувшись в дом, супруги заключили меж собой договоренность.

- Слугам лучше ничего не рассказывать, - сказал Ланнфель, пройдя по ступенькам крыльца, и толкнув дверь коленом - Смотри, Эмми, не протрепись. Мужики наши боязливы! Возчик уже по дороге хотел дёру дать от погоста, да и остальные... Кора, вроде, выдержанна, а однако же, и её волновать не стоит. Тем более, однажды она уже пострадала от нежити, и вряд ли желает повторения. Так что...

Льерда удивленно и негодующе воззрилась на мужа:

- Ты за кого меня принимаешь, за дуру? Либо за трепушу? Я - могила, Приезжий! Сам смотри, не распусти язык. Ох... Как же, всё равно стыдно мне! Стыдно мне, миленький так, словно в людный день на городскую площадь вышла голая. Вот же я идиотка, каких мало! Ты - то хоть меня простил?

Перемешав с кашлем ехидный смех, вольник поставил драгоценную ношу на толстый, жесткий ковер, прикрывающий пол в холле.

- Да не идиотка ты, - начал добродушно объяснять - И прощать мне тебя не за что, Серебрянка! Слушай... а ты что, и верно, вот так меня ревнуешь?

Льерда пожала плечами:

- Ну да. Ревную. А что мне ещё делать? Проснулась, тебя нет. Думала, ты внизу завтракаешь там, или что... Спустилась, а Кора говорит: "Нет, он на улицу вышел." Я и пошла тебя разыскивать. За угол повернула, а ты какую - то бабу тискаешь! Диньер! Да меня зло взяло. Вот так, среди дня, да ещё в нашем доме! Хоть бы, думаю, скрывался что ли... Ну и...

Магичка, густо побагровев, прикрыла лицо ладонями.

Ланнфелю стало... тепло.

Нет, сейчас дом и так был хорошо натоплен, новые печи и камины работали на совесть, а все живущие в имении не жалели дров, соблюдая строгий приказ Хозяина.

Тепло льерду было по другому. Внутри! Как будто в самом его теле затопили теперь маленький каминчик или железную печурку, полную отличных, сухих, коротких деревянных обрубков, плачущих смолой и дышащих жаром.

Либо, может быть, влез под сердце теплый кот, да и согрел протравленную разными пакостями, остывшую душу мягкими, толстыми боками.

Желая тут же поделиться этим теплом с той, которая его и оживила, вольник крепко притиснул к себе Эмелину.

- Колючка моя, - прошептал, склонясь и прижавшись щекой к теплой макушке - Нечего ревновать. И не к кому, Эмми. Одна ты у меня, навсегда одна... Тысячи раз уже тебе говорено, не будет измены. Не позволю ни себе, ни тебе. Тебе - особенно.

Поймав вопросительно - недоуменный взгляд жены, кратко кашлянул:

- Видишь ли, дорогая моя Эмелина Ланнфель... Дело в том, что если я, допустим, имею на стороне некую пассию, то это Я её имею. А вот если ты схлестнешься, скажем, с неким Ригзом, это значит, что имеют МЕНЯ. Впрочем, данное положение вещей я тебе уже как - то объяснял...

Льерда отняла от лица руки, и протяжно завыла:

- Ну всё, толкнул мужик телегу задом, заскрипела! Каким же ты иногда бываешь нудным, Диньер... Тырырыры, аки дождь осенний.

Терпеливо выслушав сей короткий, но пламенный спич, вольник расхохотался.

На все эти шумы и смех в холл вышла Кора. Видимо, заключительная часть содержательной беседы супругов всё таки достигла ушей горничной. Так и было, скорее всего, потому что та, хоть по своему обыкновению сдержанно, а улыбалась, редко дёргая уголком рта, стараясь изо всех сил не прыснуть со смеху.

- Прикажете накрывать завтрак, льерды?

- Попросим, - кивнул вольник - Есть, и вправду, охота.

Трапеза прошла ровно и уютно.

За спокойствие этих минут, да и всего последующего дня надо было благодарить именно Ланнфеля! Если вернее, то ту самую договоренность держать рот на замке, не создавать шумихи, нервируя слуг и самих себя.

После завтрака же, отправив мужа подремать, сама льерда убежала в кухню, несмотря на приказы супруга идти с ним.

- Я, миленький, не устала, - авторитетно заявила она - Пойду Коре и Тине помогу, да тесто на вечер поставлю. Хоть отвлекусь. Готовка меня здорово успокаивает! А ты иди, поспи. Вымотался весь, я ведь вижу... Иди, иди, Приезжий. Я приду потом. Обещаю.

Раздраженно плюнув, Ланнфель всё же последовал совету супруги.

Ещё пока поднимался по лестнице, про себя костерил несносную Серебрянку на чём свет стоит!

- Вот же баба! Вот же дура... Без неё там не справятся, в кухне! Везде надо нос свой сунуть, тоже мне, Правительница кастрюль, тарелок и огрызков... Не устала она, как же! Измотала и себя, и будущего наследника поездками, заботами, да орами своими. Нет бы сидеть на жопе ровно, как другие бабы! Так ведь никак... И всё мне... мне назло. Но, однако же... как... как ревнует...

Остановившись перед дверью спальни, вольник положил руку на теплое дерево и улыбнулся.

Думать о том, что Злючка - Колючка в самом деле готова за него в огонь, в воду, в любую поездку и драку... было приятно.

Равно, как и принимать заботу Эмелины. Неловкую, неуклюжую, но искреннюю и уютную.

Беспокойство за него, паршивца и убийцу, напоминало сладости, купленные на последние деньги одинокой матерью, дабы порадовать ребятишек под праздник. Либо же теплые носки, связанные бабушкой, полуслепой, дряхлой, путающей петли и нитки, надетые трясущимися, узловатыми, сухими руками на маленькие ножки внука...

Забота эта была именно теплой... Живой.

Однако, всё же не стоит Эмелине так усердствовать! Во вред себе - не надо.

Только лишь перешагнув порог спальни и повалившись в постель, Диньер понял, насколько была права Серебрянка!

Он и впрямь вымотан. Выжат, ровно старая тряпка, которой трут полы. Или кухонный стол. Широкий, выщербленный по краям, весь в зарубках от ножей и бледных пятнах от соусов, с вбитыми в трещины остатками мучной пыли...

Поудобнее устроившись в постели, Диньер прикрыл глаза, приказав себе не засыпать глубоко.

Но, прислушиваясь к тиканью часов, шороху снега за окном и спокойному дыханию дома, недолго посопротивлявшись, впал в глубокое, тяжелое забытьё...

...Открыв глаза только тогда, когда льерда Ланнфель, присев на край постели, обдала его слабым ароматом выпечки и домашнего мыла.

- Диньер, - громко зашептала она, осторожно касаясь плеча супруга - Там шерохтит что - то в купальне... Ну, в той самой. За досками. Может, сходим? Посмотрим?

Резко содрав с себя остатки сна, льерд резко сел в постели, свалив на пол подушку и смяв покрывало.

- Который час, Эмми? - "гхыкнул" сухим от сдавившей его дремы горлом.

Эмелина же, покосившись на большой, выпуклый циферблат блестящих новизной настенных часов, подняла повыше горящую свечу:

- Почти полночь, милый. Без двух минут...

Глава 53