Пепел и пыль

— Ты чего? — ошарашено спрашивает Родя.

Я вздыхаю и поднимаю на него глаза.

— Просто.

Родя отвечает мне вопросительным взглядом. Внутри меня приятным теплом разливается всё то, что к высокому, нескладному пареньку испытывает Аполлинария. Чувства, совсем непохожие на те, что связывают её и Алексея. В этих больше заботы и привязанности. Когда я оказалась в теле своего предка впервые, я посчитала, что Родя — всего лишь друг Аполлинарии, даже не лучший, а скорее приятель, товарищ, соратник. Но теперь я, кажется, понимаю, в чём дело: чувства к нему для суровой защитницы — сундук с сокровищами, который прячут не только от чужаков, но и от себя самого.

И я не знаю, как закончится сегодняшний день, даже боюсь гадать. Но в одном уверена — Родя останется целым и невредимым независимо от цены, которую мне придётся за это заплатить.* * *

На первом этаже штаба и яблоку негде упасть: стражи, кураторы, инструктора, представители дружественных миров заполнили собой внезапно кажущееся мне крошечным помещение. Но в этом есть и свой плюс — никто не обращает внимания на очередную защитницу в бальном платье, даже если она прижимает к груди небольшой кулёк и подозрительно оглядывается по сторонам.

Я говорю Роде, что встречусь с ним уже на месте, и раньше, чем он успевает задать вопрос, проскальзываю к лестнице, ведущей на второй этаж. Там, ломясь во все двери, нахожу пустую комнату, чей хозяин отсутствует, наверняка уже толкаясь на первом этаже вместе со всеми и предвкушая бал, где он или она будут отдыхать, танцевать и делать всё, чего бы не стали делать, если бы знали, что меньше чем через час их жизни будет угрожать реальная опасность. Высвобождаюсь из платья и неаккуратно примотанного лоскутами ткани к ногам оружия и некоторое время так и стою в одном белье, наслаждаясь свободой. Затем надеваю подарок Риса. Вытаскиваю цветы из волос, оставляя гребень, удерживающий всю копну на правом плече. На поясе за широким кроем блузона с помощью специальных крюков цепляю пистолеты, кинжалы и несколько подготовленных Рисом мешочков с магией.

Теперь из отражения в зеркале на меня смотрят уверенные глаза, и я не понимаю, как так получается, если всё, что одолевает меня внутри — это леденящая душу паника.

— Что за…?

Я вздрагиваю, быстрым движением снимаю пистолет с пояса. Две чужие руки взмывают вверх вместе с тем, как я разворачиваюсь на пятках.

— Бен? — не знаю, кто сейчас удивлён больше: он или я. — Что ты здесь делаешь?

— Это моя комната, — опуская руки, констатирует Бен.

Я, впервые за время присутствия в этом помещении, оглядываюсь. И действительно, всё здесь мне знакомо, как гостю, и ранее бывавшему здесь.

— Да, твоя — констатирую я. Прячу пистолет образно за блузон. — Мне нужна была пустая комната, чтобы переодеться, и я даже не заметила, что выбрала твою.

Хватаю платье, брошенное на кровать. Комкаю его, думая о том, что найду другое помещение, где его можно будет спрятать. Но почему-то не ухожу, несмотря на то, что Бен не преграждает мне путь.

— Мне тоже страшно, — говорит Бен, нарушая повисшую паузу. — А ведь я однажды разнимал драку двух подвыпивших оборотней. Один мне тогда об голову бутылку дорогого коньяка разбил, а потом её же осколком полоснул по рёбрам. — Бен касается своего правого бока, того самого, где, как я помню, у тела настоящего Бена есть татуировка. — Я возвращался в штаб пешком, потому что не было сил открыть портал. Еле передвигал ноги, придерживая рану, чтобы печень не вывалилась. Марте пришлось зашивать меня на скорую руку, да ещё и новый наркоз оказался слабым, так что где-то на середине операции я проснулся и… В общем, ты можешь представить, как несладко мне было. И я в тот день чего только не чувствовал. В какой-то момент даже подумал, что всё — конец. Но даже такой исход меня не пугал. А сегодня…

— Ты ответственен не столько за себя, сколько за сотни других жизней: настоящих и будущих, — произношу я. — Наверное, в этом всё дело.

И хотя в ответ мне Бен пожимает плечами, я понимаю — он со мной согласен.

— Что на тебе надето? — спрашивает он, осматривая наряд, предоставленный мне Рисом.

— Ты будешь смеяться.

— Если ты не объяснишься, я так и так буду.

— Рис решил, что будет здорово, если у нас будет униформа.

— А ещё такого костюмчика не найдётся? — Бен дёргает воротник рубашки. — Всё удобнее, чем этот ужас.

Я бы не назвала так синий костюм с белыми вставками и чёрной рубашкой. Подол пиджака чуть удлинён, а вместо галстука на шее повязан платок. Туфли с острыми носами начищены до блеска. Я даже замечаю золотое кольцо на мизинце.

Кто-то явно готовился к сегодняшнему мероприятию.

— Не неси ерунды, ты прекрасно выглядишь. Я узнаю старого доброго Бена — любителя покрасоваться.

Сначала Бен пытается скрыть улыбку за покусыванием нижней губы, но, в конце концов, сдаётся: показательно поправляет манжеты, проводит пятернёй по волосам.

— Вы можете забрать моё тело, но отнять чувство стиля — тут уж нужно хорошенько постараться, — говорит он самодовольно.

Я закатываю глаза, демонстрируя ему своё привычное отношение к подобным высказываниям, а сама вспоминаю сегодняшний сон; ту его часть, в которой присутствовал Бен. Он был так уверен в своих словах, когда говорил, что он мне нравится, а я так мямлила, что даже во сне сама себе не поверила.

Так и сейчас. Смотрю на Бена и что-то чувствую… Возможно, дело в Аполлинарии и её нежных чувствах к Алексею?

Пожалуйста, пусть дело будет именно в этом.

— И сколько оружия ты взяла? — спрашивает Бен.

Одной рукой, изловчившись, приподнимаю блузон, демонстрируя ему пояс с двумя пистолетами и кинжалами.

— Знаешь, такое чувство, что даже если бы я обвесила себя всем имеющимся в штабе, этого бы не хватило, чтобы чувствовать себя в безопасности.

Пока платье в моих руках окончательно не превратилось в мятый кусок ткани, я бросаю его на кровать. Бен следит за этим действием неотрывно. На несколько долгих секунд он останавливает взгляд на платье. Затем подрывается с места, берёт его, встряхивает и в расправленном состоянии аккуратно кладёт обратно.

— Эх, коротышка, — вздыхает Бен, поправляя складку на юбке платья. — Никакого уважения к чужому труду.

— Извини? — вопросительно произношу я.

Бен хмыкает. Своей цели он добился — пристыдил на ровном месте, и теперь доволен. И всё-таки я понимаю, что все его слова я теперь воспринимаю иначе. Поцелуй, как бы я не надеялась, бесследно не прошёл.

Интересно, а что сам Бен? Большого ли ему труда стоит не поднимать тему, на которой он сам же и поставил табу? Или только мне это не даёт покоя?

— Когда Христоф придёт? — спрашивает Бен, оставляя платье и делая несколько несмелых шагов в мою сторону. — Когда всё начнётся?

— Рис наведёт портал для химер в бальный зал после первого танца.

— Что мы будем делать? Каков план?

— Не дать Рису убить Авеля. Дед — его главная цель. Не думаю, что Рис будет убивать стражей, если только те сами не встанут на пути его мести.

— И всё-таки я не понимаю, почему ты не хочешь просто убить его. У тебя уже было столько шансов! Ведь это бы всё остановило!

Я качаю головой.

— Одна смерть спасёт те самые жизни, о которых ты всё время говоришь, Слав, — продолжает Бен. — По-моему, это вполне себе честная сделка. — Бен делает паузу, облизывает губы. — Ты нашла, где Рис носит Нити Времени?

— На запястьях я не видела. Может, где-то под одеждой прячет, или они вовсе привязаны к его ноге, например…

— А что насчёт амулета? Он при нём? Ведь в амулете сейчас, должно быть, приличная часть его силы хранится. Он же всю жизнь её туда собирал по крупицам, помнишь? Не хочешь убивать, так, может, разделим его с любимой безделушкой, а самого скрутим — и в тюрьму?

Амулет… Я напрягаю память и вспоминаю, что видела, как знакомый треугольник выглядывал из-за ворота рубашки благодаря паре расстёгнутых пуговиц.

— Амулет Рис, кажется, никогда не снимает, — отвечаю я. — Носит на шнурке на… — Замолкаю, когда осознаю всю нелепость наблюдений. Хлопаю себя по лбу и даже издаю лёгкий смешок. — Не на шнурке, а на Нитях Времени, — поясняю для Бена, который всё это время смотрит на меня с интересом. — Амулет висит на Нитях, потому что в нашем времени он был единственными доступными для проведения ритуала останками. Не стал бы Влас выкапывать дядюшкины кости из земли!

— Да и не смог бы. Всех стражей кремируют. — Бен о чём-то на секунду задумывается, отводя взгляд в сторону. Затем передёргивает плечами и снова возвращается ко мне: — Тогда попробуй разбить амулет. Правда, не знаю, как ты это сделаешь, не разорвав Нити.

Похоже, как бы я не старалась, Христофа ждёт один конец. Вот только проблема в том, что раньше Христофа убивать я не хотела по принципам морали, — кровь не может оправдать кровь, — то теперь я попросту не могу позволить этому случиться.

Рис, которого я знаю, не заслуживает смерти.

По штабу разлетается звон колокольчиков. Из памяти Аполлинарии я вылавливаю этот звук как объявление об открытии портала в бальный зал и запуске гостей. А это значит, и нам с Беном пора присоединиться к остальным.

— Я пойду первой, — говорю я, направляясь к выходу. — Не стоит лишний раз делать акцент на том, что Аполлинария и Алексей общаются. У меня ещё после последней встречи с одной из твоих воздыхательниц щека ноет. Да и Родю нужно найти.

Я прохожу мимо Бена, но он успевает схватить меня за руку — не за запястье, а за пальцы.

Цепляется, как за ускользающее спасение.

— Будь осторожна.

Я киваю. Хочется ответить Бену, но все нужные слова застревают в горле, когда в голову приходит мучительная мысль: а что, если это последний раз, когда я вижу его живым? Я дёргаю наши руки на себя. Бен делает непроизвольные шаги вперёд, приближаясь. Теперь, когда расстояние между нами измеряется не длиной, а теплом, которое его тело передаёт мне, а моё — ему, я обнимаю Бена свободной рукой за корпус и утыкаюсь носом ему в ключицу.

Мне бы сказать, пусть он тоже не делает глупостей, но я чувствую — открою рот и сразу расплачусь. А Бен, похоже, и так понимает всё без слов. Его свободная рука ложится мне на плечи, прижимая к себе сильнее.

— Да, я тоже постараюсь, — говорит Бен.

И я чувствую — он улыбается. А я разве что не вою. Как мне сохранить ему жизнь? Как уберечь Нину, Родю, Васю? Как остановить Христофа, не убив?

Со мной сейчас огнестрельное оружие и ножи, а также сила тренированной годами защитницы, но всё равно я чувствую себя беспомощной.

— Пора идти, — первым отстраняется Бен.

Объятья прекращает, но руку мою не выпускает. Тогда я пользуюсь этим: снимаю с пояса один из ножей и вкладываю Бену в ладонь. Он делает слабые попытки сопротивления, но я сгибаю его пальцы в кулак.

— Здесь я хранитель, забыла? — горько усмехается Бен. — Ты доверишь профану холодное оружие?

— Не ему, а парню, что сидит внутри, — настаиваю я. — Он не просто защитник, а оперативник команды «Альфа». Вот ему я бы и собственную жизнь доверила.

Это работает. Уверенность в собственных силах едва заметным блеском наполняет Бенов взгляд. Он примеряет нож в ладони и, убедившись в том, что тот годен для самообороны, прячет его за жилетом и пиджаком. Затем открывает рот, чтобы что-то сказать, но я перебиваю его: