Не родись красивой

Глава 12

Митя, пока бежал, очень надеялся, что Костя пришел в себя, и не звонил его родителям. Но увидев его лежащим на полу без сознания и рядом заплаканную Катю, выхватил телефон. Сразу отозвался Костин отец, пришел в волнение и прокричал: «У него в нагрудном кармане куртки таблетки, они восстанавливают работу мозговых клеток». С трудом втиснул под язык Кости спасительное лекарство и ободряющими возгласами успокаивал девушку. Ее руки тряслись, но крепко сжимали Костино тело, а голову она прижимала к груди. На предложение Мити отнести его на кровать, Катя отчаянно запротестовала, а немного погодя жалобно спросила:

— Как думаешь, ему не холодно на полу?

Откуда-то Мите пришла уверенность, что все обойдется с другом, поэтому решительно забрал его из ее рук и понес со словами: «Какой тяжеленный!» Бережно уложил. Оба стояли над ним. Катя вцепилась в его руку, но уже упокоилась, перестала дрожать. Сказала только:

— Я чуть не умерла. Если бы не ты…

Наконец Костя открыл глаза, неуверенно глядя на них, проговорил:

— Как вы странно на меня смотрите…

Потом они будут его корить, ругать, что не предупредил их насчет таблеток. А тот будет оправдываться, говоря, что такое с ним приключилось впервые после клиники. Да и не хотел их пугать. Поняли, что его предупреждали и он не очень удивлен своим обмороком. Помогли ему раздеться, уложили в постель. Катя встала на колени, одну руку положила на его голову, другой целовала его ладонь. Митя принес из столовой горячего чаю и булочки. Смотрели с Катей, как он, приподнявшись, поглощает еду и питье. Пока Костя не сказал, передав стакан Мите:

— Катя, прости, что напугал тебя. Испортил тебе настроение.

Митя отметил, что Катя при этих словах держалась мужественно, наверно, потому, что видела: с ее любимым все в порядке. И потому, наверно, что убедилась: он заботится о ней больше, чем о себе, своем состоянии. Костя отправил их на ужин, сказав, что будет спать, что у лекарства есть снотворный эффект.

В коридоре Катя потянула Митю в сторону, к окну и, головой уткнувшись ему в грудь, тихо заплакала. Его сердце дрогнуло, как-то необычно заныло, и он обнял ее, ласково утешая. Самому становилось легче от такого объятия. Как им показалось, они постояли, обнявшись, недолго. Мимо них проходили люди, а они не обращали на них внимания: так было хорошо и покойно на душе у обоих.

Но, видимо, времени прошло немало, когда они вошли в столовую. На них странно смотрели, пока они усаживались за свой стол. Да и вполне объяснимы были эти взгляды, переглядывания, шушуканья. Елизавета Сергеевна сочувственно ухаживала за ними. На ее невысказанный вопрос Митя покивал головой, дескать, все хорошо. На Катю она старалась не смотреть, так она выглядела жалко.

— Что думаете делать? Наверно, вернетесь домой?

— Да нет, Косте нужен покой. Завтра, думаю, он придет в себя, да, Катя? — Дождавшись ее кивка, Митя задумчиво поглядывал на нее. — Утра вечера мудренее — как хорошо и правильно сказано!

Решили сдвинуть кровати в Костиной комнате, чтобы Катя была у него под рукой. А Митя лег на диван, который ему помогли принести из коридора. Только так, втроем, думали они оба, им будет легче преодолеть пережитое потрясение. Уснули, не думая ни о чем: ни о доносившихся откуда-то звуках музыки, ни о беспокойстве медперсонала. Иногда с беспокойством кто-то заглядывал в их дверь.

Утром, проснувшись, Катя испугалась, не обнаружив рядом Кости. Умылась, причесалась и побежала его искать. Его фигуру увидела вдали, у ворот дома отдыха. Оба побежали друг другу навстречу. Обнялись. Несмотря ни на что, оба были предельно счастливы. Весь день ни на минуту не расставались.

После обеда женщине-организатору удалось затащить их троих в небольшой зал, где силами отдыхающих был организован концерт. Отдыхающие были в основном люди искусства, пели, читали стихи. Женщина-затейник вдруг обратилась к Мите и Косте:

— Ребята, поддержите наш концерт-экспромт, наверняка, и вы сможете внести свою лепту.

Катя испугалась, что ее мужчин нельзя будет уговорить и что просьба обернется неудачей, от которой всем будет неловко. Каково же было ее удивление, когда Митя встал и спокойно ответил:

— У нас с Костей есть опыт участия в художественной самодеятельности. Поэтому вспомним юность, друг мой!

И Костя тоже улыбнулся. Весело переговариваясь, они подошли к роялю, подвинули еще один стул и вдвоем заиграли знакомую мелодию. Катя видела, как все оживились, и сама была поражена, как в четыре руки ребята исполнили вначале знакомую мелодию «Я танцевать хочу» из знаменитого мюзикла. Затем Митя запел, видимо, арию профессора Хиггинса, который утверждал, что никакая женщина не войдет в его жизнь. Наступила очередь Мити и красивым баритоном он спел любовную арию Фредди. И все это исполнялось на английском языке и в пародийном духе. Друзья закончили свое выступление той же музыкальной темой — о том, что Элиза Дулиттл хочет танцевать. Катя видела фильм с великолепной Одри Хепберн еще девочкой в видеозаписи, и с тех пор не раз слушала музыку мюзикла в разных вариациях. Недаром на протяжении всей сознательной жизни ее музыкальная грамотность постоянно развивалась благодаря существованию рядом с занятиями сестры. Эта исполненная красивыми парнями шутливая и очень оригинальная интерпретация знакомой всем музыки восхитила аудиторию, им громко хлопали.

Кате была в восторге от того, что ее друзья оказались такими талантливыми. Они были прекрасны! И она ими гордилась, горячо аплодировала вместе со всеми. Костя с Митей раскланялись и уже подходили к ней, улыбающиеся, но затейница их остановила, говоря в микрофон:

— Ребята, вы со своей спутницей пришли, такое ощущение, что вы оказываете на нее свое влияние, как Пигмалион на Галатею.

Костя нахмурился и, собираясь сесть рядом с Катей, приостановился. А Митя — и это был Митя, посерьезневший, способный не просто парировать даме с микрофоном, а решивший поставить ее на место — громко сказал, чтобы все в зале услышали его:

— Если хотите, то можете узнать, кто из нас на кого оказывает влияние. Катя, — обратился он к растерянной девушке, — исполни что-нибудь, пусть публика поймет, что я имею в виду.

Катя сначала недоуменно смотрела на Митю, серьезен ли он или шутит, предлагая ей выйти и выступить, как только что они сделали без всякого затруднения. Потом взглянула на Костю, увидела тревожное выражение на его лице — и поняла, что она должна принять вызов. Про себя, пока шла к сцене, подумала: «А ведь опыта художественной самодеятельности у меня нет — как нет». Но ради Мити и, конечно, ради Кости ей придется этот опыт приобретать.

В наступившей тишине она попросила подать гитару, ей услужливо поднесли стул. Катя решила, что уместнее всего спеть любимую песенку. Знала, что ее скромному, неразвитому голосу она больше всего подходит. Да и гитара здесь лучше всего пришлась бы ей, самоучке, хотя смогла бы аккомпанировать себе и на пианино. Кроме того, ей хотелось спеть так, чтобы еще раз признаться Косте в своей любви. По той тишине, в которой звучал ее голос, она поняла, как нравится всем ее пение, ведь в зале главным образом сидели женщины, которым так близки были слова «Песни девушки из таверны». В ней в начали в конце звучали слова: «Моей любви ты боялся зря…». И она не копировала известных исполнительниц, а вкладывала свой душевный опыт в эту чудесную песню Новеллы Матвеевой. Последние строчки песни она спела так тихо, что аккомпанемент гитары подчеркнул саму красоту мелодии и ее трели без слов.

Зал сначала молчал, потом раздались аплодисменты, кто-то даже крикнул «браво!», но Катя смотрела на своих мужчин, которые одни только стояли и одни только не хлопали к ладони, как все остальные. Ей показалось, что она как будто видит впервые их лица, как тогда — в театральном гардеробе. Ее восхищение при взгляде на них вспыхнуло с новой силой. Не чувствуя под собой ног, она двинулась к ним, зная, что сейчас встреча с ними закончится по-другому. Ведь она была другая, и они изменились. Подошла, получила поцелуй в щеку от Мити и остановилась перед Костей. Он наклонился, приобняв, проговорил негромко: «Я не боюсь твоей любви». Митя услышал и засмеялся, рассмеялись и Катя с Костей.

К ним подходили отдыхающие, хвалили, подошла и женщина-затейник. Извинялась, что не предупредила их о своей просьбе, оправдывалась. Костя и Митя смотрели на нее с неприязнью. Кто-то из молодых женщин отозвал Митю в сторону. И Катя наконец смогла остаться наедине со своим любимым мужчиной. Он смотрел на нее как-то по-особому, держал за руку и говорил слова, такие дорогие ей в эту минуту:

— Катюша, когда я слушал, как ты поешь, я тебя так любил… не так, как до этого… намного больше.

— Костя, а сейчас перестал и любишь, как раньше? — попыталась пошутить Катя.

— Я понял, почему полюбил тебя. Ты была такая чудесная… такая настоящая.

Голос его дрогнул. Это была минута, которую Катя никогда не забудет, сколько бы времени ни прошло, и, вспоминая свое ощущение от этих слов, будет чувствовать полное — через край — счастье.

Подошел Митя.

— Ну что, он ВСЁ сказал?

— Да, сказал, но не целовал, как ты. — Катя шутливо ткнула пальцем в свою щеку.

— Я тоже скажу. Прости меня, Катя, что поставил тебя в такое положение. Я надеялся, нет, я знал, что ты сможешь… и все равно ты удивила меня, нас… Нет, поразила. В самое сердце.

Костя на эти слова Мити, изображая возмущение в голосе, произнес: «Правильно, что извиняешься!»

Но Митя еще не закончил и продолжал:

— Всегда знал, что ты такая… Настоящая, необыкновенная…

— Митя, как же вы с Костей похожи! Одинаково реагируете на все… Ну, вы меня извините, оставлю вас — мне надо в дамскую комнату.

В туалете наткнулась на группу женщин и, пока мыла руки, смущенно слушала их похвалы, а одна из них, что стояла поближе, тихо спросила:

— Как тебе удалось познакомиться со своими друзьями?

— Случайно, так сложилось.

— Ну, все-таки, как?

Другие особы прислушались и, тоже не обладая тактом, с нетерпением ждали ее ответа. Кате было неудобно отказаться от ответа.

— Костя после аварии лежал в больнице, где я работаю. — Нехотя продолжила. — А Митя его навестил. Вот так и подружились. Извините, меня ждут.

Выходя, услышала, как кто-то протянул восхищенно: «Вот повезло девчонке!»

Катя почувствовала, как ее окатила волна страха. Непроизвольно остановилась, подошла к окну, у которого совсем недавно плакала, прислонившись к Мите. Невольно задумалась: «Да, все время ей не везло в жизни, а тут…» Пришло вдруг какое-то тягостное предчувствие, оно заставило не на шутку испугаться. «Что такое? Почему я так расстроилась? Ведь все хорошо…» Но сердце почему-то сжалось в непонятной тревоге.